Когда проживала я в славном городе Воронеже, довелось подрабатывать на почетной должности продавателя в отдельчике сувениров. Расположен он был в здании небольшого местечкового продуктового универсама (назовем его "Семерочкой"), затерявшемся где-то в густо-зеленых дворах спального района столицы Черноземья.
Впрочем, густо-зелеными оные дворы теперь назвать сложно, поскольку во имя благородного дела-строительства новых домов, дабы было куда селить уважаемых граждан, а также инфраструктуры в виде множества овощных, пивных и прочих ларьков, густая растительность слегка полысела. Но это так, небольшое лирическое отступление.
Итак торговала я разными всячинами: интерактивными игрушками (Маши с медведями, мяукающие коты, орущие нечто нечленораздельное ослы, веселый розовый цветок поющий по кругу и до бесконечности одну и ту же строчку из песни Кристины Орбакайте, про то как на перроне, в вагоне, в агонии , в погоне...), сувенирчиками (как-то, милейшие китайские жабы и огнедышащие драконы, приносящие много денег), домашними приблудами (а-ля пилка для ногтей плюс чистилка для пальто плюс давилка для чеснока в одном лице).
Среди всего этого добра, заняв одну из центральных витрин, на торжественно-похоронном пурпурном бархате гордо, с чувством собственного достоинства и важности возлежали столовые ложки и вилки с выгравированными именами.
Помните, друзья, этот тренд, прокатившийся одно время по базарам и подземным-надземным переходам больших и малых городов нашей необъятной родины? И мало кто удержался и не приобрел тогда или же не получил в подарок сие нержавеющее изделие с любовно выгравированным на конвеере: Вася, Глаша, Михалыч, Любимая теща и т.д.
В один из длинных мартовских вечеров уютную тишину полусонного ТК "Семерочка" спугнул хрипловатый мужской голос:
- Девушка, дайте мне ложку с именем "Ваня", - зычно, с явным ударением на имя. И уже тихо, с едва уловимым чувством сокровенного: - Сыну!
Я поспешно сунулась разгребать коробку с Валями, Василичами и Вечно молодыми в поисках нужного имени. Мужчина тем временем бегло осматривает витрину. Невысокого роста, судя по одежде, из местных работяг с завода, слегка нахмуренный лоб, лихорадочный блуждающий взгляд, видно, что мысли не здесь.
Отдаю ложку для Вани, чувствую, нужно на этом и закончить. Но регламент продавана берет верх над интуицией и включает примитивную логику:
-А, может жене еще ложечку подарите?
-Жене?? Какую еще ложечку ей??
Я медленно сползаю под прилавок. Чувствую, этот простой и на вид добродушный работяга сейчас вот прямо испепелит меня взглядом из-под хмурых бровей. Но остановиться уже нельзя, да и он, явно настроен продолжать диалог.
-Нну, ввот-т, еесть лложечка "Ллюбимой жене"...
Выдержав почти МХАТовскую паузу мужчина шумно выдыхает:
-От меня жена ушла! К другому! И с сыном одного оставила!
В воздухе повисает неловкая пауза. Простое и выразительное лицо мужчины вдруг перестает быть хмурым.
И столько в нем уязвленной, но не сломленной мужской гордости, глубоко спрятанной обиды, непонимания. И надо всем этим горячая, нежная любовь к сыну, та особая нерушимая ответственность, на которую способен отец, знающий, что кроме него никто...
Я лихорадочно думаю, что на все это уместно ответить. Да ведь какая же редкость в наших широтах! Как-то к матерям-одиночкам у нас все привыкли со времен Великой Отечественной. Уже никакой трагедии, ничего особенного, обыденность. А отец, брошенный женой с ребенком, согласитесь, нечастое явление. Вспомнила, как преподавательница одной из педагогических дисциплин в университете рассказывала, что по многочисленным исследованиям иностранных психологов, отцы-одиночки в большинстве своем лучше справляются со своими обязанностями (прим. автора: ко всем женщинам, включая собственную мать, взявшим и несущим на себе ответственность одним растить ребенка отношусь с искренним уважением. Что касается вынесения сравнительных оценок воспитания: ситуация всегда субъективна. И всегда объективно предпочтительнее полная семья, где оба родителя в добром здравии, рассудке, адеквате и любви ). Мужчину этот факт воодушевил, да, справедливости ради, в данном конкретном случае иностранные психологи были бы более чем правы.
На том и расстаемся, отец Вани, направляется в универсам ("Пойду уже, фруктов, нужно, йогуртов купить"), а затем домой к любимому сыну.
А я, наводя порядок, вдруг села и задумалась. Где же сейчас эта Анна Каренина из спального района Воронежа, что так хладнокровно оставила единственного сына ради страстной влюбленности? Что же толкнуло ее поступить настолько опрометчиво? Ведь, повторюсь, явление достаточно редкое на просторах нашей Родины. Много вы знаете семей, где мать ушла и ребенка воспитывает отец? А наоборот?
Хотелось увидеть эту женщину сейчас, и еще через много-много лет, когда Ваня станет взрослым, а мать и ее сотоварища настигнет старость. Когда происходит переоценка ценностей, когда уже совсем другое отношение к былым страстям.
Проходит пара недель. И тут, как по заказу. Появляется женщина лет 70. Все при ней как положено: немного сгорбленная, пальто с начесом, очки с толстыми стеклами, в руках тяжелая авоська из "Семерочки". Долго и обстоятельно женщина выбирает быстрорезку для яблок.
-Я своему деду постоянно пироги пеку. В один день и с капустой и с яблоками стряпаю. Хоть бы спасибо раз сказал!
Печально, конечно. И так обыденно.
-А ведь как любили друг друг друга в молодости! -продолжает рассказчица. Я ведь из-за него и мужа бросила и сына! И он своих детей в первой семье оставил. А теперь иногда придвинется старый, начинает мне: Аня, любимая ... ведь смотри, мы с тобой всю жизнь прожили! А я про себя думаю: шел бы ты куда, как же надоел ты мне! - лицо бабы Ани такое, будто муж сейчас кормит ее прокисшим пирогом, а она сама давно бы подложила в пироги любимому супругу мухоморы, но что-то еще останавливает.
Сквозь толстые мутные стекла очков с трудом видно печальные и влажные подслеповатые глаза. Такой ли она тогда, уходя из семьи в новую жизнь представляла свою старость? И представляла ли ее вообще?
С тоской, с какой-то невысказанной тихой болью, баба Аня кидает быстрорезку в авоську с продуктами и тихо направляется к выходу.