... Я работаю оператором КИП, управляю оборудованием большой котельной. Тот день выдался тяжелым, хотя это никак не было связано с работой – она изо дня в день одна и та же. Расцвечивают мои рабочие дни лишь дежурные ссоры с сослуживцами, да и только. Накануне после смены я засиделся в гостях у друга, одинокого и крепко пьющего системного администратора с нашего предприятия, выпил немного лишнего, и на следующий день с утра до конца смены промаялся на рабочем месте, и, только ближе к вечеру более-менее ожил.
Пришел в себя, значит, настроение было приятно расслабленным от осознания того, что добравшись до дома я спокойно высплюсь, и устрою себе нормальный отдых в законный выходной между сменами.
Почти пустой вагон метро бесшумно летел по тоннелю и мне было уютно сидеть в его новеньком салоне. Пластиковое покрытие пола было таким чистым и свежим, что молодая мама, сидящая напротив меня, была совсем не против, что её девочки лет четырех-пяти, уселись прямо на пол, и играли в какую-то сложную версию «ладушек». Было немного странно видеть её детей: одна девочка, блондинка – под стать матери, хотя и не сильно похожа на неё, а вторая была темнокожей, маленькой хорошенькой негритяночкой с косичками из черных непослушных пружинок. На носу её сидели большеватые очки с диоптриями. Я перевел взгляд на маму: она с нежностью смотрела на девочек и улыбалась. Может и вторая девочка была её дочерью, а может это просто дочкина подружка, которую они взяли с собой под честное слово вернуть к ужину и сну в почти еще детское время. Поезд остановился и и женский голос назвал станцию. Женщина рядом со мной, читавшая что-то в телефоне, вдруг резво вскочила, подхватив свою сумочку с пустого соседнего сидения, накинула ремешок на плечо, подхватила девочек за руки, и они выскочили из закрывающихся дверей на перрон. Там уже, на перроне женщина развернулась и посмотрела сквозь стекло дверей в салон, с растерянным выражением, скользнув мимо меня. Я повернул голову и обнаружил кучку предметов, оставшихся лежать на сидении. Но вагон тронулся и я лишь беспомощно смотрел на уплывающую фигуру женщины, она махнула рукой и повернулась к девочкам.
Я посмотрел на девушку напротив – она улыбнулась мне как бы с сочувствием. Я повернул голову и рассмотрел предметы: три пары очков – пластиковая оправа с прозрачными стеклами, круглая тонкая железная оправа с красными стеклами и дужками, заканчивающимися загнутыми гибкими кончиками за уши, и авиаторы с золотым отражающим напылением. Я взял оправы, и по–одной рассмотрел, прочитав названия брендов: это были известные дизайнерские марки.
Среди них серебристо поблескивала сложенная опасная бритва.
Она хоть и не являлась эксклюзивом ювелирно-ножевого ремесла, но была высококачественным поточным сувенирным продуктом, безо всякого сомнения навеянным знаменитыми мечами возмездия Суини Тодда. Красивая штука, я бы себе такую не смог позволить. Теперь, кажется, смог. Я переглянулся с девушкой и пожал плечами, удивленный неожиданно широким ассортиментом. Она, такая симпатичная, лет двадцати пяти, мило улыбалась мне, подбадривая меня на принятие какого-то решения. Я приподнял ладони с очками, показав ей, и сказал с уверенностью:
– Я верну им. Надо найти и вернуть.
Девушка согласно кивнула головой – она поощряла мой порыв. Я рассовал очки в карманы легкой хэбэшной ветровки и взял в руку бритву, показал ей. Она кивнула и склонила голову набок, продолжая улыбаться мне. Я почувствовал: сегодня мой день.
Поезд остановился на конечной станции и мы вышли в открытые двери, она неторопливо шла впереди меня красивой легкой походкой от бедра, чуть повернув голову. Мне хотелось думать, что она смотрит боковым зрением на меня. Я решился. Догнал её и пошел рядом.
