Автор: Грэг
Аполлон Антонович Яликов отдыхал в Ялте с 1901 года. Гулял по набережной, наслаждался прохладой дневного бриза, пил изысканные напитки в граненых бутылках, на которых играли лимонные блики солнечных лучей, и деликатно расспрашивал приказчика о новинках сезона. А курортные романы у Аполлона Антоновича были? Конечно, были! И, как всегда, не обошлось без собачки…
Анна Генриховна обладала огромных размеров самцом чау-чау. Она выгуливала своего «медвежонка», словно императрица. Аполлон Антонович был сражен ее грациозностью и грациозностью ее пса. Он тут же предложил собаке косточку (носил специально для такого случая), а хозяйке – поход в ресторацию. Там они кушали раков и звонко смеялись (чау-чау остался снаружи, как часовой)
Анна Генриховна узнала, что Аполлон Антонович шахматист и даже умеет играть вслепую. Аполлон Антонович в свою очередь понял, что Анна Генриховна – большой гурман и в душе кулинар, посему решил побаловать ее собственноручным десертом и пригласил в нумера. (Аполлон Антонович тоже знал толк в изысканной кухне). Так они и кормили друг дружку.
Один раз, будучи у Анны Генриховной в гостях, Аполлон Антонович понял, что ему как-то не по себе. Он тщетно искал причину столь внезапного беспокойства. Обои были в цветочек, мраморные статуэтки блестели успокаивающим глянцем, и их гладкие головы нежно белели на фоне окна. Резная мебель привычно стояла себе по углам, а уютная хозяйка квартиры щебетала о чем-то простом и прелестном. Но чего-то не хватало. Аполлон Антонович нахмурился и пригубил чаю. Где-то в дали, за туманом, залаял пес. «А где, собственно, ваш Чау-Чау», – хотел спросить гость, но хозяйка так самозабвенно рассуждала о тонкостях кулинарного искусства, что перебивать ее, право, было неловко. А говорила Анна Генриховна о секретах корейской кухни. Обещала побаловать милого друга особым гостинцем, причудливым блюдом, чья кровавая экзотичность еще не проникла на европейский континент.
– Я знаю, вам покажется весьма необычным и в каком-то ракурсе даже диким, хотя и диковинным… – медленно намекала она.
Ожидание потихоньку сводило его с ума. Стены смыкались. Воротничок терся. Он уже был готов откланяться и уйти, когда горничная внесла серебристый купол, пышущий жаром. Водрузила на белую скатерть. Аполлон Антонович напряженно ощупывал стул под собой. Анна Генриховна выдохнула, улыбнулась и сдернула крышку.
На тарелке, посреди зеленых венцов из салата, лежало сердце.
Разваренный серый кусок мяса с белесыми прожилками.
Аполлон Антонович ощутил тошноту. Лоб покрылся испариной.
– Посмотрите, какая прелесть, – с придыханием прошептала женщина, – Уверена, что подобного деликатеса пробовать вам не доводилось. У нас это диковинка. А между тем, корейцы уже давно используют собачье мясо для лечения многих заболеваний. Они доказали, что оно помогает даже при запущенных формах чахотки. Но кроме его уникальных полезных свойств, оно обладает изысканным вкусом. Сейчас вы сами убедитесь – я положу вам кусочек. – Анна Генриховна сноровисто воткнула в сердце вилку, и то брызнуло тонкой розовой струйкой.
Мужчина вскочил так резво, что опрокинул стул.
– Что с вами? – Анна Генриховна широко открыла глаза.
И глаза эти показались Аполлону черными глазницами черепа.
– Простите меня, – тяжело дыша проговорил он, – Мне вдруг стало не хорошо. Позвольте, я пойду?
– Как это неучтиво, сударь. Ради вас я пожертвовала жизнью своего пса. Вы не представляете, как я любила Цезаря…
– Мне очень жаль, – Аполлон Антонович попятился к двери. – Я пойду.
– Вы не гурман, – холодно произнесла хозяйка, – Вы разочаровали меня.
Расстояние до дома Яликов проделал бегом. Вбежав в комнату, бросился к чемодану и извлек анатомический атлас. С замиранием перелистывал страницы, а найдя нужную – испустил долгий тяжелый вздох.
До позднего вечера он сидел, уставившись в одну точку на стене. Затем сел за стол и принялся писать письмо. Рука тряслась, и почерк был неровным, прыгающим, размашистым. Вложив бумагу в конверт, вытер горячий пот и поднялся. Было жарко. Сорочка промокла и противно липла к спине. Не хватало воздуха. Аполлон Антонович вышел из дома и направился на улицу.
На берегу моря ему стало легче. Легкий прохладный бриз и йодный запах водорослей успокоили его. Побродив до ночи и полюбовавшись на огромные сияющие звезды, неспешно вернулся в дом.
Включил свет и вздрогнул. За столом сидела Анна Генриховна. Лицо бледное, но губы растянуты в улыбке.
– Я пришла извиниться. Нехорошо получилось. Я должна была понять, что вы не готовы к моим экзотическим пристрастиям.
– Ничего страшного, – промямлил мужчина, – Я сам виноват. Представил, что буду есть сердце Цезаря и спасовал.
Анна Генриховна рассмеялась:
– Значит, мир? Мы по-прежнему друзья?
