Глава 12
Удобно устроившись друг на против друга, Фелисити заказала большой клубничный коктейль с шапкой из взбитых сливок и вишенкой, а Дэвид заказал себе шоколадный коктейль с шапкой из взбитых сливок, посыпанной шоколадной крошкой. Сделав первый глоток, знакомый вкус детства оказался точно таким, каким Фелисити его помнила. Она должна была набраться храбрости и рассказать своему собеседнику полною версию той печальной истории. Полную версию. Не ту, укороченную, что два года назад она поведала Лиззи и Дэну. А правдивую, полную версию событий того дня.
- Это произошло два года назад, - начала свой рассказ Фелисити, прокручивая кольцо на пальце и посмотрев в глаза Дэвиду, продолжила, - В тот день я приехала к отцу и тете Джеки. Я приезжала к ним почти каждый уикенд, что кстати говоря всегда раздражало Дэна. Как-то, мы даже поссорились из-за этого, он собирался поехать со мной и мне пришлось остаться дома, настолько сильно я не хотела знакомить Дэна со своей семьей. Сейчас уже я понимаю почему, но тогда не понимала. Я просто не хотела, чтобы Дэн вошел в дом, в котором я выросла и раскритиковал его. Я знала, что Дэн Максвелл никогда не сможет понравиться ни моему отцу, ни тёте Джеки, ни дяде Генри. В тот день, Дэн впервые заговорил о том, что хочет жениться на мне, и я пообещала ему подумать об этом во время поездки к семье. К тому времени мы были вместе уже год, и мне казалось, что этот его постоянный контроль и наставления, всего лишь проявление его заботы обо мне. В общем, в тот день я приехала в Белвью уже вечером. Я открыла дверь и застала отца смотрящим бейсбольный матч. Поцеловав его, я уже собиралась идти спать, но, вдруг, вспомнила о словах Дэна. Матч как раз закончился и заварив две кружки зеленого чая, позвала отца на кухню, я много раз жалела о том, что не пошла в тот вечер спать. Фелисити больше не было в кафе, она словно перенеслась на кухню отцовского дома, в тот вечер, в тот проклятый вечер.
- Па, я заварила нам чай, иди сюда! – крикнула Фелисити и поставив кружки на круглые подставки, уселась на большой, деревянный стул.
- Иду, милая, - входя в кухню, произнес Энтони. Усаживаясь за стол он продолжил, - Как доехала, милая?
- Хорошо, Пап, я хочу с тобой поговорить!
- Конечно, милая, я слушаю, - произнес Энтони, подвигая к себе пепельницу и закуривая сигарету.
- В общем, сегодня Дэн заговорил со мной о свадьбе. Он хочет, что мы поженились.
- А ты этого хочешь?, - спросил Энтони, выдыхая сигаретный дым.
- Я не знаю, я запуталась. С одной стороны, мне нравится Дэн, а с другой я не знаю, достаточно ли этого для брака? – подняв глаза на отца, проговорила Фелисти.
- Резонный вопрос, - произнес Энтони, снова затягиваясь сигаретой.
- Поэтому я хотела спросить у тебя, как ты понял, что вам с мамой нужно пожениться? – спросила Фелисти, отпив из кружки.
- Дорогая, я не хотел бы говорить о этом. – резко произнес Энтони.
- Папа, ты никогда не хочешь говорить обо всем, что хоть как-то связано с мамой! – обиженно пробурчала она.
- Я не намерен за это извиняться, ни перед кем, даже перед тобой, милая! Я имею на это полное право! – жестким голосом отрезал он.
- Какое право? За двадцать девять лет, ты ни разу не согласился поговорить о маме! Я знаю, что, когда мама умерла ты сильно страдал, остался один с годовалым ребенком на руках, я это понимаю. Ты так и не женился, потому что все еще любишь маму? - спросила Фелисити, уверенная что понимает все чувства своего отца.
- Ты ничего об этом не знаешь! – вдруг закричал Энтони.
