Гость редакции khabarovsk.md– Александр Алексеенко, исполняющий обязанности директора Дальневосточного НИИ лесного хозяйства, кандидат сельскохозяйственных наук.
- Александр Юрьевич, наука о лесном хозяйстве сейчас в расцвете?
- Наш институт – это отраслевое подразделение федеральной службы лесного хозяйства. Поэтому мы и развиваемся вместе со своей отраслью, со всей страной. Для лесной науки лучшие времена, конечно, были в шестидесятые годы, в начале семидесятых. Это исторический процесс. Но я то время не застал.
- Сейчас во всем свобода. Может, и для науки такая свобода, которой раньше не было? Отпустили, так сказать, вожжи.
- Если отпустили вожжи, то, пожалуйста, на вольные хлеба. А на вольных хлебах наука не развивается. Наука нужна сильному государству. У марионеточного государства науки вообще нет. Так что все связано с историческими процессами.
- Наша страна лесная, и, по логике, таких институтов, как ваш, должно быть много.
- Страна-то лесная, однако аналогичных институтов у Рослесхоза всего пять. Но еще есть институты академии наук. Наша зона - весь Дальний Восток, Сибирь и даже Хакасия, Тыва, Бурятия.
Направления работы стандартные, еще со времен советской власти. Мы занимаемся классическим лесоводством, лесоведением, лесной таксацией, учетом лесных ресурсов, лесной экономикой, охраной леса от пожаров, защитой леса от вредителей и болезней, рекультивацией лесных земель.
- А лесовосстановление есть?
- Конечно, есть. Но есть такая поговорка, которая, кстати, периодически повторяется в романе Леонова «Русский лес»: рубка леса - это синоним его восстановления. Если мы старые деревья вырубили, значит, на этом месте вырастут молодые.
- Хорошо, начнем конкретный разговор с горяченького - с пожаров.
- Пожары - это естественное природное явление. Они всегда были и будут. Никуда мы от них не денемся. Дальний Восток делится на две зоны. Хабаровский край, Приморье, Камчатка, Сахалин последние пять лет почти не горели. Сами знаете, какие дождливые были летние месяцы. Немножко загоралось на севере нашего края и в Приморье - и все.
Если сравнивать с 1997 и другими годами высокой солнечной активности, то можно считать это мелочью. А в это время в Сибири и в Амурской области дождей было мало. И там как начинались пожары с весны, так и полыхали до бесконечности. Также горели и западные районы Якутии. И никакими мерами такие катастрофические лесные пожары остановить невозможно. Хотя там находились и МЧС со всей страны, и лесники, и были задействованы авиабазы Дальнего Востока.
- А наука как причастна к таким пожарам?
- Наука никак к пожарам не причастна - мы же не поджигаем. Наша наука сугубо прикладная. Из недавних разработок - сделали рекомендации по противопожарному устройству лесов возле объектов экономики. В прошлом году выпустили рекомендации по дополнительным мероприятиям профилактики лесных пожаров во время чрезвычайных ситуаций. Мы обслуживаем насущные нужды лесного хозяйства, лесной промышленности в локальных сферах.
Чтобы не было лесных пожаров, надо содержать лесную охрану, которая занималась бы их профилактикой. В нашей науке есть такое направление - противопожарное устройство лесов. Сейчас мы ищем особенности каждого региона, чтобы эти мероприятия проводить эффективно. Потому что должен быть комплекс мероприятий - и пропаганда, и грамотное устройство минерализованных полос, и снабжение, и содержание пожарных команд.
- А сушняк? А сухостой? С ними что делать?
- Извините, но это дилетантский подход к пожарной ситуации. Главный горючий материал в лесу, который поддерживает пламя, это сухая трава, мох, очёс, лишайники - то есть лесная подстилка. А древесина не поддерживает пламенное горение. Как только убираем источник огня (ту же лесную ветошь), любая валежина прекращает гореть. Можете поэкспериментировать. Сами знаете: осина не горит без керосина.
- А березовая кора хорошо загорается.
- Кора-то загорается. А вы попробуйте найти сухостойную березу в лесу! Нарубите дров и посмотрите, как будут гореть. Сначала из них выжмите воду, а потом они, может быть, загорятся и то после того, как подбросите кедровых или лиственничных дров.
Наш сотрудник - Михаил Афанасьевич Шешуков, заслуженный лесовод России, доктор сельскохозяйственных наук - в свое время разработал классификацию горючих лесных материалов. Она одна из лучших в нашей стране.
