Соседский пёс породы алабай был великолепен своим величием. Широкие лапы волкодава, огромное тело, немного осовелый вид из-за мясистых свисающих губ при шикарной гриве, придавали ему сходство со сфинксом. Он и возлежал как сфинкс из Гизы, поджав под себя задние лапы и опираясь на передние. Картину портила только местами облезлая оцинкованная цепь, ибо умного отарного защитника, грозу волков, превратили в банального цепного пса, что было, откровенно говоря, противно его естеству. Несмотря на огромные размеры и грозный вид, алабай, или среднеазиатская овчарка – одна из самых древних (около 4000 лет) и мирных пород. Говорят, что с алабаем можно спокойно оставлять годовалого ребенка- согреет, не даст упасть, да еще и вылижет до белизны.
Глаза пса, от природы налитые кровью, с легкой поволокой от жары, периодически закрывались, и пес начинал ненадолго кемарить, положив морду на передние лапы. Псу видно снились собачьи сны, от чего он периодически порыкивал, либо начинал негромко скулить. В глубокий сон пес провалиться не успевал, так как он находился на посту - охранял от пернатых вечно полную чашку остатков пищи из столовой. Хорошо обглодав пару косточек, сил на остальную еду у животного уже не оставалось, лень в жару под 40 было и передвигаться, поэтому морда пса располагалась в аккурат возле миски. Услышав шаловливую возню вороватых воробьев, пес, не открывая глаз, делал одно единственное, но резкое с лязгом зубов движение головой, от чего слюни, а в след за ними и воробьи, веером разлетались в разные стороны. После такого до мелочей отточенного маневра, морда с хлюпаньем падала на лапы, и сон животного продолжался.
Но основным соперником алабая были не воробьи, а азиатские майны, или индийские скворцы. Майнашек , или майнушек, как их величали в народе, отличало от российских скворцов наличие белого оперенья в крыле, желтого пятна у основания клюва, неимоверная предприимчивость, беспардонность, граничащая с наглостью, наверно оставшаяся от своих предков – птеродактилей (посмотрите на первый снимок, никого не напоминает?) и умение имитировать крики животных и людей, создавать бытовые шумы. Раньше эта птичка улетала на зиму в теплые края, от чего и получила название «индийский», но в период урбанизации и роста достатка населения Таджикистана и Узбекистана, освоив помойки, перелетать в дальние края майна передумала.
Полная миска лакомств не давала покоя майнашкам. Они стаей как исполинские черные перевернутые груши громоздились на соседнем дереве, издавали неимоверный похожий на карканье шум и обильно обгаживали дерево и всё, что под ним находилось, в том числе животных, людей и кабины машин. Обязательный атрибут стаи – это 2- 3 разведчика, которые в трапезе как все участия не принимают, но следят за малейшей опасностью, о которой сообщают противным каркающим криком. В мгновение ока стая может покинуть опасное место. Попытки прогнать стаю насильно было делом неблагодарным (знающие люди никогда этого не делали) – майнашки нехотя взлетали, с громким, многократно усиленным от возмущения карканьем, делали несколько кругов, опорожняли кишечник преимущественно на обидчика, и вновь усаживались поглазеть на предмет вожделения. Для стаи место возле пса стало сакральным, своеобразным бельведером (буквально- красивый вид).
Птицы то одним, то другим глазом всматривались в добычу, но откушать от праздничного пирога мало кому удавалось, т.к попытки спереть что-нибудь у собаки в основном были обречены на провал – майна, в отличие от воробья, птица более крупная, неряшливая и вонючая и ее передвижение собака чуяла на большом расстоянии. Медленные вразвалочку прогулки птиц с выпяченной грудью и гордо закинутым назад клювом на границе досягаемости натянутой цепи, застывание на одной лапе, имитация подбитого крыла, наконец, попытки поклевать возле носа дремлющего пса, на собаку большого впечатления не производили – пес оставался «непокобелимым». Имитация громкого собачьего лая вызывала у алабая неподдельное удивление, он вскакивал с места, таращился по сторонам, выискивая соперника, пытался ловить ноздрями его запах, но, за неимением последнего, пыл его быстро угасал. Противная собака никак не желала праздника для птичьего живота, и тогда коллективный разум изобрел стратегию, позволившую птицам устраивать для всей стаи перманентный обед.
Все сделано было с учетом подмеченных птицей тонких особенностей собачьей психологии. Две птичьи особи выбрали самое отдаленное от миски место вне досягаемости собаки и затеяли драку. Они почем зря пытались выдрать друг у друга перья, громко орали и хлопали крыльями, поднимая тучки пыли.
Такая картина позабавила пса, он даже приподнялся с насиженного места, но краем глаза продолжал держать в поле зрения еду. Вскоре сценарий был изменен и «забияки» как бы невзначай стали смещаться в сторону беседки, которая закрывала псу обозрение. Любопытство- не порок, а стремление к самосовершенствованию, но, не в этот раз, не для пса, по крайней мере. Он все с большим и большим азартом следил за дракой пернатых гладиаторов, на его морде было заметно сопереживание ситуации – глаза уже не источали лень, а выдавали интерес, игру собачьего интеллекта.
В это время вся остальная птичья свора молча, что для вечно недовольных и скандальных майнашек не характерно, по очереди выхватывали лакомые кусочки и относили их за пределы досягаемости собаки, оставляя на земле следы в виде белых дорожек от стекающих остатков манной каши. Одна птица в одиночку умудрилась метра три тащить огромную кость, раза в два больше себя размером. Драка закончилась тогда, когда миска опустела, только что коркой хлеба ее стенки не были обтерты.
В Голландии в средние века злостных должников сажали в башню, куда в определенной время на короткий срок сливались нечистоты с близлежащих домов. Уровень выбирался по шею. Не везло должникам с маленьким ростом. Таким людям приходилось барахтаться, чтобы выжить. Находились желающие, которые за определенную плату из специальной комнаты с энтузиазмом наблюдали за этой картиной. Закрывая носы, любители острых ощущений подбадривали тонущих и делали ставки. Но, была и еще одна комната, из которой не было видно тонущих людей, зато можно было втайне наблюдать за людьми из предыдущей комнаты. Оплата за возможность лицезреть глумящихся над людским горем, была намного выше, чем наблюдение за самим горем. Невольно подумалось, что я со своими друзьями, как и те голландцы- любители острых ощущений, оказался зрителем трагикомедии, причем одновременно как первой, так и второй «комнаты», правда, слава Богу, в отличие от них без смакования людского горя, да и собачьим это горе по большому счету также не назовешь!
«Драчуны» давно покинули ристалище и дружно в мире поглощали оставленную стаей для них пищу, и только после того, как от "пикника" не осталось и следа, тяжело полетели к гнездовищу.
Пёс еще какое то время понаблюдал за местом птичьей битвы, затем с удивлением осмотрел пустую миску, как бы осмысливая потерю, тряхнул головой, тщательно до блеска облизал шершавым влажным языком стенки тарелки и вновь плюхнулся в «сфинксову» позу – теперь можно было от души поспать, не опасаясь назойливых майнашек.
Спи, псина, спи! И пусть тебе приснится и сахарная косточка, и свальная драка стаи майн, отара овец, уходящая в горы, и, может быть, соседская сука, что на прошлой неделе не повела в твою сторону и глазом! Действительно, сука!
Вадим Захаров, пос. новый, сентябрь, 2018г. (zavadim@yandex.ru)