– Может оставишь мне свой телефон? - спросил я.
– Зачем? – она сделала хитрую мордочку.
– Встретимся, поболтаем, ну и… как пойдет.
– Ладно, – кивнула она. Мы стали подниматься по короткому эскалатору. – Ты позвони, поболтаем сперва…
– Думаешь, я какой-то там…
– Ну нет, почему? Просто. Хочется ведь сперва узнать, понять, что у тебя на уме и за душой.
– Всё правильно, – кивнул я. – Согласен. Конечно! Говори, я записываю.
Я достал телефон – мы только сошли с эскалатора, и медленно плелись в сторону выпускных турникетов. Я нажимал цифры на панели смартфона. Дверцы отворились и мы вышли на площадку перед дверями в коридор, ведущий к лестнице на улицу.
Периферийным зрением я заметил что двери резко распахнулись. Что-то крупногабаритное приближалось к нам от стеклянных дверей. Я поднял голову, сфокусировал привыкшее к экрану зрение, и увидел две массивные фигуры, направляющиеся в нашу сторону. Опустив голову я вбил последнюю цифру когда понял, что вид мужчин необычен. И еще – что они сделали движения рукой в верхней части тела, около головы. Я поднял голову и разглядел их во всех подробностях когда они были уже в метре от нас.
Они оба были в джинсовых шортах и кроссовках, свободное поло на огромном торсе одного скрывало его жировые отложения на мощной фигуре. Другой был в футболке, типа слим-фит, которая выгодно подчеркивала крупную и рельефную мускулатуру. Носорог умноженный на два, и Атлет – вот как бы я охарактеризовал их, если в двух словах. Носорог был под два метра ростом, а его друг – сантиметров на десять ниже... Но пропорции коренастого невысокого культуриста, которые обычно издалека кажутся гигантами шире своей высоты, при высоком росте его делали его устрашающе титаническим. Шея у него была как у меня ляжка, во! – этакие лианы толщиной с мои пальцы, оплетающие ствол тысячелетнего баньяна. А над шеей… его лицо… Я опешил – зеленая спортивная шапка была стянута до подбородка. Понятно, что через крупную вязку он всё видел.
У Носорога тоже была шапка, только стянута она была чуть ниже носа, открывая губы и крепкий выбритый подбородок, темно-вишневые губы ярко оттенялись светло-серым цветом шапки.
Носорог подшагнул ко мне вплотную и сделал еще шаг, вынуждая меня попятиться и задрать голову. Атлет в это время плечом оттеснил девушку и бескомпромиссным движением взял её за руку выше локтя, и она не устояла на месте, подалась в том направление, куда он её подтолкнул.
– Чувак, мы позаимствуем у тебя телочку. – Носорог не оставлял других вариантов. От него кисло пахнуло «гиннесом".
– Чё? Куда, нахер!? – я шагнул на него, но он остался стоять на месте и я отлетел от него, так, что в освободившееся пространство он выставил руку и уперся пальцами мне в грудь.
– Да ладно, не парься, мы тока сфоткаемся.
Я легким движением ладони отбил его руку, его пальцы скользнули по рубашке, но он быстро вернул руку назад, не прикладывая никаких усилий для того чтобы удерживать меня, как кораблик, уткнувшийся в ручье в ветку, склонившуюся над водой: под ним бушует вода, она несет его, но он не может сдвинуться ни на миллиметр.
Атлет втолкнул девушку в кабинку фотобудки и с резким звуком задернул шторку.