Если сказать глобально, то главное в пожарной обстановке - это климат. Человек с пожарами справиться не может. Даже если взять самые богатые страны, те же США - вы видите, как сильно они горят. Снабжение пожарных служб у них кратно превышает наше, но и они не могут справиться. А наши пожарные иногда, бывает, справляются с лесными пожарами.
- Делаете ли вы прогнозы на пожароопасные годы?
- Прогноз можно сделать, но он может и не сбыться. Есть некая зависимость: катастрофические лесные пожары повторяются раз в двадцать лет. Такой лесной пожар в Хабаровском крае был в 1956 году. Следующий - в 1976-м. (В Приморье он был в 1978.) Потом край горел в 1997 г. Помните, как Хабаровск задыхался, все было в дыму? Выгорел тогда Комсомольский район, сгорело все Падалинское лесничество, горел весь Сихотэ-Алинь в верховьях Нанайского района. И вот прошло двадцать лет…
- Так что - пора нам гореть?
- Ждем с года на год. Видите, какая сухая зима! В Приморье уже выгорело более полутора тысяч гектаров. Сейчас горит Хасанский район возле национального парка «Земля леопарда». Там вообще не было снега. Горят дубняки, трава…
- И долго будем гореть?
- Как только в Сибири будет влажно, а у нас сухо - так будем гореть. Поменяется антициклон, наступят у нас влажные годы - изменится пожарная обстановка.
- Лесные пожары – явление все-таки временное. А какая у нас постоянная актуальная тема?
- Интенсификация лесного комплекса. Санкт-петербургским НИИ разработана концепция по интенсивному использованию и воспроизводству лесов, которая работает на северо-западе страны. Есть такое же направление по Восточной Сибири. А Хабаровский край еще не вошел в эту систему, мы над этой концепцией сейчас работаем. У нас все не так хорошо складывается, как на западе страны, - нет необходимых перерабатывающих мощностей, людских ресурсов, чтобы развиваться интенсивно.
- Народное понимание интенсификации простое: скоро весь лес вырубят и продадут за границу.
- Это экстенсивный путь развития, когда мы скачем по лесному фонду, уходя все дальше и дальше в лес… Но мы уже прошли почти весь лесной фонд. Отступать дальше некуда. Максимальная заготовка леса на Дальнем Востоке была в 1978 году.
- Продажа леса в Японию?
- В Японию мы немного экспортировали. В основном было внутреннее потребление – для строительства. 30-40 процентов леса уходило в Среднюю Азию – опять же для строительства. Максимум экспорта был в 2007 году - до кризиса, когда открылись рынки Китая. Вот тогда и развернулся экспорт – и японский, и корейский, и китайский. Потом в кризис заготовка древесины немного уменьшилась.
- А сейчас?
- Рынки меняются. Япония постепенно отказывается от переработки древесины, потому что это шумное и вредное производство, выносит свои производственные мощности в Китай. И главный потребитель нашей древесины – Китай.
- Но это же экстенсивное производство?
- Да, экстенсивное. Мы осваиваем новые территории. Фактически все леса у нас рубятся впервые. Особенно на севере края. Хотя в Хабаровском и Приморском краях есть отдельные территории, где прошли рубками уже по третьему разу. Сначала там рубили кедр, потом на тех же делянах выбрали кедр и ёлку, потом ясень и дуб.
- А сейчас на что спрос?
- Сейчас пошел спрос на липу. Кстати, на днях в краевой думе обсуждали вопрос о запрете заготовок липы, но не повсеместно.
- Липу Китай требует?
- Липа вообще очень ценная порода. Ее любят китайцы, она идет и на внутреннее потребление. Липой отделывают бани, сауны, из нее делают палочки для еды. В советское время из нее делали чертежные доски. Применение очень разнообразное.
- Почему вопрос о липе возник на законодательном уровне?
- В Приморье было запрещено рубить липу до 2006 года. В Хабаровском крае тоже были выделены запретные зоны. Потом Лесной кодекс эту практику отменил, липа стала обычным промышленным деревом. А этого в принципе не должно быть.
- От кого пошла инициатива на запрет рубок липы?
- Это старая инициатива, она ото всех – и от пчеловодов, и от населения. В Приморском крае вопрос по липе был решен еще осенью. Губернатор сначала решил полностью запретить ее вырубку. Но после долгих совещаний с лесопромышленниками решено было выделить зоны покоя для липы там, где развито пчеловодство. Это 1,2 миллиона гектаров леса, где запрещена рубка липы. Это вошло в Лесной план Приморья, который мы разрабатываем и который скоро будет утвержден.