– Конечно.
– Не согреете чайку? Я так продрогла, пока ждала вас. Это не Ялта, а какая-то Антарктида.
– Сию минуту. Поставлю самовар.
Пока Аполлон Антонович разжигал бересту, подкладывал еловые шишки и ставил трубу, Анна Генриховна самозабвенно рассказывала о непередаваемом вкусе, что дают чаю свежие листики смородины, шалфея и кипрея.
– Класть их надо не в заварной чайник, а непосредственно в чашку. Вы сейчас сами оцените божественный вкус. Но нужно знать меру. Я принесла все с собой. – женщина с любовью, изящно отогнув мизинчик, аккуратно разложила листочки по чашкам. Причем, незаметно бросила в чашку Аполлона Антоновича маленькую белую горошину.
Яликов молча разлил чай, сел за стол напротив Анны Генриховны. С преувеличенным усердием размешивал ложечкой сахар и старался не глядеть на собеседницу. Эта женщина теперь вызывала отвращение и потусторонний глубинный ужас. Он не понимал, как раньше мог восхищаться её красотой и грацией. Ведь, если приглядеться, в ее облике масса отталкивающих черт. Бледное, почти восковое лицо, тонкие бескровные губы, а взгляд? Оценивающий взгляд хищницы, выбирающей жертву.
Аполлон Антонович допил чай, вызывающе резко отодвинул чашку в сторону и произнес:
– Прошу меня простить, Анна Генриховна. Мне не здоровится. Я хотел бы отойти ко сну, если вы не против?
– К чему спешить? – усмехнулась та, – Вы и так скоро уснете навечно. У вас осталось не так много времени…
– Яликов встрепенулся.
– О чём вы?
– О том, что для шахматиста вы слишком плохо умеете скрывать эмоции. По вашей глупой физиономии я сразу поняла, что вы обо всём догадались.
– Потрудитесь объясниться.
– Я про сердце. Вы поняли, что оно не принадлежит Цезарю.
– Ах, вот как. Да, вы правы. Я два года изучал лекарское дело в отделении императорской Медико-хирургической академии. И хотя стать врачом не пришлось, но отличить человеческое сердце от собачьего сумею.
– И для этого вам понадобилось листать медицинский атлас? – Анна Генриховна рассмеялась, – Вы настолько же паршивый лекарь, как и шахматист, – она открыла сумочку и выудила запечатанный конверт. Громко прочла: – «Градоначальнику Ялтинского уезда генерал-майору Думбадзе И.А., самолично в руки…».
Это было его письмо. Аполлон Антонович нахмурился.
– Вы не только людоед, милочка. Вы – воровка.
– Ха-ха! Насмешили. Оно валялось на вашем столе. Но градоначальник никогда не прочтет его. А вот я посмеюсь над вашим доносом на досуге. Знаете, предыдущий сыщик был поумнее вас. Это его сердечко вы отказались откушать. Бедняга даже пытался сдать меня жандармам.
– Мне не нужны жандармы! – прорычал Яликов, – Я сам арестую вас!
Он попытался вскочить с места, но вдруг с удивлением обнаружил, что тело больше не подчиняется ему. Члены словно одеревенели. Единственное, что он мог делать – ругаться и гневно хмурить брови.
– Жаль, – вздохнула Анна Генриховна. – Я хотела ввести вас в наше тайное общество «Гурмэ», общество истинных гурманов. Людей умеющих ценить запретные блюда. Но вы предпочли остаться мясной породой, – С этими словами, она извлекла из сумочки охотничий свисток.
После резкого неприятного звука, дверь распахнулась и в комнату вошли два человека. Яликов знал их. Один прислуживал в дворницкой, другой был водовозом.
– Это мои помощники, – представила их Анна Генриховна, – старательные и немногословные люди. Они сопроводят ваше бренное тело в последний путь. Мне жаль, но вы не достойны покоиться на кладбище. Ялтинская бухта станет вашей могилой. Да и рыбкам что-то кушать надо. А я не жадная, мне достаточно вашего сердца. – женщина громко рассмеялась. – Давно хотела попробовать мышечный орган самого Аполлона. – Резко оборвав смех, женщина приказала:
– Положите его на пол, разрежьте сорочку!
Яликов не мог сопротивляться. Он рычал, ругался, призывал мужчин одуматься, кричал о смертном грехе душегубства, но его не слушали. Дворник, раздосадованный его криками, ударил его ладошкой по губам, а его напарник, вытащив из-за сапога нож, ловко полосонул лезвием по сорочке.
Анна Генриховна нависла над распростёртым телом. В этот миг она напоминала чудовищную фурию. Волосы растрепались, крылья носа раздуваются от возбуждения, а глаза светятся сумасшедшим азартом. А еще несчастный Аполлон Антонович отметил, что у нее длинные клыки, пожалуй, слишком длинные для обычного человека.
– Нельзя брать сердце у мертвеца, – зловеще процедила людоедка, – Вкус будет безнадежно испорчен. Только у живого…
В электрическом свете молнией блеснул хирургический скальпель. И тогда Аполлон Антонович Яликов закричал. Громко, страшно и обречённо…
Понравилась работа? Ставьте лайк, подписывайтесь на канал, делитесь публикацией в соцсетях!