Слово «мемуары» произошло от французского слова, переводимого на русский язык как «воспоминания». Интересно, что употребляется слово, среди подобных ему, только во множественном числе: чернила, шахматы, сливки, мемуары. Нет в русском языке слова «мемуар». Хотя, казалось бы, вот вспомнил человек об одном, но самом важном эпизоде из своей жизни и подробно описал его. Было бы логично назвать такой рассказ, скажем, так: «Мемуар о случайной встрече в утренней очереди за пивом с Пугачёвой». Или, если эпизод этот был менее значимым – «Мемуарчик о неожиданном наследстве в миллион долларов».
По моему мнению, мемуары – скучнейший из всех известных жанров литературы. Кому интересны подробности чужой жизни? Тем более, неизвестного человека. Дай Бог, со своей бы разобраться. И, тем не менее, в полной мере разделяя этот взгляд, приступаю к настоящим «Запискам», а по сути – именно к мемуарам.
Этим признанием я снял тяжёлый камень с сердца, поскольку откровенно и сразу предупредил вас, читающих эти строки, с чем вы имеете дело. И если Вы, уважаемый читатель, ещё не закрыли с понятным раздражением страницу, а продолжили чтение, то теперь вся ответственность за возможные последствия лежит уже на Вас. О каких последствиях может идти речь? Ну, скажем, о потерянном даром времени, или испорченном настроении, или убежавшем молоке. Да мало ли.
Моя жена, когда была маленькой девочкой, услышав слово «писсуары», решила, что это что-то вроде мемуаров, только записанных от руки. Текст настоящих «Записок» набирается мной двумя пальцами на клавиатуре компьютера и, таким образом, ни в коей мере не может быть отнесен к писсуарам, даже по мнению маленьких девочек. Что несколько успокаивает.
Итак, когда все формальности выполнены, можно, помолясь, приступить к труду, на который, откровенно говоря, я долго не решался. Поехали.
Есть на Земле город с тихим и напевным названием Лиепая. В этом слове на четыре гласные буквы приходятся две согласных, и не какие-нибудь суровые «р», «з» или «г», а мягкие «л» и «п». В Российской империи город назывался Либава – тоже хорошо. Говорят, своё название город получил от слова «липа». Очень похоже на правду – в парках, скверах и на улицах это дерево преобладает. Своей вытянутой формой город обязан расположению между морем и озером. В песне, посвящённой Лиепае, есть слова: «Город, где рождается ветер». Что правда, то правда – ветер в Лиепае всегда.
О Лиепае можно говорить бесконечно. О её роскошном морском пляже с самым чистым и мелким песком. О сотнях лебедей, собирающихся осенью на озере к перелёту на Юг. Об её архитектуре, о церквях с органами, о православном соборе, в котором служили молебен перед отправкой эскадры из Либавы в Цусиму. О её богатой истории. О лиепайчанах – аккуратных и доверчивых людях.
В последние годы город похорошел. Проложены километры велосипедных дорожек, появились новые пешеходные зоны, спортивные и детские площадки, скейтпарк. Содержатся в безупречном состоянии газоны, улучшается работа общественного транспорта, оборудованы остановки.
Плохо, что прихорашивается город на чужие деньги, выплачиваемые в качестве отступных за ликвидацию в Латвии промышленности, рыболовства и сельского хозяйства. Пропали океанские рыболовецкие траулеры, базировавшиеся практически в центре города у причалов Торгового канала и придававшие городу неповторимый романтический облик, не работает больше единственный на всю Прибалтику металлургический завод, как и десятки других заводов и фабрик. Бывшие, увы, теперь уже бывшие лиепайчане трудятся в Англии, Ирландии, в Германии, в Норвегии. И, тем не менее, надо признать: по сравнению с нашим сереньким социализмом город, безусловно, похорошел. Но обезлюдел. Тема сама по себе заслуживает отдельного разговора.
Ладно, не будем сегодня о грустном. О политике не здесь и не сейчас.
