Наиль ГАИТБАЕВ
* * *
Вообще-то я особо не распространялся среди своих друзей-писателей, что занимаюсь шахматами. Зачем? Я же не собирался с ними играть, я видел, что они любители и играют намного хуже меня. При этом я старался не пропускать чемпионаты родного города Сибая, много раз становился победителем. Вот об этом время от времени и появлялись сообщения на страницах газеты «Советская Башкирия».
Тут писатели и стали меня спрашивать:
— Говорят, какой-то Наиль Гаитбаев — чемпион Сибая по шахматам. Это не ты?
— Нет, — напропалую вру, — тезка.
Но потом они все равно узнали, что я шахматист.
...В 80-х годах мы вместе с Агишем Гирфа-новым были в командировке в Стерлитама-ке. Вечером Агиш-агай сел играть в шахматы с одним из местных журналистов. Я, ссылаясь на то, что не умею играть, прилег почитать книжку. Эти двое долго играли, иногда даже ругались от увлеченности. Слышу, побеждает больше местный журналист.
В конце концов, Агиш Гирфанов не стерпел обид, сказал:
— Эх, Наиль, почему ты не умеешь играть в шахматы! Был бы шахматистом, помог бы мне. Ведь этот постоянно выигрывает!
Я решил пошутить, встал и говорю:
— Научите. Я и выиграю!
Посмеялись. А я в шутку стал настаивать, чтобы научили меня. Они поверили, рассказали, как ходят фигурами, и посадили играть против того журналиста. Тот решил играть без ферзя. Я специально проиграл партию, потом говорю:
— Мне приходилось защищать и своего короля, и ферзя, а вы защищали только короля, поэтому и выиграли.
Агиш-агай и журналист от души рассмеялись.
— Ферзь — это главная фигура в шахматах!
А я талдычу свое:
— Давай я сыграю без ферзя, вот увидите, выиграю!
Журналист, смеясь, согласился. Играя без ферзя, я очень старался и выиграл.
У Агиш-агая и у журналиста глаза полезли на лоб. Они ничего не смогли понять.
— Давайте, сейчас вы играйте без ферзя, вот увидите, выиграете, так как Вам легче будет играть.
Журналист сыграл без ферзя, я снова проиграл партию.
— Вот видите, ферзь только мешает играть!
Было поздно уже. Мы сыграли еще несколько партий. Но всегда выигрывал человек, который играл без ферзя. Сбитый с толку журналист, обхватив голову руками, ушел домой.
Назавтра, по дороге в Уфу, домой, Агиш-агай замучил расспросами.
— Нет, так не бывает! Как это можно, играя без ферзя, постоянно выигрывать? Ты смеешься над нами. Ты хорошо играешь!
Пришлось признаться, что я кандидат в мастера спорта по шахматам. Агиш-агай долго смеялся, хохотал на весь автобус. Вот так в литературных кругах узнали о том, что я профессиональный шахматист.
* * *
Поэт Асылгужа Багуманов был совершенно непрошибаемым человеком. Какие бы доводы во время спора ты ему ни приводил, он всегда оставался при своем мнении. Однажды сказали:
— Говорят, Наиль Гаитбай очень сильный шахматист. Со всеми играет либо без ферзя, либо без ладей.
— Не верю! — говорит Асылгужа. — Если будет играть без ферзя, я и самого Карпова одолею!
Как-то встретились.
— Давай сыграем, — говорит поэт.
Я отказываюсь. Неинтересно мне играть в шахматы со слабыми соперниками. Это как если бы взрослый мужчина боролся с трехлетним мальчиком.
— А чего отказываешься, боишься, что ли? — допытывается Багуманов.
— Не хочу, все равно ты проиграешь.
— С чего это взял? Давай на спор — кто проиграет, ставит бутылку коньяку.
— Да хоть ящик ставь, не буду, неинтересно мне играть со слабаками.
Заядлый спорщик Асылгужа не унимается.
— Нет, будем играть! А то всем буду говорить, что ты побоялся играть со мной в шахматы.
— Хорошо, только я буду играть без двух ладей.
— Если будет играть без двух ладей, да я выиграю у самого Карпова!
— Очень хорошо. Давай выиграй и у меня тоже. Только одно условие: если проиграешь, больше никогда не будем играть, хорошо?
— Согласен.
Скоро Асылгужа получил мат. После того случая прошло около двадцати лет, и поэт больше никогда не приглашал меня играть с ним в шахматы. Но, при удобном случае, всегда поддерживал мой авторитет: «О, Наиль, это великий шахматист!»