По Хабаровскому краю и ЕАО ситуация не урегулирована. Но, думаю, также будут выделены зоны покоя липы для работы пчеловодов. А на других территориях будет разрешена рубка только старой липы, чтобы не лишиться этого генофонда.
- Пчеловоды не зря беспокоятся.
- До 1991 года только один Приморский край давал треть мёда в СССР. Сейчас Дальний Восток занимает пятое место в стране по производству мёда.
- Почему так?
- Потому что у нас уникальные запасы трех видов липы и еще 120 видов медоносов. У нас сбор мёда идет весь вегетационный период – с ранней весны до поздней осени. А на западе, как только отцветет липа или гречиха, так пасечник и заканчивает медосбор. Еще скажу: из всех сельскохозяйственных эта отрасль самая рентабельная. И было бы непростительно потерять такой ресурс.
- Вернемся к интенсификации.
- Интенсификация лесного хозяйства на Дальнем Востоке может быть абсолютно комплексной. Наш участок лесного фонда имеет более высокую ценность, чем участок лесного фонда, к примеру, на западе. Потому что помимо заготовки древесины наш участок защищает нерестилища ценных рыб, здесь же занимаются пчеловодством, заготовкой пищевых и лекарственных лесных ресурсов. Причем наша древесина особо ценится на азиатских рынках. К примеру, дуб идет уже свыше трехсот долларов за кубометр. А из него можно делать шпон, развивать мебельную промышленность, которая с 1991 года полностью закрыта на Дальнем Востоке. У нас здесь ясеня 80 процентов от всего его ресурса в стране.
- Ясень еще есть? Разве его не вырубили?
- А куда он денется? Его и сейчас рубят, а он растет. Конечно, прежних «сливок» нет, но это не значит, что нет и возобновления, нет системы.
- А как в эту систему вписываются «черные лесорубы»?
- Их у нас немного, всего 2-3 процента. Их ловили, ловят и будут ловить. У нас ведь почти весь лес отдан в аренду. Попробуйте украсть у частного предприятия – вы до приезда полиции не доживете. Так и здесь.
- То есть вы хотите сказать, что хищнические заготовки древесины ведут не «черные лесорубы», а сами арендаторы?
- От «черных лесорубов» и вреда особенного лесу нет. Вред от неправильных промышленных заготовок. К примеру, возить лес по речкам и не строить лесовозные дороги придумали в 70-е годы, когда появился мощный лесовозный транспорт. Тогда мы и потеряли малые реки и многие нерестилища. При промышленной заготовке леса есть определенные требования, которые надо выполнять. У каждой промышленной структуры есть план освоения лесного фонда.
- А восстановления? У нас есть карта Хорского леспромхоза с посадками молодого леса конца 50-х и начала 60-х годов. А сейчас как?
- Оборский леспромхоз в 1952–1953 годах заготавливал 1,2–1,6 миллиона кубометров древесины в год. Туда вела железная дорога.
- Это уникальный случай?
- Вовсе нет. В Селихинском леспромхозе то же самое было. Сейчас расчетная лесосека по Оборскому лесничеству - 18 тысяч кубометров.
- То есть почти все вырубили?
- Нет. Был пожар 1976 года, и весь молодой восстановленный лес сгорел. Проблема у нас не в заготовке древесины, а в лесных пожарах. Сгорает в 5-10 раз больше, чем вырубается. После рубки лес всегда восстановится, а после пожара не всегда. Особенно страшны вторичные и третичные лесные пожары, когда выгорает и молодняк, и семена, тогда растет только трава. У нас есть такие огромные пустоши – в бывшем Селихинском леспромхозе, где, кроме березы, ничто не растет. Такие же пустоши есть на Нижнем Амуре. Оборский массив: сейчас даже не поверишь, что там был лиственничный древостой по 400 кубометров на гектар. Я сам находил там пни диаметром намного больше вашего стола.
- За сколько лет лес восстанавливается – вырастает деловая древесина?
- Деловая древесина восстанавливается примерно за 160 лет. Чтобы ёлка в таежных условиях выросла диаметром в двадцать сантиметров, надо 100–110 лет, а чтобы перешла в разряд деловой (40 сантиметров), надо 160 лет. Если говорить об эффективном лесовосстановлении: мы сейчас рубили бы древесину, посаженную при царе Николае I, а еще лучше – при Александре II. Поэтому говорить о том, что чем больше посадим, тем больше вырубим… Мы не дождемся той древесины. Возможно, и потомки не дождутся.
- Серьезно?
