Описания озер, особенно с позиции фольклора, в музыке чаще всего предстают в довольно мрачных и тревожных образах. Необычного в этом ничего нет. Как правило это место утопленников, да всякой нечисти. Исключением не будет и Magnum opus Анатолия Лядова «Волшебное озеро» – короткая симфоническая зарисовка, в которой главной целью автора было описать место без человека. Если копать глубже, то мы поймем, что вообще без всего живого – мертвого места. С одной стороны Лядов в этом опусе близок к импрессионизму Клода Дебюсси, в частности к трем эскизам «Море», с другой же, учитывая леденящий нрав, – к северным откровениям Сибелиуса. Получается, что в глубинах этой импрессионисткой сказки сокрыты образы катастрофы.
В самом начале проявляется, лично для меня, самая выразительная часть произведения – едва слышное тремоло литавр, примерно такое же, какое в Одиннадцатой симфонии Шостаковича, который данным приемом указывал на уже заряженное оружие. Напомним, что 11-я симфония посвящена событиям 1905 года. И если Шостакович на исторической основе рассказывал о событиях настоящего (венгерское восстание в 1956 г.), то в «Волшебном озере» Лядов осознает собственную современность. Он описывает мертвое место – кровавое озеро Дворцовой площади...
Я слышу «Волшбеное озеро» как рефлексию на первые годы XX века, где повис дух глобальной катастрофы. Это мелодия о закате эпохи, о томящем чувстве тревоги и о будущем без человека, о будущем, где «Бог умер».