Мои руки упали вдоль тела. Я успел подумать о том чтобы кинуться на Носорога, поднырнуть под его руку и опрокинуть его, вдруг он этого не ждет. Но его крепкая стойка недвусмысленно выдавала в нем какого-то спортсмена, то ли из единоборств, борец, может? Или регбист. Шансов на победу – минус сто. Он крутанул головой по сторонам: пустой эскалатор убегал вниз и такой же пустой приползал почти под ноги. Фойе станции было пусто. Дежурный в стеклянной будке что-то ворошил у себя под локтем, тут он выпрямился и я увидел даже не профиль, а затылок в три четверти оборота – седые волосы, собранные в бублик, челюсть и ухо двигались. Пожилая женщина в темно-синей форме что-то жевала. Она опять наклонилась куда-то себе подмышку, и что-то откусила.
Парень уже не упирался в меня, он понял, что ситуация под контролем. Он зыркал сквозь шапку по сторонам. Я немного отклонился вправо. И в широкую щель между шторкой и стенкой будки увидел, что атлет сидит на банкетке, чуть сползши вниз, его шорты уже спущены к щиколоткам. Виднелось что-то из его хозяйства. Не могу точно сказать что за его часть это была: через ту широкую щель было видно, что это, без сомнения, оно, но вот какой фрагмент – непонятно. Он нажимом на плечи опустил девушку на колени сбоку от себя, где она была зажата в угол его бедром, и притянул её голову к своему животу, надавив на затылок. Моя кисть дернулась, резко сжавшись. Ногти скребнули по твердой инкрустированной поверхности под тканью саржевых брюк от дешевого заношенного костюма. Рука ушла в карман и обхватила рукоятку бритвы.
Я быстрым движением обнырнул Носорога, левой рукой отдернул занавеску, а правой вынул бритву их кармана и сделал хлесткое движение кистью вниз. От скрежета шторки девушка прянула головой назад. На рельефном загорелом животе атлета лежал темно-коричневый полуэрегированный член, заросший поднимающимися снизу, со стороны яиц черными волнистыми волосами. Как будто курчавые распрямили плойкой. Посередине, на набухшем продолговатом бугре мочеиспускательного канала блестел мокрый след её слюны. Туда.
В глазах у меня полыхнуло. Я был так ослеплен яростью, что не видел, куда бью. Я видел намеченное место когда взмахнул рукой, как буденновец: с коня, шашкой по удирающей серой форме... Но куда опускал – не видел. Опускал, просто, «куда-то туда».
Бритва свистнула, она внатуре, свистит, если ей махнуть. Как он орал! Не припомню, чтобы я когда-то слышал настолько душераздирающий крик: боль утраты всего что связывает его с мужской жизнью которую он вёл до этого момента, кажется была намного сильнее страшной физической боли. Жизнь еще осталась, но она вдруг на его глазах в одно мгновение приобрела совсем иное качество, лишилась своего основного стержня и направления, смысла. Он визжал оглушительным тонким фальцетом, главной нотой в котором был дикий ужас. Кровь ударила фонтаном в потолок будки, собралась там в лужицу, удерживаемую крепким поверхностным натяжением её высокой плотности, собралась в большой округлый пузырь и пролилась обратно на его живот длинными каплями, переходящими в струйки, которые прерывались и втягивались обратно в пузырь, набухали, тяжелели, и снова падали вниз.
Я отшатнулся назад, и обернулся: его огромного друга уже след простыл. Атлет свалился с банкетки на пол, свернувшись голосящим калачиком, зажимая руками бьющую струей кровищу. Девушка, поскальзываясь, пыталась переползти через него к выходу. Я подхватил её подмышки, и выволок наружу. Она вскинула голову, посмотрев мне за спину, и успела выкрикнуть: «нет»!
По ногам мне что-то сильно ударило, я как подрубленный, рухнул на пол, и получил оглушающий удар сверху – по плечу и лопатке… Только черные берцы успел разглядеть около лица... Ф-фу-ууу… аж трясёт от воспоминаний! В общем, отключился.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – Сергей расправил сморщенное напряженное лицо, обернулся и сделал рукой знак. Я кивнул:
– Чаю.
