3 мая 1949 года, 17:13
Часы отбивали ритм неспешной жизни. Неспешной и вынужденно аскетичной – и тут военная аскеза накладывалась на общеевропейскую бедность и послевоенную разруху.
Часы эти венчали своей полированной скромностью кабинет коменданта базы снабжения Объединенного контингента войск где-то у забытой Богом немецкой деревушки, ставшей пограничным пунктом между Германской Республикой и Восточно-Европейской Социалистической республикой. По обе стороны этого фронтира говорили на одном и том же языке – немецком.
Деревушка оживала каждый раз, когда на этом полустанке останавливался международный экспресс до Москвы или до Варшавы. Поезд в этом случае стоял по полдня на проверке документов, и бойкие торговки продавали холодное пильзеньское пиво, газеты двух граничащих стран и контрабандные сигареты за инвалюту.
И хоть деревушка носила немецкое название, пограничники говорили по-польски. Пограничников этих, в государстве к востоку от полосатого столба, набирали из поляков, а немцы наслаждались положением узников. Во всяком случае, так ситуация виделась подполковнику Холтоффу, в чьём кабинете и стояли часы, заунывно отбивавшие ритм службы военного бюрократа.
***
Стук в дверь разбавил ритм часов. Холтофф не спешил сказать ритуальное «Войдите». Об этом его должны были попросить. На немецком или на польском. Постучались во второй раз
Холтофф откашлялся, надел очки в роговой оправе, и, уставившись в дверь (этот взгляд, как ему казалось, производит на входящего некоторое впечатление) сказал с нарочитой властностью:
- Войдите.
Дверь открылась медленно, и вошли двое: - сперва старший лейтенант, а за ним генерал. Старший лейтенант Борзиг был одновременно и посыльным, и переводчиком для Холтоффа.
Борзиг щёлкнул каблуками и представил гостя:
- Генерал-майор Францишек Томчак.
Подполковник встал, не спеша оправил мундир и прошёл через весь кабинет, дабы пожать руку гостю. Переговоры с поляками он предпочитал вести стоя – вроде бы и демократично, а гости чувствуют себя не на своём месте. Вся служба Холтоффа состояла из таких мелких хитростей.
- И что же угодно генерал-майору? – с улыбкой спросил подполковник, отчаянно налегая на ладонь поляка.
Поляк зашипел, и с неловкой улыбкой встряхивал правую ладонь. После того, как он услышал вопрос, обращенный к нему, он дал развёрнутый ответ, извлекая из внутреннего кармана бумагу с печатью:
- Товарищ Холтофф, он из Восьмой мотострелковой. Просит бензина.
- Я ему не бензоколонка. Сколько он просит? – спросил, не переставая улыбаться, подполковник.
- Сто пятьдесят тонн.
- Мы не дадим ему ни капли, – сказал он и кивнул генерал-майору.
- У него бумага из отдела снабжения Генштаба.
Подполковник проворчал: «А в старину он назывался квартирмейстером.» – после чего взял этот документ, и, глянув на шапку, сказал:
- Мы спасены. Документ не переведён на немецкий язык, и я имею все основания ему отказать.
Старший лейтенант промолчал с секунду, и бросив взгляд на ожидавшего положительного ответа поляка, проронил сквозь зубы:
- Вы разводите бюрократию. А он, а дивизия?
С лица поляка сошла улыбка, после того как он услышал эти слова. Не нужно знать немецкого, чтобы уяснить смысл слов «бюрократия» и «дивизия»
- Секунду. У меня есть отчёт. Он на немецком. Понимаете?
- Да, товарищ подполковник.
Холтофф быстро прошёл к столу, вытащил из открытого ящичка заготовленный «пессимистический отчёт», в котором говорилось, что наличный запас на базе составляет 200 тонн «железного запаса», а пополнение ожидается только через неделю.
- Отдайте ему с сострадательной миной. Посоветуйте расположиться на постой километрах так... в сорока. Зайдёте потом и я вам кое-что покажу.
