Так начинается человеческая жизнь К. Приняв не только человеческий облик, но и правила и судьбу, довлеющие над человеком, К. в первый же день своей настоящей жизни выбирает смерть, как акт жертвенного дара. Это показывает нам гораздо больше, чем К. говорит о себе сама. Это друг, который ради того, чтобы иметь возможность быть рядом и служить человеку выбрал смерть как доказательство жизни и утверждение своего права на неё. К. не указывает каким образом после «сожжения» она вновь обрела жизнь, но очевидно только одно – возрождённая К. – это полноправный человек, это уже не дух и не душа, это живой человек, сохранивший память обо всём, что предшествовало его рождению.
Однако, родившись или воплотившись (я, тем не менее, склонна верить именно в «рождение» К. в буквальном смысле этого слова) автор продолжает своё наблюдение за людьми за тем лишь исключением, что теперь это наблюдение опирается на опыт личного общения и всю полноту чувств, испытываемых К., присущих человеку. Именно заслуженное обретение своего человеческого естества подталкивает К. не только к необходимости продолжать наблюдения в попытке максимально приблизится к божественному через общение с человеком и соединение с его природой, но и к необходимости определить себя в этой новой форме, в новом качестве, без утраты предшествующих.
Как я понимаю, единственным способом, в полной мере отражающим потребности и природу автора становится как раз фиксирование всех своих мыслей и переживаний в текстах, как биографических, так и художественных, где через образы и судьбы героев прослеживаются попытки автора проанализировать или подытожить свои исследования. Именно в этот период, К. продолжает странствовать по миру, однако создаётся впечатление, что это странствие происходит беспрерывно. И таким образом К. не даёт понять является ли её нынешняя жизнь единым и беспрерывным бытием или всё же представляет собой цикл перерождений в человеческом обличии с сохранением памяти и сделанного выбора.
Этому же периоду соответствует нарастающая обеспокоенность К. невозможностью «умереть». Мне сложно судить, что означает в истинном авторском понимании эта обеспокоенность. Означает ли она реальное физическое бессмертие, что подводит нас к представлению о жизни К. как всё-таки не совсем обычного человека, или же как некую невозможность «окончательного успокоения», которое по К. возможно только по окончанию возложенной ей на саму себя миссии по наблюдению за человеком и его «защите».
Именно в этом периоде К. раскрывается не только как «друг», подтверждая историю предшествующую её правомерному перерождению, но и как некий «ангел-хранитель», чему свидетельствует её поведение по отношению к каждому конкретному объекту поведения. Что характерно, К. сама даёт понять, что наиболее близкими по-сути определениями в этой связи могут выступать два ирландских понятия: Anam Cara* и Anam-Aire**. Собственно именно в этот период К. обретает Ирландию (или же наоборот).
Мне не попадалось ни одного повторяющегося или удобоваримого объяснения самой К. как она попала на остров, почему это случилось «так поздно» и когда это случилось. Однако очень скоро становится совершенно ясно, что Ирландия для К. нечто несоизмеримо большее, чем земля, подарившая ей дом и некую «верность месту». Не смотря на то, что К. с завидным упорством называет Ирландию домом, мне так и не удалось найти ни одного реального свидетельства её жизни там. Впрочем, как и ни одного реального свидетельства жизни К. вообще, не считая самих рукописей. И, тем не менее, стоит признать, что с обретением К. Ирландии меняется и её самовосприятие. К. начинает неотрывно отождествлять себя не столько с неким «ангелом-хранителем», сколько с самой Ирландией во всех соответствующих ей мифологических сакральных ипостасях. Причём, порой это отождествление столь явно и столь сильно, что складывается впечатление, что речь идёт не о человеке, не о душе или духе, но о самой Ирландии, а даже не о «душе земли».
И, тем не менее, К. никоем образом не разъясняет свою связь с Ирландией, оставляя ряд противоречий, таких как: отождествление себя с Ирландией и в то же время присвоение себе роли «вечного влюблённого», наделение Ирландии некими чертами «априорной данности» в своей жизни и в то же время сетование и жалобы на некий мучительнейший период их «разлуки». Я не смею утверждать, но многое в работах К. подводит меня к мысли, что одним из её имён, признаваемых ей за собой (или по-крайней мере то, которое она хотела бы. Чтобы мы признавали за ней) было именно имя – Эрин (что по сути своих смыслов сводится к определению «мирная»). Однако и в этом есть некоторая неточность, поскольку как это становится ясно со слов самой К., у неё нет одного единственного имени.
Вообще история с именем/именами К. – это тема отдельного исследования, возможно, даже не одного, но совершенно ясно одно – в разных ситуациях К. апеллирует к разным именам, в той или иной степени свойственных ей по определению и своему назначению. Одним из вариантов объяснения может послужить отрывок из её работы «Воспоминания о королевстве под корнями или краткое доказательство Эрк».
* Друг души (ирл.)
** Душевный попечитель (ирл.)
Продолжение следует...