Я люблю Лиепаю. Это мой город. Мне повезло здесь родиться.
Недавно где-то прочёл такую фразу: «Каждый мужчина – это случайно выживший мальчик». Прочёл и вспомнил своё детство. Своё и сотен других детей, у которых в графе «год рождения» записаны 1946, 47, 48, 49, 50… Годы демографического взрыва. Тучи детворы заполняли школы, дворы и улицы послевоенного города. Когда меня в новенькой форме мама отвела в первый класс, наша школа состояла из двух зданий, а первых классов было пять. Пять! И в каждом было 30-35 учеников. Здания эти стоят до сих пор, а школы больше нет – некому стало заполнять классы.
В те годы наших родителей будили заводские гудки – паровые гудки вроде тех, которыми оснащены пароходы, только гораздо более мощные. Традиция – будить население российских городов заводскими гудками насчитывала больше 150-ти лет. Для чего их придумали? Я думаю, причина здесь простая. Ещё сто лет назад обычные механические часы были достаточно дорогой вещью, и обладали ими, как правило, люди зажиточные: врачи, адвокаты, инженеры, купцы. На советских сатирических плакатах карикатурный образ буржуя включал в себя, кроме толстой морды, сигару, цилиндр и цепочку карманных часов через брюхо. Простые рабочие в своей массе часов не имели, даже простых настенных ходиков, не говоря о карманных «Буре».
Да что там – сто лет! У меня часы появились в 1962 году – у одного из первых в классе, чем я очень гордился и, раздражая учителей, бесконечно смотрел на уроках, сколько времени осталось до переменки. Подарил мне их отец, который с нами не жил. Он работал таксистом, и этими часами с ним рассчитался какой-то подгулявший пассажир. Часы «Победа» в хромированном корпусе до сих пор лежат дома в коробке.
Заводской гудок, таким образом, служил будильником. Но, уже в начале 60-х годов часы перестали быть признаком зажиточности, и именно тогда гудки отменили. Просто за ненадобностью. Как быстро летит время! Человеку, который помнит заводские гудки, сегодня должно быть не меньше шестидесяти лет. Первый гудок означал начало рабочего дня, второй – начало смены. У каждого завода был свой узнаваемый гудок. В Лиепае первым гудел ПВРЗ, гудок «Красного металлурга» отличался от других солидной басовитостью, гудок линолеумного завода был самым звонким. А потом все гудки сливались в многоголосый аккорд. Папы и мамы уходили на работу, а дети — в школу, если учились в первую смену. Неделя состояла из шести рабочих дней при одном укороченном – в субботу.
После уроков и на каникулах мы были предоставлены сами себе. Строго-настрого родителями было запрещено лазить по развалинам, даже приближаться к ним! Я не знаю, верили взрослые, что их наказ исполняется или нет. В соседнем дворе стояла машина с черным крестом на бронированной дверце. Когда мы играли в войну, машиной управляли «немцы», а захватывали её «наши». А в разбомбленном доме, что через дорогу, можно было найти массу интересных и нужных вещей.
Во многих семьях пользовались посудой, найденной в развалинах. Нехватка самых обычных вещей после войны был ужасной. В конце 50-х годов в продаже вдруг загадочно появились эмалированные ночные горшки с крышками при полном отсутствии кастрюль и сковородок. И почти все хозяйки были вынуждены использовать их не по назначению, разливая суп по тарелкам и мискам из ночного горшка. Был бы суп.
В 1947 году была отменена карточная система распределения товаров. Тем не менее, дефицит на многие вещи, включая продовольствие, сохранялся. И в магазинах ещё долго существовала норма отпуска товара в одни руки. Мамаша с дитём, таким образом, имела право купить, допустим, муки в два раза больше, чем рядом с ней стоящая в очереди одиночка. Пользовались этим пацаны, которые околачивались рядом. Цена, за которую они соглашались стать на минутку приёмным сыном такой одиночки, была одна конфета «подушечка» — засахаренная карамелька с повидлом внутри.
