Что касается истории развития медицины, то полезно помнить, что до 1921 года такую напасть как диабет лечили всевозможными диетами, серными ваннами и химическими препаратами, которые кое-как (либо никак) понижали уровень сахара. Инсулина не было. И мало кто знает, что изобрели его вовсе не седовласые старцы-профессоры, а люди достаточно молодые: Фредерик Бантинг и Чарльз Бест.
Когда завершилась Первая мировая война, военному врачу Бантингу только-только стукнуло двадцать семь лет. Это очевидно был один из лучших представителей своего поколения, эскулап от бога. И в последнем определении даже есть некоторая игра слов. Изначально его родители видели в нем благообразного священника. Фредерик, как послушный сын, попытался было воплотить в жизнь ожидания родителей, но понял, что ему интересно заниматься спасением душ через врачевание тел. Забрал бумаги с богословского факультета и поступил на медицинский.
В 1915 году он, недоучка, порывисто решил отправиться на фронт, где был зачислен в ряды медицинского корпуса Королевской канадской армии. Однако военные спохватились — пинками отправили его в медицинский колледж доучиваться. Ну а через год он снова вернулся на поля сражений, где успел поработать полевым хирургом. Молодой человек получил несколько наград, в частности Военный крест за героическое исполнение своего долга во второй битве при Камбре, в 1918 году. Там он схлопотал ранение в плечо. Битва, конечно, не бог весть какая была. Немцы там сопротивлялись довольно вяло, и исход сражения был предрешен масштабным танковым наступлением британцев. Однако наш герой, так или иначе, выхватил ранение в плечо. После оного он попал на стол к другому молодому дарованию, которое, поразмыслив некоторое время, неистово стало стремиться ампутировать Фредерику руку, указывая на серьезность раны. Уж не знаю: стремление перебдеть ли, некомпетентность или конкурентная неприязнь овладели тем доктором. Еле-еле Бантингу удалось его переубедить. Рука в итоге уцелела. Как и карьера молодого врача. А то ведь без двух конечностей оперировать сложновато.
Сразу после войны Бантинг вернулся в родную Канаду. Он принял решение поступить в ординатуру, где изучал ортопедические болезни. Пару лет работал детским хирургом. После чего вознамерился основать частную практику. Но дело было в канадском городе Лондоне, который по размерам совсем не таков, как британский. Поэтому его личное врачебное «предприятие» прогорело. Он вынужден был устроиться сначала ассистентом профессора в университете Западного Онтарио, где читал лекции по ортопедии. А потом взял в нагрузку еще и учебные часы по фармакологии в Торонтском университете.
Однако университет в то время стал остро нуждаться в лекторе, который бы читал курс эндокринологии. И, по просьбе декана, Бантинг стал преподавать этот предмет. Как я уже намекал выше, время было послевоенное. Найти высокооплачиваемую работу для многих (и для Фредерика, в частности) было непросто. Поэтому востребованный преподавательский профиль стал необходимым подспорьем к скромной зарплате. Надо сказать, что Бантинг не просто отбывал повинность, а всерьез заинтересовался изучением поджелудочной железы. Этому особенно способствовало то, что на его глазах от диабета скончался близкий друг детства. Но вскоре в универе началась какая-то подковерная возня, и Фредерик понял, что явно не пришелся новой администрации по нраву. А значит достичь здесь новых высот ему не удастся. Посему решил собрать чемоданы и сконцентрироваться на работе исключительно в Торонтском университете.
Там его взял под крыло профессор по фамилии Маклауд (часто пишут МаклЕод, но мне нравится первый вариант). Но не Дункан, а Джон. Новый научный руководитель не очень-то разделял интерес молодого человека к поджелудочной железе. И это несмотря на то, что Маклауд был весьма видным спецом по диабету для тех лет, был знаком с ведущим трудами в этой области. В частности, конечно, знал, что поджелудочная железа выделяет некий гормон, регулирующий количество глюкозы в крови. Но получить это вещество в чистом виде и применить его для лечения диабета пока ни у кого не получалось. Так что особых успехов по этой части он не прогнозировал. Но новый подопечный был ему симпатичен как человек, и он дал ему карт-бланш. А также студента-ассистента для выполнения подсобной работы. Фамилия этого студента была Бест.
На новой работе Фредерику удалось сконцентрироваться на прокачивании знаний по части диабета. Уже во второй половине XIX века (в 1869 году) немецкий врач Пауль Лангерганс обнаружил, что скопления секреторных клеток, названных впоследствии островками Лангерганса, продуцируют в кровь гормон, который поглощает глюкозу. Когда этот процесс нарушается, то клетки приступают к поглощению жиров. Содержание сахара в крови растет, гормональный баланс катится к черту и начинается полный ахтунг, приводящий к смерти. Такое вот гуманитарное объяснение. Надеюсь, ничего не напутал. Ниже пару картинок.
