Дмитрий Воденников о тайных намеках, цензуре и цветах.
Удивительную историю я узнал в Нижнем Новгороде, когда ездил туда на выступление.
Чтения проходили на книжной ярмарке и прямо рядом со сценой находились палатки с книгами. Одна женщина узнала меня (прям как в «Реквиеме» Ахматовой) и подошла ко мне с альбомом.
- Дмитрий Борисович! Я очень хотела бы вам это показать.
Открыла на одной странице и подает мне альбом. «Старый Нижний в деталях» (авторы – Кузнецова и Наумова). А там, на древней черно-белой фотографии, где якутка продает лисьи шкурки и всякие нужные в хозяйстве вещи, почему-то видно огромное скульптурное лицо врубелевского Демона. Как, зачем, почему?
Она потом подарили мне этот альбом, и вот что я там прочитал.
История началась обыкновенно: старые фотографии чистят, убирают трещины, грязь, осевший шум времени. Делается это на компьютере.
И вот, очищая одну такую старую фотографию, где была запечатлена экспозиция в Северном павильоне одной промышленной и художественной выставки в 1896 году, дизайнер Валерий Быховский увидел вдруг, что при большом увеличении шкурок, тканей, костяных изделий и прочего на него вдруг глянул острыми глазами вышеупомянутый уже Демон.
Это было странно и неожиданно.
Разгадка же заключалась в следующем.
Выставка открылась летом 1896 года. Савва Морозов занимался там художественно-оформительскими работами. Он и заказал Врубелю панно. Для павильона.
Врубель написал. «Принцессу Грезу» и «Микулу Селяниновича» Но вот незадача: работы были отвергнуты специально присланной петербургской комиссией. Как нехудожественные. (Будущий Никита Хрущев царствовал и здесь.)
Упрямый Морозов все равно сделал павильон для малоизвестного тогда художника. На его крыше большими буквами было написано «Панно Врубеля». Шум в прессе был огромный К восторженным газетам присоединился и театр : один спектакль прошел во врубелевских декорациях. В общем, предприимчивый Морозов превратил запрет в бенефис.
Ну а теперь вернемся к фотографии, - говорит книга.
«Совершенно очевидно, что известный нижегородский фотограф Максим Петрович Дмитриев зачем-то специально сфотографировал врубелевского «Демона» в Северном павильоне, да еще и «полуприкрыл» голову скульптуры явно с тем, чтобы ее не сразу заметили. Хотя снимок явно постановочный».
Так почему прикрыл шкурками и тряпьем, с какой целью?
Есть версия, что фотограф фотографировал павильоны, когда еще не было до конца ясно, будут работы Врубеля на выставке или нет. И вот почти контрабандой фотограф решил эту запрещенную нехудожественную голову все-таки показать. Вот и задрапировал. Что думала про это якутка, истории не известно.
Зато ей, истории, хорошо известно, что в свое время (уже в 1905 году) один малоизвестный автор по имени Владимир Лихачев сочинил безобидный стишок. Эпиграмму якобы на какого-то сочинителя с фамилией Самозванов.
Стишок гласил:
Сочинена тобою, Самозванов,
Романов целая семья;
Но молвлю, правды не тая:
Я не люблю твоей семьи романов.
Читателю, заточенному на такие вещи, было всё сразу понятно. Семья Романовых в тех годы была не самая безызвестная.
Ну а советское время всем дало прикурить. Тут уж мало какая тайная птица могла долететь до середины цензорского Днепра. Били влет. Наше время, впрочем, тоже старается не отставать.
В фейсбуке, например, нельзя писать много слов. Иначе забанят. Целые пласты под запретом. Но мы выкрутились: научились говорить околичностями. Хотя и тут страшновато: вдруг подумают, что ты делаешь кому-то неприличное предложение.
Пишем, шуршим, как мыши, бежим еще неубитым соболем, кодируем в текстах шутки, пишем акростихи, смеемся и плачем, обманываем американскую цензуру.
Я однажды уже писал где-то, но опять повторю. Мне одна моя знакомая рассказала, как ее близкий друг поделился с ней однажды семейной историей. Какие-то его родственники после революции уехали из страны, а какие-то остались здесь. В новой России. Договорились перед разлукой, что, если придется им вдруг писать под диктовку НКВД или просто лгать, то в письме должно появиться слово «цветок».
Прошли месяцы и годы, и падал снег, и снова таял, проклевывались новые почки, шумела молодая листва. Связь была очень нечастой, но иногда все-таки письма доходили. И вот однажды пришло последнее. В нем рассказывалось, как всё у них отлично, как они хорошо устроены, какая теперь наступила прекрасная новая жизнь, какие горизонты открыты, какой свежий ветер дует в раскрытое летнее окно. И приглашение вернуться, приехать. А в конце – фраза.
«…и ты представить себе не можешь, какие сейчас здесь распускаются цветы!»
Это к вопросу о цензуре. Того нельзя, этого. В России слишком долгая традиция борьбы со всякими запрещениями. Голову Демона не перехитрить.