- Ну и что? – обиженно пробурчала Фелисити. – Если я ни разу не влюблялась и не хоронила мужа, значит я не могу понять чувства других людей? Ты думаешь, маме было бы приятно знать, что после её смерти, за полные двадцать девять лет в общей сложности о не говорили и пяти минут? Мне кажется, что это жестоко и несправедливо по отношению к маме!
- Ты ничего не знаешь о своей матери! – уже не на шутку раскричавшись, закурил очередную сигарету Энтони.
- Конечно не знаю, ведь ты ни разу о ней ничего не рассказал! Да еще и подговорил тётю Джеки! Ты думаешь, я не догадалась, что это ты запретил ей рассказывать о маме.
- А что ты хотела, чтобы я по всему дому развесил её фотографии? Что бы каждый день рассказывал тебе как она любила тебя? Как любила тебя нянчить? Так вот, Фелисти, это не было! – нервно произнес Энтони и понял, что в этот раз он сказал куда больше дозволенного.
- Плохо говорить о мертвых, это ужасно, папа! И мама не виновата, в том, что умерла, когда мне был год! Она же не под поезд бросилась, у нее был сердечный приступ! Как ты можешь быть таким эгоистом!?
- Мне надоело выглядеть плохим! Слышишь? Твой отец устал быть козлом отпущения! Я больше не могу слушать этот бред про твою бедную, мертвую мамочку! – заорал Энтони.
- Папа, остановись! Почему ты такой жестокий! Ты всю жизнь пытался меня лишить памяти о маме! – резко прокричала в ответ Фелисити.
- Хочешь иметь о ней память? Хочешь узнать правду о своей маме? Думаешь, я эгоист?
- О чем ты говоришь? Я не понимаю тебя! - произнесла Фелисити ставя свою кружку в раковину.
- Твоя мать жива. – тихо произнес Энтони, затянувшись сигаретой.
- Не поняла.
- Твоя мать не умерла двадцать девять лет назад, - спокойным голосом, лишенным любых эмоций сказал Энтони Холл.
- Папа, ты сегодня выпил?
- Фелисити, твоя мать жива.
- Что за бред ты несешь? Папа, я еще в своем уме. С шестнадцати лет я хожу на могилу к своей матери.
- Фелисити, что написано на том могильном камне? – устало спросил Энтони.
- На камне выгравировано мамино имя, Джессика Холл, дата её рождения и смерти. – проговорила Фелисити, сомневаясь в душевном здоровье отца.
- Когда я впервые попал на местное кладбище, тебе было шестнадцать лет. Ты бунтовала и требовала, чтобы я отвез тебя на могилу матери, я больше не мог придумывать отговорки или ссылаться то, что ты еще маленькая. Тогда я решил пойти на кладбище, я думал присмотреть и купить место под захоронение и поставить на него памятник. Тогда я был очень озадачен и идя мимо ровных рядов надгробных камней, я случайно, зацепился взглядом за надгробие, на котором было выгравировано имя Джессики Холл. Я посмотрел на дату её рождения, тысяча девятьсот шестьдесят первый год, а это означало, что мы одногодки. Затем я посмотрел на дату смерти и ужаснулся. И она тоже совпала идеально. Одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год. В тот год тебе исполнился первый годик. Я спросил у смотрителя кладбища и оказалось, что на эту могилу уже много лет никто не приходит. Тогда, у меня и родилась идея показать тебе эту могилу. – виноватым голосом закончил Энтони.
- Папа, что за ересь ты несешь! Ты пьян? - спросила Фелисити, где-то в душе понимая, что эта история звучит невероятно, но складно.
- Когда ты узнала, как зовут твою мать? – спокойным голосом спросил Энтони, выдохнув клубок едкого дыма.
- Я не помню, я не. Я была подростком, я спросила тебя, ты молчал, а потом ответил мне что маму звали Лорен. – сказала Фелисити и тут же поняла к чему вёл отец. - Потом, когда ты впервые привел меня на кладбище, я спросила тебя почему на камне написано Джессика, а не Лорен… - почти шёпотом произнесла Фелисити, садясь на стул.