- Ну, если молодой специалист сегодня посадит тополь, то к его пенсии он вырастет. Но это тополь. Однако если мы переходим на выборочные рубки, то раз в двадцать лет можно заходить на деляну и снимать прирост. В Приморье выработалась система выборочных рубок, но уж сильно кушать хочется, и там заходят на деляны раз в десять лет – то за липой, то за ясенем, то за дубом… Но так нельзя!
- Один умный товарищ рассказывал нам, как японцы на Сахалине занимались лесопосадками, и, дескать, они сейчас эффективны.
- Рассказываю про Сахалин. Сначала японцы вели сплошные рубки. В итоге: если не было дождей, то Южно-Сахалинск оставался без воды даже в колодцах, а в дожди город топило по крыши. Тогда японцы стали изучать опыт европейцев. Немцы рассказали им о выборочных рубках. Но это не решило проблему города. И тогда на всех сопках в округе японцы сделали массу посадок. Но после войны Сахалин горел всплошную до 1950 года. И пришлось уже нам провести огромную работу по восстановлению сахалинских лесов. Там сейчас искусственных лесов 4 процента – это очень много. У нас в крае их 0,4 процента.
- Это хорошо или плохо?
- Понимаете, в России старые насаждения никто не рубит. Рука не поднимается. Жалко. Это история. Под Санкт-Петербургом в знаменитой роще есть лиственницы, посаженные при Петре I. В других регионах есть давние посадки. Сейчас это памятники природы, туда водят экскурсии…
С другой стороны, искусственное – это не естественное. Не то качество. Посаженные лесные культуры часто болеют…
Сейчас мы рубим леса в районе БАМа, они возраста Хабарова, Пояркова – им больше двухсот лет.
- Согласитесь, картина заготовки леса – не для слабонервных! Варварский способ, когда техника все давит.
- А выращивание пшеницы - не варварский способ? Распахали землю, измельчили, напичкали удобрениями, затравили гербицидами… А охота? Конечно, самая щадящая заготовка леса – это ручной пилой с вывозом на лошадях. Есть технология трелевки за комель (как в фильме «Девчата»), тогда уничтожается весь подрост. Есть трелевка за вершину, когда трактор не сходит с одного волока. Да, на волоке потом долго ничто не растет, но рядом все растет. Сейчас есть щадящие технологии, но все зависит, как говорят, от человеческого фактора. На лесосеке специалист видит одно, неспециалист – совсем другое. «Ах, сгубили ёлку!»
- Так ведь жалко ёлки – сколько их губят.
- У нас к Новому году, кстати, заготавливают пихты, а не ёлки. А пихта в производство хоть и идет, но не ценится – она быстро гниет. И как деловая древесина она стоит дешевле, чем ёлка на рынке. В отличие от ёлки пихта хорошо пахнет, мягкая, хвоя долго не осыпается. Причем сейчас есть цивилизованный способ заготовки ёлок: когда валят большую ель, то вершину сразу срезают и упаковывают в полиэтилен. Раньше это называлось порубочными остатками и вершину просто выбросили бы. Заготовка недревесных лесных ресурсов (ёлок, веников, коры и пр.) всегда приветствуется одновременно с заготовкой древесины.
- Это тоже интенсификация?
- Да, часть этого комплекса. Ведь теперь у нас «Дальлеспром» и другие, к примеру, прессуют опилки и получают пеллеты. А раньше опилки, третьесортную древесину просто выбрасывали, они горами высились вокруг поселков. Пеллеты покупает и наше население для отопления, и азиатские страны.
- Где же набрать столько опилок?
- Это единое производство. Бревно круглое, а пиломатериал квадратный - куда деть обрезки? Их достаточно много для развития сопутствующего производства. В Приморье, к примеру, «Тернейлес» отапливает весь поселок Пластун за счет опилок. На опилках у них работают сушилки. Они уже начали вырабатывать электроэнергию на базе использования опилок.
- «Тернейлес» - это российское предприятие?
- 51 процент акций у японской «Сумитомо корпорэйшн».
- Интенсификация по-японски понятна. А как дышит наш «Аркаим»?
- «Аркаим» - банкрот.
- Так ведь вроде бы хорошее предприятие с современным производством.
- Это все есть. Но зачем было брать неподъемные кредиты? Ничего страшного с ним не произойдет: обанкротится, восстановится «из пепла» под другим названием… Это вопросы к экономистам.
- А с лесом у них нет проблем?
- Есть. Нашего сырья не хватает на их современные производственные мощности. Сейчас они взяли лесные участки в Иркутской области и где-то еще в Сибири.
- Ё-моё, оттуда везти лес? Это ж какая себестоимость будет?
- А почему нет? Мы все в своей стране, значит, экономисты думают, просчитывают.
