рассказ
Мона Чобан
На улице стало темнеть. Только свет лампочки блестел на снегу. Снег грязный, мокрый, серый. Но на детской площадке он не тает уже второй день. Детская горка похожа на трамплин для лыжников. Отблески лампочки на снегу освещают даже окна. Хорошо, что я успел добраться сюда до обеда. Как-то все скованно. А здесь тепло и так уютно держать ее маленькую руку.
Она открыла глаза. Посмотрела на меня.
Вроде бы снова хотела что-то сказать.
— Ты только скажи маме, чтобы не ругалась. Я сейчас приду.
— Да, да, скажу, скажу. Не бойся. Все скажу.. — я торопился успокоить ее. Мне хорошо был виден ее страх. Ей очень хотелось мне рассказать что-то важное, и я старался ей не мешать.
— Я ненадолго вышла, но мне было так хорошо, что я даже забыла вернуться домой. И осталась на улице. Знаешь, я не плохая. Я за папой вышла, проводить его. Очень люблю, когда папа утром выходит, пройтись с ним по улице. Так просто, рядом с ним. Проводить его до трамвая. Посмотреть, как он залезет в трамвай вместе с другими людьми. Вот он входит в трамвай, достает свой билет. И тогда я отворачиваюсь и иду обратно. Иду медленно по улице и оглядываюсь, а иногда подскакиваю на правой ноге, потом на левой. Пока не дойду до дома. Но мама всегда меня ругает. Ты слышишь, скажи ей, пусть не ругается. Ты ей скажи, что он был со мной. Что я ничего плохого не делала.
— Скажу, скажу, не бойся. Только поешь еще немножко, — ее не нужно было уговаривать, но мне как-то очень хотелось позаботиться о ней, приласкать, успокоить.
— Да кушаю я, кушаю. Вот все доем. Только чтобы она на меня не ругалась. Мама никогда меня на улицу одну не отпускает. А что со мной там случится? Ничего. Меня ничего не пугает. Я смелая девчонка. Ведь если ничего не боишься в себе, то как можно другого бояться? Нет ничего опасного ни на улице, ни на лугу.
Летом в деревне она снова мне ничего не разрешает. А там так много народу! Знаешь, мне там, в деревне, один мальчик приглянулся. Он очень красивый. Но ты только маме не говори. Такой высокий, немножко худой, и глаза у него как у змеи — пестрые. Но мне он нравится. Он потом, когда в армию пойдет, станет большой и красивый. А когда вернется, может, и поженимся. Знаешь, как он на меня смотрит. И когда на речку ходим, он всегда рядом идет. И всегда со мной купается. Однажды ребята разожгли костер, чтобы одежду высушить, а он сел рядом и держал над огнем мне платье. Но в общем-то он молчун. Ничего не говорит. Он всегда такой молчаливый. Наверное, деревенские все такие.
Мона ЧОБАН
Не везет им со словами. Не как городские. Городские очень красиво говорят, но обычно врут. И сразу видно, что врут, и мне становится неинтересно. Поэтому и Игнат мне нравится больше, чем городские ребята. А как хорошо звучит — Дэнка и Игнат. Игнат и Дэнка. Только мама чтобы не узнала, она такая. Не знаю, что я ей сделала, но она все время меня ругает. Даже если я ничего не делаю, она все равно бурчит. Папа такой добрый, миленький человек. И он как Игнат — вернется домой и молчит. А мама — говорит, говорит, говорит. А он слушает. Может, и не слушает, но молчит, и вид у него такой серьезный. А она все равно недовольна. То я что-то не так сделала или, наоборот, что-то лишнее сделала. Что происходит, даже не понимаю. В прошлом году мама другая была. Когда папа в командировку уехал, всего три дня его не было, и потом он вернулся, вот тогда все и изменилось. Вернулся папа среди ночи. Они заперлись в их комнате и долго разговаривали. Так тихо говорили и твердо. Она говорила, потом он говорил, потом мама плакала, а потом оба плакали по очереди. Что произошло в ту ночь, я так и не поняла, но с тех пор все изменилось. Папа стал молчать, а мама бурчать. Она теперь всегда недовольна. Но ты ей не говори, что я тебе про это рассказала. Ведь это дела семейные. Я знаю, что про это мне нельзя рассказывать, но мне не хочется так, не нравится мне все это. Все время хочется с кем-то поделиться. Ты только не говори, что я тебе жаловалась. — она задрожала. Она лежала, закутанная в простыню, закутанная в свои мысли и страхи.
— Не буду, не буду. Никому не скажу. И маме не скажу. Ты только поешь еще немножко. Ничего ведь не ела весь день.
Почему я так упорствую? Я не знаю другого способа, кроме как покормить и послушать ее. И я продолжаю слушать.
— Ну вот видишь, я кушаю. А, и ты такой, как все. Все время бурчишь. Не ругай меня, хорошо? Я сейчас выйду на немножко и снова вернусь. Только чтобы никто
меня за это не ругал. Ведь сейчас лето, день такой длинный, можно немножко погулять. Я выйду, а ты сделай вид, что меня не видел. Я спущусь вниз, к речке. Там ребята рыбу ловят. Игнат, наверное, с ними. Знаешь, как хорошо на речке! Возле берега растут тополя. Они большие, и тень у них такая огромная. В такую жару там так прохладно. Ну, немножко ветер поддувает. А мы с Игнатом садимся на берег и молчим. Когда ребята
рыбу ловят, надо молчать. Иначе рыба пугается и убегает. Она как люди — если услышит сильный шум, убегает. Она же рыба деревенская, а не городская. Мы в городе много говорим, а люди в деревне молчат. Не знаю, почему все так, но так получается. Наверное, потому, что здесь улицы узкие, по обе стороны дома, дома, и нечего смотреть. И когда идешь с кем-то по улице, делать нечего, и можешь только болтать и болтать. А на речке, знаешь, от берега до горы напротив есть такой большой луг. И травка на нем высокая. Только тропинка маленькая, петляет и до речки идет. В середине луга есть дерево — такое огромное, и половина его растет, а другая половина уже отсохла. Нигде больше такого дерева нет. Странное чудо. И когда по лугу идешь, можно много всего рассматривать. Напротив лес со всеми своими деревьями и тенями, и свет там такой необычный между листьев проскальзывает. Поворачиваешь, а сзади речка. На этом берегу тополя, а на другом скалы. Луг такой светлый-светлый, и чем дальше идешь по нему, свет становится сильнее. Но глазам не больно, только очень сильно светит. Как будто тебе дорогу показывает. В этом году лето жаркое оказалось. Солнце печет даже через такое тоненькое платье, как мое. И светит, светит. Ты только маме не говори, что я снова на речку с Игнатом пошла. Хорошо? Я же тебе говорила, она стала такая, что снова будет меня ругать. А я не знаю лучше этого: идешь по лугу, по тропинке, и она становится все светлее, светлее. — она, видимо, успокоилась.
Кожа у нее стала бледной, прозрачной, на губах появилась улыбка. Все лицо ее вдруг стало необычно спокойным. Весь страх исчез.
— Спи сейчас. Спи спокойно.
20.32. Больше никто ее не будет ругать. Никто. Никогда. Я позвонил. В комнату вошла сестра. Она торопилась. Хотя зачем уже торопиться. Сестра погладила ее глаза и позвонила врачам.
А я всегда думал, что моя бабушка Дэнка уйдет рано утром, как дедушка Игнат.
Перевод с болгарского