В кинофильме «Брат-2» показана конструкция и подробная технология изготовления самопала или, как мы его называли, «поджика». Это такое однозарядное огнестрельное оружие, заряжаемое со ствола и стреляющее подобранными по размеру трубки шариками от подшипников. В кино главный герой использовал для выстрела соскобленную со спичек серу. Мы обходились без этой нудной процедуры, ибо имели в неограниченном количестве порох. Порох можно было добывать из артиллерийских снарядов или из винтовочных патронов. И то и другое при желании нетрудно было раздобыть. Но, и в том и в другом случае были существенные минусы. В патронах пороха было мало, а снаряды снаряжались, как правило, порохом в виде тёмно-зелёных длинных макарон, что затрудняло его применение.
Очень важно было не переборщить с зарядом. Ствол в этом случае могло разорвать. Среди моих одногодков было несколько человек, у которых отсутствовали 1-2 пальца. Один практически лишился глаза.
Но, чтобы остаться без глаза, совсем необязательно было экспериментировать с порохом. На нашей улице был расположен пивзавод, и по ней наряду с машинами очень активно передвигались телеги, запряжённые лошадьми. На завод они везли ящики с пустыми бутылками, обратно – с пивом и лимонадом. Любимым занятием воробьёв было искать в конском навозе непереваренные зёрна овса. Любимым занятием пацанов было догнать телегу и, если дело было зимой, прицепиться к ней и скользить по укатанному снегу или запрыгнуть на неё и ехать, болтая ногами. Извозчикам это почему-то не нравилось, и они отмахивались от незваных попутчиков кнутом. След от кнута, похожий на ожог, я как-то носил на лице с неделю. Собственно, два следа – один на брови, другой на щеке под глазом. Глаз чудом не пострадал.
В другом случае я сам едва не выбил глаз соседскому парню, когда угрожающе направил на него рогатку. Кожинка выскользнула из пальцев, и камень ударил точно в середину лба, туда, где индианки рисуют себе красное пятнышко. На месте удара мгновенно вспухла неимоверных размеров шишка. Ангел – хранитель тогда отвёл камень на пару сантиметров и оставил Юрку, так звали парня, с обоими глазами, а мне, дураку, не позволил взять грех на душу.
Летние каникулы мы проводили на море. Но не на скучном городском пляже, а на диком пляже за военной гаванью, на который можно было попасть, только преодолев забор из колючей проволоки. Путь на этот пляж, хотя красивым французским словом это место можно было назвать разве что условно, лежал мимо длинной стены лабазов маслоэкстракционного завода. Лабазы со стороны улицы имели ряд огромных ворот с коваными петлями. И если было взять кусок проволоки, согнуть его крючком и пошурудить в щели ворот, то из щели начинали сыпаться семена подсолнухов. Только нужно было знать, в щели которых ворот надо шурудить. Мы знали. А уже на пляже можно было развести костёр и на листе жести жарить семечки. Ну кто бы нам дал развести костёр на городском пляже?
А ещё там, недалеко от берега, покосившись на борт, стоял полузатопленный торпедный катер, с которого так здорово можно было нырять. Я и плавать тогда научился только для того, чтобы добраться до этого катера. Кто не умел плавать, прыгали с осклизлых столбов, оставшихся от старого причала – там местами было не глубоко. Главное было не пораниться о ржавые скобы, торчавшие из свай. Раны обрабатывались мочой. В этой процедуре пострадавшему радостно помогали все присутствующие. Если нас прихватывал дождь, мы зарывали одежду в песок и опять же лезли в воду. А мокрые трусы выкручивали так: один держал их двумя руками, а второй, взявшись за другой конец, начинал вертеться. Вертелся хозяин трусов – если трусы лопались, вся ответственность за катастрофу лежала на нём.
На этом пляже я первый раз попробовал курить. Парни постарше учили нас, что бычки надо собирать у автобусных остановок. Внезапно подошедший автобус заставлял курильщика бросать только что прикуренную папиросу или сигарету.