– Чаю, – сказал он подскочившему человеку. Тот кивнул и исчез. Сергей выбил сигарету из пачки, и протянул мне. Я прикурил. Мы пару минут молча дымили, когда вернулся человек, и протянул Сергею кружку с чаем, другую-мне. Я отхлебнул, обжегся, и поставил кружку. Я уже успокоился. Сергей кивнул мне: «продолжай».
– Денег на платного адвоката у меня не было, а тот которого дали, старался быть невидимкой, так что я в конце концов, в начале суда написал заявление об отводе и о том что буду защищаться сам – мне казалось что он утянет меня на дно даже если я буду сопротивляться. Я решил что если я не справлюсь, сам себя утоплю, то это будет по крайней мере не так обидно.
Пока врачи боролись за член и жизнь потерпевшего, адвокат крутился рядом и вел какую-то непонятную игру: то давил на меня, то вдруг юлил. Дергался постоянно, и вел неясную линию защиты. Врачи пришили член этому чуваку, его звали Юра. Он действительно был профессиональным регбистом в заграничной команде, а его отец – строительный магнат... Адвокаты, как ты понимаешь, не стояли ко мне в очередь.
Потом у парня началось заражение и отторжение тканей, банан отвалился и его совсем отрезали, оставив операцию по восстановлению на потом. Но заражение пошло в глубокие ткани, его несколько раз реанимировали... Он умер, от сердечной недостаточности. Тут мой адвокат сразу и исчез. А второго парня опера так и не нашли, кстати. Уж искали-искали, но нет... А его видел на фотке вместе с Юрой, они из одной команды. Но нет, не подтвердилось.
Я написал заявление на рассмотрение в суде присяжных, и знаешь кого набрали? Судья был мужчина, и девять из двенадцати присяжных – тоже мужики. А женщины были такие: тёлочка лет двадцати с небольшим, с накачанными сиськами и губами – содержанка одного из замов отца Юры; какая-то группиз из байкерского клуба, и мать четверых детей, живущая в единственном и счастливом браке. Оцени шансы.
Когда судья спросил меня, что я думал, когда наносил удар, я ответил, что видел перед собой преступника, покушающегося на честь, физическое и психическое здоровье личности, жизнь. И всё чего хотел – лишить его орудия преступления. Тогда эта содержанка взвизгнула и запричитала, что и так мужиков настоящих не осталось, а из-за таких уродов как я, одиноких женщин становится только больше. Байкерша подхватила: да он просто позавидовал огромному достоинству потерпевшего, сказала она, дескать, новая знакомая легко меня променяла на этого настоящего мужика как только почувствовала его крепкую хватку. Их конечно заткнули, но только после того, как они успели всё это вывалить. Мать четырех детей сидела с самодовольным видом удовлетворенной кошки, её молчание было красноречивее любого выступления в защиту поклонения лингаму.
Тут судья и поинтересовался, а не по обоюдному ли согласию девушка – её звали Лена – и Юра, зашли в кабину? Над Леной всё это время кружил, словно ястреб, её адвокат. Он ей слова не давал сказать, следил, чтобы она отвечала коротко, и только она пыталась как-то развернуто говорить – сразу затыкал. За всё время, пока мы были в зале суда, она ни разу не взглянула на меня. Как только её взгляд вдруг пересекался с моим, она опускала глаза и втягивала голову в плечи.
– Что она сказала? – Сергей отставил пустую кружку, и взмахом руки потребовал повторить.
– Что внутри будки ею вдруг овладело страстное желание. Что она сама спустила с него шорты, и я ей лишь помешал, потому что у неё мужика до того случая уже сто лет не было.
– Ты же не в обиде на неё?
Мое молчание затянулось на секунду дольше, чем я мог ответить, но я просто отдавал пустой стакан, и принимал новый – со свежезаваренным крепким чаем.
– В обиде, что-ли? – переспросил Сергей, отхлебывая из своего.
– Конечно нет. Я ей благодарен.
