Мексиканский политолог о том, почему Мехико не признает Хуана Гуаидо
Как выглядит венесуэльский кризис в глазах мексиканцев, при каких условиях они готовы признать Гуаидо в качестве президента Венесуэлы, и кто на самом деле правит охваченной гуманитарным и политическим кризисом страной, «ЧасКору» рассказал политолог из Мехико, эксперт по международным отношениям и глобальной экономике Рикардо Карденас.
— Как в целом люди реагируют на венесуэльские события? Какое место им отводится в местной политике, в СМИ?
— Венесуэльский вопрос используется мексиканскими политиками начиная с 2006 года практически постоянно: во всех избирательных кампаниях, в центре основных политических дискурсов обязательно присутствует Венесуэла. Вокруг этой темы выстраиваются позиции большинства политических сил по целому ряду вопросов.
— Подозреваю, с началом нынешнего кризиса внимание к этой стране только возросло? Медийный охват венесуэльской тематики на этом фоне как-то изменился?
— Венесуэла пребывает в центре внимания нашей политики и политической науки последние 12 лет. Отсюда логичным образом проистекает и повышенный медийный интерес. СМИ освещают венесуэльские события почти непрерывно, особенно с начала текущего кризиса. Такой усиленный интерес к Венесуэле в целом характерен для Латинской Америки. Во многом это заслуга Уго Чавеса, надолго посеявшего страх перед левыми режимами. В случае с Мексикой тень диктатора тоже сыграла свою роль.
В 2006 году нынешний глава государства, Лопес Обрадор, проиграл президентские выборы Фелипе Кальдерону. Выборы сопровождались масштабным противостоянием левых и правых политических сил, поддерживающих Обрадора и Кальдерона соответственно. Правое крыло использовало венесуэльский пример как наихудший возможный сценарий, к которому может привести победа левых, Кальдерон то и дело называл Обрадора «новым Чавесом». В тот раз правые добились своего – Кальдерон стал президентом во многом благодаря ставке на ужасы Венесуэлы.
В 2018 году в Мексике вновь прошли президентские выборы, и левый фланг политиков во главе с Обрадором уверенно победил кандидатов от более крупных партий правого толка. Однако венесуэльские дела в этот раз уже не задавали повестку в той степени, в какой это происходило в 2006. Стало ясно, что никакого системного кризиса, экономического коллапса и других ужасов «венесуэльского конца», которым пугали правые, в Мексике с приходом левых к власти не случилось. Но с началом нынешнего кризиса Венесуэла вновь оказалась в центре внимания мексиканских политиков и СМИ.
В Мексике много венесуэльских эмигрантов, почти 35 тысяч человек. Местное население неизбежно узнает от них о сегодняшних реалиях страны, слышит все эти жуткие рассказы о том, что творится на их родине. У многих наших граждан там друзья и родные, так что мексиканское общество во многом чувствует причастность к происходящему в Венесуэле – добавьте к этому исторические связи двух государств и географическую близость.
— Так почему же официальный Мехико по-прежнему не признает лидера венесуэльской оппозиции Хуана Гуаидо законным главой государства?
— На мой взгляд, в первую очередь из-за нового правительства, действующего в Мексике с прошлого года, и нового президента. В ходе избирательной кампании, когда правые кандидаты и их сторонники равняли его с Чавесом и прочили стране участь второй Венесуэлы, Лопес Обрадор ради своей защиты стал постепенно дистанцироваться от венесуэльской тематики.
Позднее это выразилось в возврате к принципу невмешательства, зафиксированному в мексиканской конституции, к которому и апеллировал Обрадор в ходе президентской гонки и после своего избрания. Этот принцип называется доктриной Эстрады и предусматривает непризнание Мексикой любых лидеров и правительств, пришедших к власти силовым путем, а также отказ от вмешательств во внутренние дела зарубежных стран.
Только из этого отнюдь не следует, что мы как-либо поддерживаем Николаса Мадуро. Мы просто не спешим разрывать с ним дипломатические отношения, как это сделали США и большинство латиноамериканских стран. Но не все: Уругвай придерживается позиции, аналогичной нашей, и, кстати, по схожим причинам – страну сегодня также возглавляет левое правительство.
Кроме того, еще один конституционный принцип мексиканской политики, которого придерживаются в последние годы наравне с доктриной Эстрады, – содействие в защите прав человека как в самой Мексике, так и за ее пределами. Поэтому публичная риторика Мексики в отношении Мадуро немногим отличается от риторики США или других стран, подвергающих его резкой критике. Сочетание этих двух принципов – невмешательства и защиты прав человека – сформировало у нас соответствующую позицию в венесуэльском вопросе. Мексика выступает за поиск мирного решения, за диалог всех задействованных в нем сторон.
Так что позицию Мексики по данному вопросу никак нельзя назвать «промадуровской» – в отличие от России, Китая, Ирана и Турции, или латиноамериканских союзников Венесуэлы, Боливии и Никарагуа, которые в открытую говорят о поддержке Мадуро и признают легитимность его режима.
— А легитимность венесуэльского протеста в Мексике все признают? Или та точка зрения, которая доминирует, к примеру, в российском информационном поле – что это финансируемая извне попытка незаконного переворота, а лидеры оппозиции во главе с Гуаидо действуют по указке США – у вас тоже встречается?
— Нужно понимать, что никакой Вашингтон не может вывести на улицы миллион человек. Основная причина венесуэльской ситуации – в переизбрании Мадуро, его стремлении продлить свои полномочия до 2025 года. За кризисом стоят и другие, но в первую очередь внутренние причины, выросшие из уничтожения основных институтов и того шаткого баланса между политическими силами, который там оставался.