Фредерик же познакомился с работами Опи, Шафера, Минковского, где это описано куда более развернуто и по-медицински научно. Изучил опыт экспериментов с собаками, проводившихся на излете XIX столетия. Тогда у друзей человека изымали поджелудочную железу и фиксировали как протекают все симптомы сахарного диабета: сахар начинал скакать как бешеный.
Врачи тогда долго думали думу и решили: а не начать ли нам кормить диабетиков свеженаструганной поджелудочной железой этих самых собак (ну как бы логично, че) или разного рода препаратами на ее основе? Но нет. Происходил фейл за фейлом. Ничего не помогало. Это уже позднее выяснилось, что помимо островков Лангерганса есть еще и ацинозные клетки, которые выделяют ферменты способствующие процессу пищеварения. Иными словами, кусочки разрезанной поджелудочной железы помогали скорее переваривать инсулин, но никак не вырабатывать его.
Как вы знаете, многие научные открытия происходят в результате того, что их автора что-то навело на прорывную мысль. Осенило, что называется. С некоторыми даже во сне такое случается. Так вот. В числе прочих Бантингу попалась в поле зрения статья Мозеса Барона, который описывал то как желчные камни, образуясь в панкреатитных протоках, атрофируют те самые ацинозные клетки. Посему Бантинг, кстати говоря, проснувшись (как считается), принял решение поэкспериментировать: проперировать очередную собаку, перевязать ей панкретатитные протоки поджелудочной железы, подождать месяца два и проверить что произошло. После этого предполагалось, что можно будет получить экстракт островков Лангерганса, полезный эффект которых не будет подпорчен пищеварительными ферментами.
Надо сказать, что активная фаза эксперимента пришлась на то время, когда профессор Маклауд колесил ни то по отпускам, ни то по симпозиумам, ни то по всему сразу. В общем, об опытах подопечных он до поры до времени не слышал.
Итак, бедной собаке перевязали протоки между поджелудочной железой и кишкой. Надо сказать, что многострадальным четвероногим даже Павлов счел нужным поставить памятник. Еще бы, настрадался этот вид на благо науки. Собака, прооперированная Бантингом и Бестом, в итоге умерла в страшных муках: поджелудочная железа в результате хирургического вмешательства просто переварила половину самой себя и вызвала перитонит. В общем, защитники животных не одобрили бы.
К восторгу ученых, участок поджелудочной железы, вырабатывающий инсулин, остался цел, и им удалось выделить искомое вещество. Полученная субстанция плохо очищенного инсулина прекрасно помогала собакам при диабете. Кстати, название «инсулин» отсылает нас к латинскому слову «insula» (остров), а оно, в свою очередь, к «островкам Лангерганса».
Странно, что когда вернувшемуся из отпуска профессору Маклауду доложили об удавшемся опыте, он энтузиазмом молодых ученых не заразился. Наоборот – сделал им строгий за неоправданную жестокость операции. Сообщил, что такие работы следует проводить с крупным рогатым скотом. Да и вообще ученые сделали все совершенно неверно и поспешно. В общем, поддержки не было.
Однако, когда ученые оформили свои опыты в научный доклад и стали с ним выступать, Маклауд подключил к группе своего человека — биохимика Джеймса Коллипа, который помогал запустить дело на поток с тем, чтобы продуцировать инсулин в бОльших количествах. Как говорится, главное вовремя появиться))
Представьте насколько возмутителен следующий факт. Два года спустя Маклауд, как прилипала, присоседился к раздаче слонов получил вместе с Бантингом высшую научную награду – Нобелевскую премию. Естественно вышел скандал. Практически все светила медицины, следившие за работой Бантинга и Беста, заявили, что профессор Маклауд в экспериментах не участвовал. В лучшем случае — лечил в это время свою печень на водах. Маклауд же подливал масла в огонь: стал ни то что рассказывать о своей общей направляющей роли (хотя направлял он коллег как раз в другое место), но и о первых ролях в открытии, старательно как бы задвигая Бантинга и Беста на задворки. Говорят, однажды, увидев подхалима профессора, Коллипа, на обеде, сдержанный доселе Бантинг вспылил и ударил биохимика. В результате на торжественную церемонию вручения премии скромные труженики науки не явились. Премию пришлось получать английскому дипломату.
И все же Чарльз Бест остался бы за кулисами всей этой истории, не будь у Фредерика Бантинга повышенного чувства справедливости. Созвав корреспондентов, Бантинг в их присутствии разделил свою половину Нобелевской премии на две части и вручил одну часть Бесту. Таким образом Бест стал лауреатом четверти Нобелевской премии.
Но торжество справедливости на этом не закончилось. Обделенного вниманием мировой общественности Беста в Канаде все же не забыли. Когда через семь лет профессор Маклауд вышел на пенсию, руководство университета настояло, чтобы этот пост занял один из первооткрывателей инсулина – Чарльз Бест.