После чего он уселся за стол с видом, как будто читает толстенный отчёт. На самом деле в папке с кожаными обложками и золотым тиснёным гербом Восточно-Европейской республики он прятал развлекательное чтиво или кроссворды. Глаза, укрытые под массивными очками с роговой оправой приобрели задумчивость, подобающую и чтению отчёта, и разгадыванию кроссвордов. Он даже пытался нащупать карандаш на столе, отрешившись от насущных проблем с топливом и его потребителями, и чуть не спросил про тюрьму и площадь в Париже.
Наконец, дверь захлопнулась. Он мог спокойно найти карандаш, но кроссворд пришлось отложить. Он снял надоевший ему китель, оставшись в рубашке да брюках на подтяжках, и отправился к своему заму и доброму знакомому по прошедшей войне, которого он запросто хлопал по плечу и называл Фридрихом.
Он постучался в его кабинет, и, не услышав в ответ ничего, решил спокойно зайти. Фриц же стоял и медленно выпускал табачный дым в окно.
- Нарушаем режим, да?
- Лучше это топливо сгорит, чем достанется полякам.
После чего они обменялись дружеским рукопожатием, после чего Холтофф вздохнул, уселся на место для посетителей, и, взяв по-хозяйски сигарету из пачки Фридриха, сказал:
- Пришёл к тебе с просьбой — мне нужен еще один отчёт, - и, закурив, продолжил:
- А тот, что ты мне отправил вчера вечером, ушёл в Восьмую Моторизованную.
- Доиграешься с огнём, – тихо сказал Фридрих, глядя в окно, – и еще раз мои сигареты возьмёшь... а эта дивизия польская?
- Само собой.
- И ты их отправил встать километрах в шести, да?
- Там уже занято, не спрашивай кем.
Капитан молча затушил сигарету в пепельнице и достал для Холтоффа еще один отчёт.
- Я размножил на мимеографе сотню таких отписок. Но, в отличие от сегодняшней, в этих стоит открытая дата. Впечатывай машинкой, в ручку не все верят.
Холтофф ответил привычной фразой:
– Не первый день женаты. Да, кстати, Борзиг прошёл боевое крещение.
- Значит, сегодня устроим заседание клуба?
- Как всегда, в семь.
Холтофф возвращался в свой кабинет, и заметил, как под дверью стоит старший лейтенант. Он прижался к двери, и пытался краем уха уловить, что там происходит.
- Постигаете науку адъютанта?
Борзиг начал краснеть. Холтофф же успокоил его:
- Я понимаю, зачем. Пройдёмте, у меня для вас кое-что есть.
Они вошли в кабинет. Борзиг тихо затворил за собой дверь. Подполковник прошёл к столу, открыл ящик с двойным дном. Выбросил бумаги на сукно стола, чтобы открыть маленький потайной лючок, в котором он хранил чрезвычайный запас иностранной валюты, сигарет – словом, всего необходимого, если эта страна пойдёт ко дну. Был там и подарок для «новобранца».
- Вы отлично себя проявили с этим поляком. Считайте это вашим входным билетом в «Немецкий клуб»
И Холтофф протянул старшему лейтенанту нож:
- Ого! Нож десантника.
- Умеете пользоваться? Служили у «зелёных чертей»?
- Умею, но не служил. Благодарю вас, товарищ...
- И никаких товарищей и званий меж нами, – и продолжая осыпать Борзига удивлениями: – только господа. Вас, господин Борзиг, я приглашаю сегодня в семь вечера в наше логово. Приходите в мой кабинет, и без опозданий.
- Как и подобает немцу, господин Холтофф, – сказал с чувством гордости старший лейтенант, который расцвёл буквально на глазах.
***
К семи в кабинете собрался весь состав клуба – это были подполковник Холтофф, и его коллега, капитан, которого все запросто называли Гансом, и совершенно неприметный фельдфебель Новенький никогда не видел этого фельдфебеля.
- Ну, господа, пойдёмте.
И заперев кабинет на ключ (опечатывать его он не стал), вся эта честная компания прошла в подвал, и уж чего он не ожидал увидеть – так это бильярдного стола. Самодельный бильярд не отличался дорогим сукном, цвет которого был подозрительно знаком Борзигу.
- Вижу, вас заинтересовало сукно. Его отдали я и Фриц. Это наши офицерские кителя. А вот что там, под сукном, вы увидите по поводу Дня Конституции. Теперь я спрошу вас вот о чём... вы воевали?