* * *
Шариф Биккул тоже был заядлым любителем играть в шахматы. Но меня предупредили заранее: «Он очень горячий человек, если проиграет, от обиды может ударить шахматной доской по голове противника». Поэтому, хотя он все время приглашал играть, я всегда находил причину отказаться от его предложений. Однако в один из дней он все-таки поймал меня в приемной редактора журнала «Пионер».
— О, шахматист, вот и поймал я тебя! Фамилия же твоя Габитов? Сейчас будем играть!
— Нет, Шариф-агай, я очень тороплюсь.
— Нет, нет! Пока не сыграешь хотя бы одну партию, никуда отсюда не выйдешь, — он уже успел расставить фигуры.
Я же и близко не подхожу к доске. Редакционные девчата удивляются:
— Чего не играете? Вы же сильный шахматист.
— Да рассказывали, что агай, если проиграет партию, очень обижается, начинает драться, вот поэтому.
— Так проиграй ему.
Действительно, нарочно проиграю и освобожусь! Сел играть. Шариф-агай тоже, оказывается, играет сносно. Но можно было ему поставить мат через 15 ходов. Но так как я решил проиграть партию, то специально делаю плохие ходы.
Агай же каждый мой ход комментирует по-своему:
— Бестолочь! Кто пустил тебя в Уфу? Чтоб завтра же уехал домой! Чтоб завтра уже не маячил перед моими глазами! У-у-у, пижон! Тебе не в шахматы играть, а только выгребные ямы чистить.
Каждое его слово бесило, даже появилось желание, в отместку, поставить ему мат. Но сдерживал себя, так как девчатам дал слово проиграть партию. Вытерпел, проиграл.
Как он обрадовался! На радостях подбросил еще несколько унизительных высказываний в мой адрес.
— Говорили, что ты отличный шахматист, а ты, оказывается, вообще играть не умеешь!
Спустя полгода было продолжение этого разговора. Ехали мы на съезд писателей в Москву. Несколько писателей, собравшись в одном купе, играют в шахматы. Среди них Шариф-агай Биккулов. Увидел меня, спрашивает:
— Чего не играешь?
— Желания нет, — отвечаю я.
Остальные добавили:
— А ему неинтересно с нами играть, он нас каждого может переиграть и без ладей.
Тут Шариф-агай вскочил, как ужаленный:
— Не может такого быть! Я его могу переиграть и при равных возможностях. Габитов, скажи им.
Я промолчал. Усмехнулся и ушел к себе в купе. Но агай снова появляется.
— Габитов, пойдем, скажи им, что я уже выиграл у тебя партию, ты тогда даже ничего из фигур ведь не убрал. Скажи им, — агай практически затолкал меня в купе к игрокам. — Скажи, Габитов, я ведь выиграл у тебя! Это же правда!
—Да не Габитов он, а Гаитбаев, — поправил кто-то. — Может, поставишь ему мат за неправильное произношение твоей фамилии?
— Только я буду играть без двух ладей, — говорю я Шариф-агаю. — Если на это условие согласны, буду играть, не согласны, не буду.
Агай согласился. Когда я, играя без ладей, поставил ему мат, у него все лицо покраснело.
Ко второму проигрышу он уже весь вспотел. Когда проиграл третий раз подряд, он стал красным как рак.
— Да ты вообще не умеешь играть, побеждаешь, делая одни размены, — сказал он и, в сердцах выкинув шахматную доску с фигурами на пол, ушел из купе.
Прошло несколько лет после этого случая. Однажды при встрече он пожал мне руку и сказал:
— Ваша фамилия ведь Гаитбаев. Молодец, вы отлично играете в шахматы!
* * *
Был конец 70-х. Я только-только всерьёз начал заниматься литературным творчеством. Вышла моя первая книжка, живу в Сибае.
Приехал тогда в Сибай в командировку один известный писатель. После встречи с читателями вечером пошли к нему в гостиницу. Взяли с собой пол-литра. После первой рюмки он похвалил мое произведение, сказал, что скоро выйдет моя вторая книга. Обещал принять в Союз писателей, и вообще говорил, что на меня возлагают большие надежды.
Потом он предложил мне сыграть в шахматы. Я был наслышан, что он неплохо играет. Но я же все равно выиграю у него, не хочется мне, услышав из его уст такие приятные для себя слова, испортить ему настроение. Поэтому отказываюсь. А он настаивает:
— Ты не думай, что я плохо играю. Я считаюсь сильным шахматистом среди писателей, так что играем!
Что ж тут поделаешь, пришлось соглашаться. Несмотря на его сопротивление, я решил играть с ним без ладей. Сначала думал - может, не стоит обижать его, выигрывая, но азарт сделал свое. До этого очень разговорчивый агай вдруг замолчал. Начали вторую партию. Я снова выиграл. Агай начал выстраивать фигуры для третьей партии...