- Как поживает «Римбунан Хиджау» в районе имени Лазо?
- Работает. Вся древесина идет на экспорт. Правда, предприятие не выпускает то, что оно обещало. В поселке Хор построен завод по производству плит (по-русски – оргалита), но плит нет. Они в очередной раз собираются запустить нынче их производство… У них то клея какого-то не было, то себестоимость была высокой. Это малазийцы – у них каждый раз своя причина…
Понимаете: на Дальнем Востоке такая экономика, что 95 процентов заготовленного леса экспортируется.
- А глубокая переработка?
- Лесное хозяйство не отвечает за глубину переработки. Но оно зависит от этого. Потому что когда древесина перерабатывается глубоко, тогда востребована древесина с рубок ухода, мелкая и низкотоварная древесина. Это уже совсем иной лесной доход. Сейчас же если есть глубокая переработка, то продукция тоже идет на экспорт. Например, «Дальлеспром» научился делать шпон из лиственницы и экспортирует уже не бревно, а шпон японским корпорациям.
- Но вы же можете порекомендовать нашим промышленникам.
- Не можем! Потому что мы занимаемся лесным хозяйством. Врач ничего не может порекомендовать гробовщикам.
- Однако весьма жизнеутверждающие у вас афоризмы! И все-таки: почему только экспорт? А где внутреннее потребление?
- Как только в стране случилась перестройка, строители перестали потреблять древесину. Вообще! Смотрите: двери прессованные, на полу линолеум, окна пластиковые и т.д. У нас сейчас даже заборы металлические. Строительная отрасль низвела потребление древесины до нуля.
- А некоторые руководящие товарищи сегодня говорят о возрождении сельского деревянного домостроения.
- Это глупость. Деревянный дом стоит всего 30 лет. С одной стороны, власть переселяет народ из ветхого (деревянного) жилья, а с другой – давайте построим такие же хибары?! Дом должен быть кирпичный. Деревянный, к тому же, горит… Древесина могла бы пойти и в мебельное производство, но его у нас уже нет. А ведь раньше мебельные фабрики были в Артеме, Уссурийске, Дальнереченске, Вяземском, Биробиджане, Хабаровске… Из мебели остались только табуретки.
- Мебель сейчас делают китайцы и нам продают.
- Не только нам. Китайцы, например, обрушили мебельную промышленность США. Они заполонили американский рынок изделиями из нашего дуба, который по качеству лучше. Американцы свой дуб не рубят, а это коллапс лесной промышленности.
- Нам говорили, что весь лес в крае заражен короедом.
- Когда говорят «вшивые интеллигенты», то это ведь не значит, что они реально вшивые. Так и с лесом. Короеды всегда есть в естественном лесу. Но они для нашего леса не страшны. Страшнее сибирский шелкопряд, который питается хвоей кедра, пихты, лиственницы, а с голодухи может и на ёлку напасть. Массовые вспышки шелкопряда проходили в Приморье в 1978 году. Сейчас опасности для кедровников нет, поскольку они разрежены – нет питательной базы. Бывают локальные вспышки и затихают. Развивается шелкопряд циклично и одновременно с лесными пожарами. В Сибири в прошлом году были очаги, их обрабатывали и локализовали. У нас шелкопряд может объявиться в больших лиственничных насаждениях. Но у лиственницы есть своя защита: на следующий год она вырабатывает яды, а шелкопряд вынужден мигрировать.
Красноярские специалисты не пустили шелкопряда в леса Хакасии
- Мы на каком месте в стране по заготовке древесины?
- Больше всех заготавливает леса Иркутская область, следом – Ленинградская, Архангельская область… Хабаровский край на 7-8 месте. Приморье заготавливает 4,5 миллиона кубометров, а наш край 7-8 миллионов. На западе страны другие леса. Если у нас растет 200 кубометров сосны на гектаре – это уже хорошо, а у них растет и по 600 кубометров.
- У нас еще много древесины?
- Много. Ресурс почти не ограничен. Как говорили старые лесоводы, лесоводство – это дитя нужды. Пока древесины много, мы будем бегать по лесному фонду и выбирать. Пока ее много, мы не начнем жестко и регламентированно заниматься лесным хозяйством.
- На сколько ее хватит – лет на сто?
- Лес - это неисчерпаемый и возобновляемый ресурс. Следовательно, его хватит навсегда. Вопрос в другом: сможет ли лесная промышленность существовать в современном состоянии экстенсивного хозяйствования? Не сможет. Она должна самоликвидироваться в ближайшее десятилетие или перейти на более умеренные виды хозяйствования.
- Вы нас обнадежили.