По сути, Мадуро отменил венесуэльский парламент, Национальную ассамблею, и провозгласил собственную, фактически подконтрольную лично ему Конституционную ассамблею. Основная цель нового парламента – изменить Конституцию, чтобы устранить имеющиеся законодательные препоны для установления практически неограниченной личной власти Мадуро. Ради этого он хочет отменить действующий основной закон, принятый еще при Чавесе, и ввести новый, который и разрабатывают в Конституционной ассамблее. Для оппозиции это бы означало утрату самой возможности когда-либо оказаться у власти. На мой взгляд, венесуэльский протест – вполне реальное, а не срежиссированное событие, и в случае этой страны – оправданное и законное.
— Хорошо, отбросим происки Госдепа. Но как быть с американской политикой в отношении самой Мексики и тем фактом, что с началом президентства Дональда Трампа она приобрела резко антимексиканский и в целом антилатиноамериканский характер? Ведь не только у российских СМИ напрашивается параллель между такой политикой и теперешней позицией страны по Гуаидо.
— Да говорю же вам, не в Трампе дело! И вообще не в Америке.
Считать экономический крах и развал венесуэльской государственности делом рук неких внешних сил может только далекий от понимания латиноамериканского региона человек. Как и предполагать, что реакция мексиканского правительства на венесуэльские события, его отказ признать Хуана Гуаидо президентом – некий акт расплаты с администрацией Трампа за ее антимексиканскую риторику.
Если на то пошло, то негативное отношение к мексиканцам в США дальше этой риторики особенно и не идет – наша страна продолжает занимать одно из центральных мест во внешнеполитической жизни США, и наоборот. У Трампа и Лопеса Обрадора нормальные деловые отношения, они регулярно встречаются и каких-либо персональных разногласий между ними не замечено.
— Что вообще думают в Мексике о Хуане Гуаидо? Ему симпатизируют, или не доверяют?
— О Гуаидо у нас, как и почти везде за пределами Венесуэлы, мало кто знал до последних дней. Возможно, кто-то и видит в нем американскую марионетку, но разве что из-за резкой и неожиданной реакции США на самопровозглашение Гуаидо венесуэльским лидером. Признание его в этом качестве действительно выглядело очень внезапным. Но повторюсь, он не был заметной фигурой в мексиканской политической жизни, так что какого-то выраженного отношения к нему нет.
— А к Мадуро?
— К нему, как и к его предшественнику Чавесу, отношение предсказуемо негативное, за вычетом отдельных радикальных левых.
Взять хотя бы недавний пример с приглашением Мадуро на инаугурацию Обрадора. Последнему оно дорого обошлось – политические оппоненты нового президента тут же оживились, вспомнив про «второго Чавеса», и выступили с резкой критикой в его адрес, а местные венесуэльцы вышли протестовать против приезда Мадуро к посольству возглавляемой им страны.
— Точно ли им? В последнее время все больше слухов о том, что настоящий глава государства уже давно не Мадуро, а один из его приближенных, политик и телеведущий Диосдадо Кабельо, подозреваемый в связях с крупнейшими наркокартелями страны.
— Это действительно одна из наиболее значимых фигур в ближнем круге Мадуро. Фактически его правая рука, поскольку Кабельо контролирует армию. И в равной с Мадуро степени несет ответственность за то, во что превратилась Венесуэла – в ту черную дыру, куда стекаются проблемы всего латиноамериканского региона, где целые участки страны живут вообще вне государства, а власть осуществляют наркокартели.
Лет пять назад поговаривали, что Кабельо подумывает возглавить страну самостоятельно, предав Мадуро, но этого так и не произошло. Думаю, потому, что Кабельо предпочитает оставаться в тени. Именно он возглавил новый парламент, созванный Мадуро для того, чтобы переписать Конституцию. Так что сегодня это безусловно важнейший для режима человек, наряду с бывшим министром иностранных дел Делси Родригез. На этой триаде – Мадуро, Кабельо, Родригез – и держится венесуэльская клептократия.
— То есть Кабельо лично заинтересован в том, чтобы венесуэльский режим продержался как можно дольше?
— Конечно. За ним ведь армия – единственный оставшийся в стране институт, получающий хоть какие-то выгоды от творящегося хаоса. Военные контролируют нефтяной сектор, распределение продовольствия, бизнес, в их же руках находятся СМИ, и даже основные маршруты наркотрафика.
— Насколько устойчива сегодня позиция Мексики по лидерству в Венесуэле? Что должно произойти, чтобы она могла измениться, есть ли какие-то обстоятельства, при которых это возможно?
— Думаю, что в краткосрочной перспективе наша позиция останется прежней. В этом случае Мехико сильно рискует, ведь в вопросах внешней политики мы ориентированы не только на Уругвай. Мексике интересно оказаться на одной стороне и с Евросоюзом, в первую очередь, с Испанией и Португалией, иметь с ними общую точку зрения в этом вопросе.
Сейчас Испания и Португалия, в соответствии с политикой Евросоюза, настаивают на проведении в Венесуэле выборов с привлечением международных организаций, наблюдателей, соблюдением существующих стандартов. В то время как Мексика про выборы вообще ничего не говорила. Мы лишь выступаем за поиск мирного решения и диалог, но на проведении выборов не настаиваем – иначе это нарушит наш же постулат о невмешательстве, о котором мы говорили ранее.
Если кризис в дальнейшем пойдет по пути эскалации – а Мадуро едва ли согласится на новые выборы – Мексика в своем видении ситуации скорее всего останется в одиночестве. Но если в Венесуэле действительно пройдут честные выборы с участием всех политических сил, и на них победит Хуан Гуаидо – Мексика сможет признать его президентом.
Автор: Мария ШЕР