- И я ответил тебе, - перебил дочь Энтони, - Что у твоей матери было двойное имя Джессика Лорен Холл. Но по ошибке на камне выгравировали только первое имя, - снова выдохнув густой серый дым, произнес Энтони. И до Фелисити начало доходить, что отец говорит правду.
- Ты думала, что я эгоист, но я пытался уберечь тебя, милая! Я любыми способами пытался уберечь тебя от горькой правды! - прошептал Энтони Холл, и по его бледному лицу скользнула слеза.
- От какой правды?
- Твоя мать не умирала ни от какого приступа. – начал свой рассказ Энтони, смотря в пустоту, будто лишенным жизни взглядом. – Мы с твоей мамой познакомились и влюбились. Её звали Лорен Шоу. У нас быстро закрутился роман. Я был без памяти влюблен в нее. Я уже работал учителем истории, в одной из школ Нью-Йорка. А Лорен работала секретаршей в юридической фирме, но она ненавидела ту работу, она мечтала стать модельером. Нам было по двадцать четыре года. Тогда мне казалось, что весь мир лежит у наших ног. Я уже встал на ноги, и несколько лет снимал квартиру в Бруклине. Твоя мать тоже уже крепко стояла на ногах. Мы решили пожениться. Никому ничего не сказав мы сходили и расписались. Не было ни платьев, ни колец. Лорен ненавидела всю эту атрибутику торжеств. Она перебралась ко мне в Бруклин и уволилась с работы. Лорен пошла на курсы кройки и шитья, затем на курсы рисования. И там и там она преуспела, у нее был настоящий талант. Однажды она сшила платье для своей подруги, а та случайно попала на какую-то модную вечеринку. И её платье произвело там фурор. Через неделю какой-то представитель, какого-то модного дома, позвонил нам домой и предложил Лорен работу. Он предлагал ей поработать в команде молодых дизайнеров, но работа была в Париже. Я помню, как положив трубку, Лорен завизжала от восторга. Такой счастливой не делал её даже я. Конечно, я согласился на переезд во Францию. Я обожал Лорен, я был готов лететь за ней хоть на Аляску, хоть в Африку. Конечно я боялся не найти в Париже работу, но на крайний случай уже придумал, что смогу быть репетиром английского. Переезд был уже решёным делом, Лорен оставалось только сообщить о своем согласии работодателю. В те дни Лорен была самым счастливым человеком на свете, я был готов пожертвовать всем, ради её счастья. Потом, однажды, она упала в обморок, это случилось в подземке. Она была на нервах из-за предстоящего переезда, поэтому я не удивился, примчавшись за ней в больницу, врач сообщил нам что Лорен беременна. Это новость была словно гром среди ясного неба. Я с первой же секунды был безумно счастлив, я никогда раньше не испытывал такого счастья. Но Лорен, думала иначе… - произнес Энтони, наконец переведя взгляд на дочь. Фелисити сидела за столом, напротив отца, белая как полотно. По её щекам струились слёзы.
- Продолжай, - мертвым голосом произнесла она и Энтони послушно продолжил свой рассказ.
