Эти заметки не претендуют на роль исследования современной жизни. Я не проводил никаких социологических опросов — это мое восприятие сегодняшнего дня с его суетой, внутренней неуверенностью. Во всем этом, скорее всего, накопившаяся усталость, возможно, даже раздражение...
Жизнь моя — в общем счастливая, судьбой озаренная — хорошими детьми, внуками, путешествиями по всему миру, интересной работой и, самое главное, — отечеством, которое я люблю и от которого никогда не хотел и не мог отказаться (а такие предложения я получал). Во главе этих статусных установок, конечно, — моя жена, глава нашего семейного клана.
В прошлом году во время моей зарубежной поездки умер мой брат. Он давно болел. В основе его страданий было химическое отравление, полученное на вредном производстве. Он долго лечился, соблюдая строжайший режим питания. Когда я предлагал ему что-нибудь вкусненькое, он отказывался:
— Для тебя еда — это лекарство, а для меня лекарство — это еда.
Ситуация усугублялась тем обстоятельством, что жил брат один. Сначала дочь с зятем улетели в «теплые» края лечить тяжело больного ребенка.
Вячеслав СТРИЖЕВСКИИ
Потом с уходом на пенсию и брат с женой подались в Америку. Но за годы разлуки дети стали другие — может быть, лучше, может быть, хуже; Бог им судья. Через четыре месяца брат вернулся из «рая» и с тех пор жил в одиночестве, крайне скромно, хотя деньги у него были. Время от времени я устраивал его в больницы, но на курорт или на море он ехать категорически отказывался. Он менялся на глазах, работать не хотел, а может, не мог, квартиру запустил, от друзей и знакомых отказался. Жил монахом в миру.
Мои короткие посещения не спасали положения. Он хотел жить один, и жил так. Знакомые свахи приложили немало усилий — сделать из него жениха. Квартира есть, сбережения есть, еще не совсем стар — но брат стыдил меня: «Ты что творишь — я же прожил с женой почти сорок лет (включая десять лет одиночества), она же меня любит, у нас дочь, внук — я не могу их бросить». Эта идеология преданности семье вызывала у меня восторг и отчаянье.
Последнее время мы много говорили с братом о жизни и смерти. У него были свои меры любви и порядочности, свои ценности духовные и материальные. Он был другой, не похожий на остальных. Но, безусловно, добрый, болезненно добрый. И жил он в своем приземленном мире, мечтая о том, что его душевные чувства, энергетика нежности перенесутся на другую часть света; его услышат, ему ответят...
Однажды брат мне сказал: «Когда я уйду насовсем, на надгробной плите напиши:
В сердце у каждого человека,
Если вправду
Он человек, —
Тайный узник стонет...».
Я знал эти стихи Исикавы Такубоку и спросил:
— Почему ты выбрал эти строки?
— Они — про меня, — ответил мой брат.
Через десять дней, когда самолет, на котором я летел, пересекал океан, брату стало плохо. Он вызвал «скорую». Просил, умолял отвезти его в больницу. Как рассказала мне присутствовавшая при этом соседка, брат почувствовал себя плохо, был раздражен, говорил резко, громко. Бригада «скорой» тоже говорила резко и громко. Они не нашли взаимопонимания. «Скорая» уехала. И брат поехал в больницу на автобусе. Вышел на остановке «больница» — и жизнь оборвалась.
Как у Исикавы:
Не знаю, отчего Я так мечтал На поезде поехать.
Вот — с поезда сошел И некуда идти.
Прошло уже около года, и я вспоминаю эти трагические события с болью в сердце, укоряю себя, что не вовремя уехал, что не подал в суд на «лучшую в мире скорую медицинскую помощь», обижаюсь на друзей, которые обещали присмотреть за братом. Во сне ссорюсь с умной, расчетливой женой брата, холодной, «чужой» его дочерью, — а брат любил их и во сне, и наяву, и делал это беззащитно и наивно. Дочь брата, по всей видимости, нездорова. К счастью, она «затерялась» где-то на берегу теплого океана. Несчастный человек — она даже не понимает, не осознает, как много «усилий» (вольных или невольных) она приложила к этой трагической «остановке». У нее трое детей, дай Бог им счастья.
Среди документов, которые мне вернули из морга, на мятом, много раз сложенном листе из школьной тетради я нашел записку. Непонятно почему обращенную к Богу — брат был атеистом: «Отче! Благодарю Тебя за это страдание, за это лекарство от грехов моих и неразу-мения моего, посланных в час сомнения. Благодарю, ибо в нем сгорят мои старые одежды и воскресну к жизни новой среди твоих сынов. Amen».