– Гонишь.
– Нет. Где была моя жизнь? С восемнадцати лет, после шараги, я уже как четырнадцать нахожусь или на работе в одном и том же помещении, или дома с бабушкой, которая уже лет двадцать как умирает – всю душу вынула из меня за эти годы... Или еду с работы, или на неё. А тут – гляди! Жизнь кипит, смена событий просто ураганная, по моим меркам.
– Я вот что хочу спросить, два вопроса у меня. Первый. Объясни-ка: где ты наловчился языком чесать, так складно и грамотно, и это после шараги-то, и в котельной? А?
– А вот в котельной и научился. У меня там уйма свободного времени, я постоянно читаю. По толстому роману в неделю, бывает, проглатываю. Можно бухать, конечно, но ситуация показала, что я сделал правильный выбор.
– Ладно, верю. Второй вопрос. Как думаешь, откуда бритва там очутилась?
– Ха-ха-ха. Да, это его величество случай. Муж той женщины, у которой девочки, он продает всякую всячину. Девочки натаскали у него образцов, а он не заметил.
– Что же, хороший рассказ, мне очень понравился. Знаешь, особенно понравилось то, что взяв в руки бритву, ты нашел ей применение, и с того момента как взял на себя определенную ношу, ты не пытался выкручиваться, и сбросить её. Это характер, да. Поэтому у меня для тебя есть сюрприз.
Он приподнял руку, и подергал пальцем. Я почувствовал тревогу. Стараясь не подавать виду, исподлобья окинул взглядом камеру пересыльной тюрьмы, битком набитую зеками, молча и с вниманием следящими за нашей беседой. Человек сорок на тридцати квадратах, в душной, с запотевшими зелеными стенами, комнате.
Сергей протянул мне книгу. «Граф Монте-Кристо», том второй. Я взял, повертел, кивнул.
– Хорошая, я читал. – Я положил её на колени.
– Любите книгу, источник знаний. – Сказал Сергей с назидательной интонацией, пробежав деланно строгим взглядом по сокамерникам. Те согласно закивали. – Ты не торопись, перелистни хорошенько.
Я большим пальцем оттянул толстый блок страниц и отпустил их в полет от конца к началу. Почти в середине листы споткнулись, и я задержал их бег. Между страницами лежала полоска белой бумаги. Я перевернул её, и увидел увеличенную вдвое ксерокопию фотобудочной ленты из трех фотографий. Испуганное, с засвеченными добела дорожками слез, лицо Лены в профиль, застывшее над животом в кубиках, поверх которого лежал корень моих нынешних приключений – за секунду до того, как я его отхватил. Край шапки на лице приподнялся, обнажив рот, или он сам его поднял, чтобы дышать – вспышка отразилась от идеальных зубов. То ли улыбка, то ли хищный оскал.
– Но ведь будка нерабочая была! Мне опера сказали, что жесткого диска в ней не было!
– Ну-ну, – ухмыльнулся Сергей. – Это у тебя не от ярости в глазах полыхнуло тогда – то была фотовспышка. Фотку в мусорке на выходе нашел бомж, из тех, что греются в метро. Не берусь сказать, как она туда попала, хотя, есть кое-какие мысли... Поговори об этом с девчонкой, если получится. Вести о тебе прилетели раньше, чем ты добрался до нас, двинув по этапу. И я заинтересовался, подключил свои каналы. Через десятые руки она дошла до меня – решил, что пригодится. Так что... подавай на апелляцию. На воле тебя будет ждать толковый адвокат. Легко не будет, сам понимаешь, но... шанс, какой-никакой. Будешь в долгу, конечно, если согласишься принять мой подарок.
– Полезно заводить должников, да?
Сергей прищурил один глаз, и склонил голову набок.
Я подумал секунду, и кивнул. Сергей повернулся к человеку у двери.
– Зови охрану.
Москва, 28.08.2016