— Я, кажется, ошибся в тебе! Ты не знаешь языка, да и литературного образования у тебя нет, наверное, книгу твою придется вычеркнуть из плана издания, и повесть твою тоже не будем, наверное, публиковать. В общем, не трать свои деньги зря, не приезжай в Уфу, — сказал он.
После этого он приказал:
— Ходи!
Моя душа ушла в пятки. Уходя из инженеров, я собирался свою оставшуюся жизнь связать с писательством. И все мои мечты и мои возможности переезда в Уфу зависели от этого агая.
— Ходи! — еще раз приказал он.
Делаю ход, а сам думаю: «Если выиграю, моим мечтам не сбыться. А если проиграю, может. Да и черт с ним, буду проигрывать!» И я проиграл партию. У него сразу поднялось настроение.
— Ну как я поставил тебе мат! Отлично же! Приеду в Уфу, всем буду говорить, что самому Наилю Гаитбаеву поставил мат! Если не поверят, подтвердишь... А за свою книгу не беспокойся, будем издавать, и повесть твою обязательно опубликуем. И заявление на членство в Союзе писателей напиши прямо сейчас, при мне. Что думаешь о переезде в Уфу, на постоянное жительство?..
Вообще-то, этот агай был очень хорошим человеком. Сейчас его уже нет в живых, пусть земля ему будет пухом.
У Сабира Шарипова тоже имеются черты характера, присущие Шарифу Биккулу, так же, если начинает проигрывать, шутя оскорбляет и выводит противника из себя. Конечно, все это он говорит балагуря, но все же. А вот когда начинает выигрывать, то его слова вообще своеобразны, забыть невозможно.
Из писателей я с ним, наверное, играл больше всех. Как только Сабир Шарипов чувствует свою победу, у него развязывается язык, только терпи.
— Хоть и вырос в глухой деревне, а хорошо играю, да?
— Вырос в глухой деревне! Без электричества! А как играю! Не хуже Каспарова я играю!
— Думаю, мозгов у меня в голове больше, чем у других. На подержи, убеждайся. Потом молодым будешь рассказывать — у друга моего Сабира голова была круглой, сам убедился, расскажешь.
— Кто учился, тот учился! Когда хочу, нахожу нужные ходы!
— Вот у меня голова! Среди писателей моя голова самая развитая! Ну, Наиль, твоя голова тоже ничего, но не такая круглая, как у меня!
— Я, наверное, гений! Если бы не был гением, не смог бы так хорошо играть. Приготовь рюкзак, чтоб нести свой мат домой. А то еще растеряешь по дороге.
В конце выигрышной партии он, открыв двери в коридор, кричит:
— Идите все сюда! Сейчас я поставлю мат кандидату в мастера спорта! Выбью я у него всю охоту дальше играть в шахматы. Да, сейчас от стыда будешь плакать, уходя домой. Ничего, у тебя жена молодая, успокоит... Ну как, хорош мат? Отбил я у тебя охоту на игру? Вот это мат! Такого мата не умеет ставить даже Каспаров! Хоть я и родом из глухой деревни, Бог не обделил меня талантом! Ну что, видали? Вот так ставят мат кандидатам! Учитесь, пока я живой! Как ты там написал о себе, кого тренировал в свое время? Карпова или Каспарова? И им поставлю мат, пригласи их сюда, пусть не убегают от игры со мной.
Когда проиграет, ничего не говорит, только иногда скажет:
— Да, замучил бы я тебя, сегодня голова чего-то болит.
— Да-а, с такой головой.
— Я о том же, мозгов, наверное, слишком много, скажи тем, кому надо, пусть проверят.
Однако, чтоб только услышать его победные триады, не грех иногда и проиграть ему.
Если партнер пожилой, он обычно подшучивает над ним так:
— Шах и мат! Придешь домой, старуха будет хвалить тебя. Скажет, и пенсию приносит домой, и мат тоже приносит, молодец мой старик!
Иногда к своему высказыванию добавляет крылатые слова.
— Однажды ездили с Гатиат-агаем (покойный журналист Узбяков) в Татарстан, в деревню, где живут его свояченица и свояк. Увидели шахматы и начали. Победил и говорю ему: «Шамсетдиныш, тебе что, мало было мата в Башкортостане, специально приезжаем за ним сюда в Татарстан».
Чуть позже добавляет:
— В прошлые выходные земляк звонит, хочет поиграть. Оставь, говорю, в сад нужно ехать. Просит, чтоб его взял с собой. Ладно, давай, мат и шах, они в саду тоже растут, взял его с собой. Так, положив в его сумку десяток огурцов и пять матов, проводил его домой!
Перевод Иршата Зианбердина