- В Большую войну?
- Польские награды нас не интересуют, – отрезал Фриц. Душой компании этого парня назвать было сложно. Или же он просто привыкал к новому лицу в этом подвале.
- Это был риторический вопрос. Я поступил в войска только в этом году.
Холтофф примиряюще сказал:
– И это правда. В ящике к стены, лежит старое военное знамя и наши награды. В тёмном углу мы приготовили кое-что серьёзнее. Мимеограф и печатная машинка.
- Собираетесь готовить листовки?
- Нет, мы его используем по... служебной необходимости. А теперь я скажу вам вот что. Теперь вы втянуты в тайное немецкое общество. Мы помогаем другим немцам, и ждём от немцев национального сознания. Сегодня вы проявили его. Позвольте вам представить и других членов нашего клуба.
Холтофф подошёл к Фрицу:
- Это мой первый соратник, Фридрих Штиглиц. В его светлую голову пришла мысль ограничивать поставки топлива для поляков.
Слово взял и сам капитан:
- Видишь в чём дело. Поляки спустили нам «приоритет». В нём строго дали понять, что немецкие дивизии должны снабжаться топливом в последнюю очередь или не должны снабжаться вообще, если запасы менее пятисот тонн. Двести тонн – железный запас на случай военной катастрофы, а триста тонн бензина сверху – для эвакуации поляков.
- То есть? В случае военного провала поляки уйдут, оставив тылы на немцев?
- А немцы останутся без топлива, и тут два варианта - умирай или сдавайся, но приказов сдаваться не существует.
Холтофф решил слегка скрасить этот желчный пессимизм:
- И поэтому мы сберегаем бензин для немцев, говоря полякам, что осталось только двести тонн. Сегодня вы обманули польского генерала и сберегли сто пятьдесят тонн топлива для наших сородичей в армии. Представлю вам и нашего бравого фельдфебеля Фалька.
Фальк решил сказать о своих делах сам:
- Я спасаю немецких солдат от притеснений поляков, но скажу по секрету, – он понизил голос, так чтобы подслушивать было неудобно, – я бы спасал и поляков, если бы их кто-то притеснял. А так, связался с этими «Веймарскими перечницами» и они изображают из себя подполье и играют в бильярд в подвале.
И Борзиг, слегка потупил взгляд, протянув руку этому молодому человеку. Несмотря на возраст - Фальк был всего на пару лет младше, лицо его было исполосовано шрамами, на левой стороне шрам тянулся до самого виска. Не было и мочки уха. Они были не похожи на шрамы от мензурной дуэли. Он поймал взгляд и ответил:
- Шрамы от русских. Защищал Берлин.
Холтофф и Фальк обменялись взглядами, после чего Ганс добавил:
- Он постоянно скромничает... ну-с, давайте господа. По рюмочке и в бильярд.
И будто по волшебству на старом офицерском сукне бильярда явился коньяк.
- Ненормированный. Такого по карточкам не дают и полякам, – отметил Фриц.
- А поляки получают яйца, и, хотя бы немного настоящего масла. Нашим соотечественникам дают яичный порошок и сплошной маргарин, – раздраженно заметил Ганс, упиваясь столь родным ему цветом фельдграу, - зато в армии все равны?
- Разуй карман шире! Польские части сытнее. Нам просто не доверяют, – сказал он, глядя как Фриц разливает коньяк по серебряным «церемониальным» стопкам с германскими орлами.
Ганс поднял стопку: «За нового немца среди нас и за воскресение германского Рейха.»
Борзиг выпил и в некотором замешательстве поинтересовался:
- Рейх?
- Вы верно не помните, как Клемансо хотел запретить нам употреблять это священное слово. Вам не нужно объяснять, как по-немецки страна и как по-немецки государство как совокупность чиновников. А Рейх – это наша держава. Рейх – для всех немцев, разбросанных без угла в родном доме.
- Ганс, только без гимнов! Мозг новичку выносишь через слуховое окошко. Верно? Лучше расскажи, в каком смешном положении твоя должность.
- О, верно! Знаете, сколько чиновников контролируют мою работу? Четыре министерства, представляете?
Борзиг недоуменно спросил:
- Четыре?