- Я смотрел на неё, и мне показалось что она впала в ступор. Я ждал что она разразиться смехом, слезами счастья или хотя бы удивлением. Но она промолчала. Вернувшись домой она все еще молчала, и я не знал, как реагировать на это её поведение. В конце концов я заговорил с ней, и крепко обняв её, впервые дотронулся до её живота. Она резко одернула мою руку, будто винила меня в чем-то. Тогда до меня дошло, в чем причина её ступора. Дальше мы ругались несколько месяцев, почти каждый день мы жутко ссорились. Лорен хотела сделать аборт, - втянув носом воздух, произнес Энтони и продолжил, - я был категорически против. Каждый день убеждал её передумать и в конце концов настало время сообщить работодателю наше решение, откладывать дальше было невозможно. Видя, как Лорен несчастна, я сходил с ума. Я не понимал, как женщина может не хотеть своего ребенка. В общем, однажды в квартире раздался звонок и Лорен поговорив с работодателем о чем-то, положила трубку и взглянула на меня. Помню, в тот момент моё сердце будто перестало биться, настолько я был напуган. Лорен положила руку на свой живот и сказала, что отказалась от работы. Что она выбирает меня и нашего ребенка. Дальше мы зажили нормальной жизнью, Лорен была счастлива, хотя иногда, я слышал, как она плакала. Я думал, что это гормоны. В ноябре родилась ты. В тот день, впервые взяв тебя на руки я испытал невероятное счастье и решил назвать тебя Фелисити, а это значит счастье или счастливая. Лорен не возражала. Ну а потом, мы начали жить как обычная семья. В конце следующего октября, Лорен вернулась домой с прогулки и рассказала, что наткнулась на старого знакомого, который год назад предлагал ей работу в Париже. Он все еще был заинтересован в молодых талантах. Тогда я понял, к чему клонит Лорен. Я снова был готов бросить всё и всех, лишь бы она была счастлива. Я уже начал размышлять о том, что я устроюсь в Париже на работу, и со временем мы сможем нанять няню, на те дни, когда у нас обоих будет работа. Для меня не было ничего невозможного. Но, оказалось, что мои планы не вписывались в планы амбициозной Лорен Шоу. Оказалось, что ей придется работать по 16 часов в сутки, доказывая свой талант, а муж и ребенок будут только отвлекать её от работы. Так я узнал, что рассказав о переезде в Париж она имела ввиду свой переезд в Париж. Я думал, что она сошла сума. Что она одумается. Но через две недели прейдя домой, я нашел записку вместо жены. Я понял, что она уехала. Помню, я помчался в детскую, я испугался что она забрала тебя с собой, но ворвавшись в комнату я увидел тебя, сидящую на коленках у няни. Я схватил тебя и крепко прижал к себе. Я прочитал записку Лорен, она написала в ней, что очень любит нас, но ей не достаточно быть просто мамой и просто женой, что если она не попробует, она никогда себя не простит и скорее всего возненавидит нас. В тот же час, я позвонил твоей тёте Джеки и попросил присмотреть дом неподалёку от их с Генри домом. Еще через несколько дней адвокат вручил мне документ о расторжении брака и согласие Лорен на то, чтобы я стал единоличным опекуном ребенка. Через две недели мы переехали в этот дом и отпраздновали твой первый день рождения. Твоя тётя Джеки не отходила от тебя ни на шаг. Она пыталась заменить тебе мать, насколько это возможно, и я всю оставшуюся жизнь буду ей за это благодарен. Ну, а дальше ты знаешь, ты требовала предоставить тебе мать, и предоставил тебе могилу Джессики Холл, незнакомой мне женщины, носящей такую же фамилию, что и мы. И она стала для тебя матерью. Даже мертвая Джессика Холл стала лучшей матерью чем живая Лорен Шоу. – закурив сигарету, закончил свой рассказ Энтони.
Фелисити сидела словно в ступоре. Слезы уже высохли. Совершенно пустым голосом Фелисити произнесла, - Где сейчас Лорен Шоу? – словно выплюнув это имя.
- К счастью, я не знаю.
- Ты больше её никогда не видел? – спросила Фелисити, уставаясь в пустоту.
- Однажды, когда тебе было пять, я повез учеников на национальную олимпиаду по истории, она проходила в Нью-Йорке. Там, я совершенно случайно, встретил Лорен. Она рассказала, что работает на известный модный дом и уже купила собственную квартиру в Париже. Сказала, что её мечты сбываются, что она уже стала модельером, хоть и не очень известным пока. Она была модельером и была этим счастлива. Помню, Лорен спросила, как ты, на кого ты стала похожа. Я потянулся за бумажником, в котором была твоя фотография, но она отказалась взглянуть. Сказала, что это очень тяжело для нее. Что ей проще думать о тебе, как о чужом ребенке. Она повторяла что жутко страдает, но у успеха есть своя цена. Кроме Нью-Йорка, больше я её ни разу не видел. – закончил Энтони, только сейчас заметив, что за окном начало светать.