Чуть поодаль от катера, ближе к Северному кладбищу, находилось солдатское футбольное поле с настоящими воротами. Наши дворы, дворы четырёх домов на перекрёстке улиц, были буквально помешаны на футболе. В футбол гоняли от снега – до снега. На все четыре двора приходился один мяч, который берегли, как зеницу ока. Намокший мяч становился опасно тяжёлым, а высохнув, своей твёрдостью напоминал бетон. Принять такой мяч на голову, учитывая вдобавок кожаную шнуровку, было едва ли не геройством. В сборной дворов у меня была почётная роль вратаря. Своей игрой вратарь выделялся из всей команды, как барабанщик в оркестре. Я до сих пор помню фамилии едва ли не всех вратарей сборной СССР. И не только сборной. Да и не только СССР. Мама рассказывала, что её младший брат, погибший на фронте, тоже был вратарём.
Сегодня, вспоминая детство, я с ужасом представляю своего внука в ситуациях, участником которых был сам. Хотя, каждое поколение в этом возрасте найдёт приключений на свою голову. Одни сегодняшние скейтпарки чего стоят. Или безбашенный паркур. Или езда на крышах электричек отмороженных зацеперов. А с другой стороны, что по шкале отмороженности расположено выше — проехать на крыше электрички или извлечь головку снаряда из гильзы в процессе добычи пороха?
Что заставляет мальчишек ввязываться в драки, прыгать с крыш сараев или, рискуя свернуть шею, лезть на заводскую трубу? Какие гормоны? Какие биологические процессы?
Вот девочки же не лазают по заборам, а устраивают из коробок уютные уголки для кукол с салфеточками и занавесочками. А ещё сооружают красивенькие «секреты». Кто не знает, «секреты» делаются так: в земле вырывается неглубокая с плоским дном ямка, в которую укладываются цветочки, бусинки, пёстрые лоскутки. Затем эта красота накрывается стёклышком и засыпается землёй. А потом можно позвать подружек и, сняв ладошкой верхний слой земли, открыть их завистливому взору эту прелесть.
Эти два мира – мир мальчишек и мир девочек существовали, да и теперь существуют в предельной близости друг от друга, при этом до поры до времени абсолютно не пересекаясь и не нарушая чётко очерченных границ. Нет, безусловно, помню, были исключения. Но даже девчонкам-оторвам доступ в наш мир был закрыт.
Заметьте, детские дворовые игры не регламентируются никакими школьными программами. Правила их проведения устанавливаются не умными дядями и тётями в Министерстве образования, а во дворах самими участниками, совершенно при этом не подозревающими, что это мудрая природа готовит их ко взрослой жизни, в которой мужчине отводится роль отца, защитника и добытчика, а женщине – матери и хранительницы очага.
Сегодня взрослые либералы всеми силами пытаются разрушить границу между «М» и «Ж». Глядя на организованные ими, либералами, гей-парады, на ювенальную юстицию, на право детей выбирать себе пол, на венчания педерастов в церквях может показаться, что делают они это успешно. Со снисходительной улыбкой смотрит природа на их усилия, на попытки нарушить законы, не ими установленные. Природу нельзя победить. Можно, конечно, пренебречь её законами. Только вот, общество, отказавшееся от них, неминуемо подвергнется разрушению, а на смену ему придёт другое, живущие в полном соответствии с этими законами.
Но, о политике не здесь и не сейчас. Проявившие интерес к теме могут открыть статью «О гендерном равенстве».
Одним словом, каждый мужчина – случайно выживший мальчик. Лично я заплатил самому опасному периоду своей жизни не такую уж большую цену: передний зуб, пара шрамов на голове да два месяца с гипсом на правой ноге. Это не считая постоянно ободранных коленок, заноз и бесчисленных порезов пальцев.
Читайте больше материалов на нашем канале или на официальном сайте издания.