- Да. Я как военный подчиняюсь министерству обороны, моя работа на складах требует отчётов в министерство стратегических запасов, то, что на моём складе топливо – значит, я подчиняюсь министерству топливных ресурсов. И, в конце концов, я контролирую кусок железнодорожной ветки и подчиняюсь министерству транспорта. Коммунисты устроили бюрократический ад, но мне он на руку.
И Фридрих резюмировал:
– Как и всем нам. Ну, давайте в две команды. Русский бильярд, играем в две команды. Ганс, проучим молодняк, или равными шансами?
- Кинем монетку. Гинденбург за равные возможности.
Фриц достал монету в одну рейхсмарку. Орёл – со свастикой, и квадратный череп Гинденбурга. Монетка вспорхнула к крыше подвала и приземлилась на сукно.
- Ну вот. Нацистский орёл под президентом. Борзиг, в чьей команде вы собираетесь играть?
- Я... пожалуй, с Холтоффом.
- Ну и отлично. Ян, у нас отличные шансы. Ты как, первым в атаку или второй волной.
Ян тихо сказал: – Ну и шуточки у тебя, Ганс. Вперёд и с песней.
Ганс же пропустил это мимо ушей, и сказал уже Холтоффу:
- За вами первый удар.
Удар, треск, и шары слоновой кости (или всё-таки бакелита), разлетелись. Один из них угодил в правую дальнюю лузу. Холтофф продолжал - он прошёл к правой стороне и попытался загнать еще один... но провал.
Ян всё это время апатично меловал кий для Фрица, ощущая себя оруженосцем. Капитан принял это оружие, встал напротив подполковника, и попытался закатить шар.
- Не пробовали заказать нормальное сукно? – поинтересовался Борзиг.
- Мальчишка! Что вы смыслите в сукне, – возразил Холтофф.
- А мальчишка прав, – тихо сказал Фальк, себе под нос.
- Разговор беспредметен, – отрезал Фриц.
Перед ударом возникла неловкая заминка, и Фальк услышал странный звук. Он тихо похлопал по плечу капитана. Тот сказал:
- Ну... поезд и поезд.
- Такой длинный?
Звук не прекращался. Холтофф отметил:
- Как будто мы сами в этом поезде, но очень далеко. Но мы продолжим. Бильярд не прервётся.
Пять шаров спустя об этом позабыли, но в их «клуб» постучали. И по заведенной у здешних немцев традиции – когда стучатся, хозяева молчат. Свои войдут, чужие стоят у порога. Стучавшийся вошёл. Это был радист.
- Мы перехватили странные сигналы. Немцы проводили манёвры и перешли границу с нашей страной и передовые части... – радист сверился с бумагой – это пятнадцатая танковая польская дивизия.
- В шести километрах от нас... – тихо заметил Холтофф.
- Вступили в боевое столкновение с неназванным противником пятнадцать минут назад. Мы пытались проверить... сильные помехи.
- Нас глушат. Благодарю за новости.
Радист закрыл за собой. Холтофф отложил кий и тихо сказал:
- Нам пора выпить, господа. Германия напала на это уродливое пятно на карте.
- Это же просто манёвры? – уточник Борзиг.
Точку зрения старшего лейтенанта поддержал и Штиглиц:
- Рано радуемся, господа. Теперь нам придётся исполнять предписания.
- Я вас не узнаю, Штиглиц! Как же топливо, которое должно сгореть?
- За нами усилят контроль.
- Бросьте. Мы будем продолжать как и делали до этого.
В разговор двух «перечниц» встрял и Борзиг:
- Угодим под трибунал и ни капли не поможем Германии.
Капитан резко возразил – Хотите умирать героем?
Холтофф осадил его:
– Умрёте трусом? Не забывайтесь. Мы в одной лодке.
- Тогда какова точка зрения клуба?
- Поддержать соотечественников пассивно и увеличить наш круг.
Приобрести книгу: В издательстве Ridero в бумажном и электронном формате https://ridero.ru/books/krov_na_bumagakh/
В магазине ЛитРес - https://www.litres.ru/egor-ivanov-17636200/krov-na-bu..
В библиотеке Bookmate - https://ru.bookmate.com/books/oVaRejWp