Что общего между «Бардо Тхёдол» и католической заупокойной мессой Requiem?
Смыслом любого путешествия является возвращение
Марсель Пруст
Вряд ли будет уместно на Западе серьёзно рассуждать о Пустоте, её формах и её бесформенности. Подобные рассуждения ни к чему хорошему не приведут, даже если вы считаете себя продвинутым в практике випассаны или иных ретритоформ восточного происхождения. Пропасть в понимании и отношении к смерти на Западе и Востоке столь громадна, что по словам Карла Густава Юнга, скорее верблюд пройдёт сквозь игольное ушко, нежели так называемый просвещённый человек Запада перестанет считать смерть безусловным злом и пытаться всё время бежать от неё как от чумы. Вопрос, должно быть, в том, что знание и невежество имеют разные значения на Западе и на Востоке. Потерять для западного человека индивидуальность и собственное эго хуже смерти, хотя именно с потери диктующего эго на Востоке, возьмём к примеру Тибет, подлинная жизнь только и начинается. Хотя почему именно на Востоке? Об этом в метафоричной форме более двух тысяч лет назад весьма ясно говорил и один энергичный плотник-пассионарий своим неотягощенным большим интеллектом друзьям и знакомым: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно, а если умрет, то принесёт много плода». Вам не кажется, что это одна и та же концепция обретения первоначальной Пустоты-Анатта, один из догматов буддизма, провозглашающий отсутствие атмана - Я-самости индивида? Отсутствия путём избавления от эго.
То, что в Тибете практиковали через молитвенное чтение перед усопшим с целью его «правильной навигации» в потусторонних чертогах Бардо, на католическом Западе сложилось в оккультную традицию заупокойной церковной мессы Requiem. Посвящена заупокойная месса была отнюдь не памяти покойного, как принято считать, а служила тем же целям, что и чтение над усопшим на Востоке «Бардо Тхедол»-обретению освобождения или «правильного» потустороннего преуготовления для нового воплощения путём слушания музыкального послания в промежуточном состоянии. Учение об метемпсихозе, о реинкарнации является на Востоке целостной доктриной и постулатом, оно не подлежит сомнению как то, что солнце восходит на Востоке и садится на Западе. В западной же традиции лишь только католическая церковь принимает и практикует учение о перевоплощении, сопровождая своих усопших и помогая им по ту сторону этой реальности. С медициной же на Западе всё обстоит хуже некуда: стоящего перед лицом смерти человека пичкают медикаментами до бессознательного состояния, чтобы оттянуть момент смерти, тем самым нанося непоправимый вред психике и сознанию существа. По мнению Юнга это похоже на состояние солдата на поле боя, которого разорвало снарядом. Стоит добавить, что понятие «реальность» имеет здесь условный характер, исходя из буддистской доктрины всеобщего абсолютного иллюзиона, в котором сущности проводят часть «своего времени», принимая иллюзии за плоть реальности. Все эти стадии существования и не-существования в тибетской традиции именуются Бардо, то есть промежуточным состоянием между жизнью и жизнью, между жизнью и смертью, между смертью и жизнью, вообщем, кому как нравится. Удивительно то, что эта древнейшая доктрина человечества жива и в наши дни. Так как не всякий сегодня возьмётся за чтение «Тибетской книги мертвых» и прослушивание различных вариаций заупокойного реквиема XVII-XVIII вв., из которых, наверное, самым популярным является опус Моцарта-Зюсмайера, некоторые писатели или группа оных внедряют древнюю концепцию посредством своих сочинений. Особенно преуспел в этом Виктор Пелевин или те, кто выдают себя за этого субъекта (не забывайте, что форма-это пустота, но пустота-это форма!). Следуя этой концепции, почти во всех своих сочинениях господин Никто излагает доктрину Бардо в понятных для современника словах и декорациях, особенно, превосходно это проделано в «Бэтмене-Аполло», в отрывке, где вампир Рама сопровождает некоего олигарха Кедаева, собственно говоря, Туда. Мастерство и гениальность Пелевина (или авторов) заключается в том, что описание прохождения трёх Бардо занимает всего семь страниц, в то время, как в «Тибетской книге мертвых» то же самое описание занимает аж двести пятьдесят. Конечно, неизменным остаётся то, что финал уже продуман до конца и приобретает самый что ни на есть скверный оборот. То есть, как не крути и не верти, а Розенкранц и Гильденстерн будут мертвы. Таковы уж особенности трагедии, можно обойтись без чего угодно, кроме смерти.
21.01.2019 Сергей Штельманн