- Я ненавижу тебя, - прошептала Фелисити и поднялась, на ноги.
- Доченька, я знаю, тебе трудно понять мои поступки! Когда-нибудь, ты станешь родителем, и поймешь, что ради защиты и спокойствия своего ребенка, ты сделаешь всё! - срываясь на хрип произнес Энтони.
- Не смей говорить мне, что двадцать девять лет ты врал мне ради меня! Ты заставил меня больше десяти лет считать чужую могилу, могилой моей матери. Я каждую неделю приходила на эту чертову могилу, чтобы рассказать как прошел мой день, что нового я узнала о жизни, с кем познакомилась, какие оценки получила. Я рассказывала ей обо всех своих переживаниях и мыслях, я часами сидела у той могилы и ненавидела Бога за то, что мамы умирают. Я думала о том, какой бы стала моя жизнь, если бы мама осталась жива. Я всю жизнь оплакивала её смерть! Я боготворила её! Я мечтала быть похожей на неё, но не знала какой она была. Я думала, что она любила меня, что жизнь забрала её у меня, отняла, украла! – закричала Фелисити, и по её щекам словно реки потекли потоки слез.
- Пойми, я не хотел, чтобы росла с мыслью что твоя мать бросила тебя! Променяла тебя, и на что променяла? Можно было бы понять её, если бы она променяла нас на нового мужчину, да, это было бы ужасно, но в жизни так случается! Но она променяла собственного ребенка на возможность шить тряпки! Слышишь меня? Тряпки! Шмотье! Променяла родного ребенка и любящего мужа на шмотье! Это я должен был тебе сказать? – кричал Энтони, стуча кулаком по столу так, что тот периодически подпрыгивал.
- Лучше знать правду! – заорала на отца Фелисити, - Лучше знать правду, чем всю жизнь оплакивать умершую мать! Я ненавижу тебя, Энтони Холл! Ты со своим враньем поступил не лучше! Я больше никогда не хочу тебя видеть! – продолжала кричать она.
- Ненавидишь? Значит ты такая же как твоя мать! Готовая бросить семью, ради своей прихоти, если ты не понимаешь, чем я пожертвовал ради тебя и через какой ад я проходил, каждый раз, когда ты восхищалась своей покойной матерью, если ты не понимаешь этого, тогда я тоже больше не хочу тебя видеть, - прокричал Энтони и бросил кружку в стену.
- Тогда я ушла. Закрыла за собой дверь и ушла. Два года я не слышала и не видела отца. Сначала я жутко его ненавидела, мне казалось, что за моей спиной сплели целую паутину лжи. Всё, во что я верила вдруг превратилось в обман. Потом, я помню, как я впервые ввела в поисковик имя Лорен Шоу, и была готова увидеть перед с собой ссылки на её жизнь и творчество, но я ошиблась. Ни одного дизайнера по имени Лорен Шоу, ни одной статьи о Лорен Шоу. Тогда, мне показалось что это сама судьба всю жизнь прячет от меня мою мать. И мне вдруг стало абсолютно все равно на то где она и что с ней стало. Для меня она перестала существовать в одночасье. Первые полгода я даже думать об отце не могла, вторые полгода я прождала его извинений. Но их не последовало, он не считал себя виноватым. Еще год мы играли в молчаливую игру, не хотя признавать собственные ошибки. Конечно, все это время тётя Джеки и Генри пытались нас помирить, но это было бесполезно. Только сейчас я понимаю, что помирить нас могло только время. – закончила рассказывать свою историю Фелисити, наконец посмотрев на Дэвида, который сидел напротив неё. Она, поняв, что вот-вот заплачет, выбежала из кафе и направилась к машине. Бросив деньги на стол, Дэвид выбежал следом. Он догнал Фелисти, развернул её и обнял так крепко, как только мог. Фелисити обняла его в ответ. Она была рада, что впервые за два года она скинула этот камень с души.