На дворе уж топтался грязными лаптями ХХI-й век. Суровый он был, по-медвежьи неуклюжий, но умный! Настолько, бес кудрявый, умен вышел, что дотумкал-таки быстро и хитро людей одинокими делать. С малых лет оставлял их «сиротами», нагло подсовывая поюще-мерцающие штуковины. Всё больше отводили люди свой взор друг от друга: сын, дочь – от матери, мать – от детей, отца же вообще от всего семейства. Растворилась любовь в мире, отмерла за ненадобностью. Таков был план Неуклюжего!
Но легенда гласила, что не все селения попали в западню. Там, где ветер резвится, играя в соснах, где пахнет солью, где Великий Хребет скалистой гряды стоит на страже, неся свой столетний дозор, раскинулась небольшая деревушка Х. Здесь Неуклюжий был бессилен. И здесь родился ОН.
Он молод, можно сказать ─ хорош собой: ростом в два с половиной аршина, плечист. Средь базарного люда не выделялся. Смотрел он на всех внимательно, жадно, с интересом. Будто старался разглядеть встречного аж до его дней младенчества, увидеть не только внешность ─ душу. И имя у него было самое обычное – Фёдор. Родители звали его Феденька, друзья привыкли к прозвищу Дюн (уже никто и вспомнить не мог, когда и откуда взялось такое нарицание – Дюн). Базарные детишки-попрошайки уважительно обращались к нему по имени-отчеству: Фёдор Андреевич. Потому что не могли припомнить ни дня, когда Федя, возвращаясь с покупками, прошёл мимо. Обязательно остановится, присядет, чтобы быть с детворой одного роста, откроет котомки и всех сладостями угощает.
Только хочет душа большего, ищет чего-то, то, чего нет на земле родной. И сорвался Дюн в поиске и полетел. И попал прямиком в объятия к Неуклюжему. И закружило его, захватило. Ибо все, кто оказывался за пределами Х становились безмолвными рабами.
И где-то здесь в сизом от дыма царстве Неуклюжего жила-была девушка. Просто Ирина. Для мамы – «доЦа», для знакомых – Ируська, для супруга – «Иииииирк! Дай...подай…».
Жизнь у нее – будто в чугунном комбинезоне и за бетонной стеной. Всё вроде есть: семья (муж, дети, родители, братья, сёстры, друзья), работа… О чём ещё можно мечтать?! Но она мечтала…
Май месяц – золотое время, даже в царстве Неуклюжего. Тепло, зелено, радостно. Хочется прилечь на молодую травушку в тени чем-то расстроенной ивы, развернуть полотенечко тканое со снедью, надломить душистый каравай, и наблюдать за вечно беспокойными воробьями. Именно об этом грезил Дюн, сидя в душной повозке, зажатый со всех сторон Одинокими. Путь он держал на северо-восток туда, где с ранней зорьки трудился он, Фёдор Андреевич, абсолютно неприметный слуга Холодной Башни. Дни и недели сменяли друг друга, менялись и Одинокие, с которыми трудился Дюн плечом к плечу. Он помнил каждого, его – никто.
Холодная Башня приветливо распахнула врата, впуская Фёдора. Он на мгновение задержался у порога, моргнул, прогоняя грёзы о единении с природой, и уверенно шагнул в мрачную пустоту.
Отработанными движениями принялся он разбирать рукописи, изредка поднимая взгляд на входящих Одиноких. Когда-то, в самые первые дни на своей должности, он радостно всем салютовал приветственным жестом, и улыбался. Но, со временем, улыбка устала натыкаться на безразличие и Дюн просто радовался глубоко внутри, в душе. Тело же продолжало монотонно работать: руки сортировали свитки, ноги послушно шагали в заданном направлении.
Снова скрипнула дверь Хранилища, впуская очередного Одинокого, Дюн, не прерывая движений, поднял взгляд и замер: на него смотрели лазурно чистые, внимательные глаза. Она была прекрасна: крупные кудри смоляных волос ласкали плечи; румяные, пылающие жизнью щеки… а губы! Губы – манили, лишали напрочь воли, туманили рассудок. Но самое главное – взгляд. Взгляд уставший, печальный, но глубокий, живой! Так не похожий на все, которые его окружали.
Среди сотен Одиноких, занятых в суете, лишь единожды встретились они взглядом, и не смогли более отвесть очи долу…
Лето пронеслось стаей испуганных голубей, осень золотом осыпалась, зима отзвенела морозами… Дюн и Ирина коротали вечера в прогулках. Он держал её за руку, держал так, словно боялся ─ украдут. Они бродили по мрачному владению Неуклюжего и он рассказывал ей о лабиринтах душистых аллей, о цвете яблонь, о птенцах ворчливых уток, о том как поют ручьи. Но всякий раз Ирина возвращалась в свой удел, к человеку, который давно превратился в одного из Одиноких. Возвращалась, потому что дети, потому что должна.
Зазвенела капелью весна.
─ Уже год вместе, ─ шепнула Ирина, прижавшись к Федору.
─ Когда ты скажешь ему? ─ вымучил он, обняв любимую. ─ Заберем детей и уедем в Х. Только там счастье, только там у них есть шанс не стать Одинокими.
─ Я не знаю, как сказать им. Попробую поговорить сегодня вечером.
Но не попробовала Ирина ни вечером, ни на следующий день. Это Неуклюжий уже обратил свое воронье око в их сторону, еще крепче привязав своими оковами Ирину.
Волей событий пришлось вернуться Дюну на родину. Вот так раскололась твердь «привычной» жизни, и отбросила Фёдора Андреевича за тысячи вёрст от любимой.
Нужно ли описывать, как страдают два сердца, не имея шанса соприкоснуться?
Ирина вновь «оделась» в чугунный комбинезон своих будней, не зная, чего ждать: то ли возвращения любимого, то ли выплакать все слезы и примкнуть к Одиноким навечно… Так тянулись дни, так ползли недели, ─ братья-месяцы, взявшись за руки, продолжали вести свой хоровод.
Лишь иногда Дюн мог с ласточкой отправить короткое послание любимой: «Люблю. Надеюсь!»
Мать-природа наблюдала. Мать-природа не вмешивалась…
Вмешались братья-месяцы: Ноябрь, разомкнув рукопожатие, вышел из круга, выкрал Ирину, и, заметая следы ливнями и ветрами, умчал её в чудный край – на родину к Дюну. Подарил он влюблённым три дня и две ночи. Ноябрь, конечно, могуч. Но Неуклюжий во сто крат могущественнее! Возвратил силой беглянку…
Следующий брат, Декабрь, тоже исхитрился умыкнуть Ирину. Закружил он снегами, ударил морозами лютыми, парализуя жизнь Одиноких, затем незаметно передал в руки Январю.
Январь мудрейший из братьев и он принял решение забрать Федора.
Примчал он влюблённую пару к закату четвёртого дня. Велел разъехаться по разным краям царства, и встречаться лишь после заката, когда чёрный глаз Неуклюжего не может заметить Дюна и Ирину среди миллионов снующих Одиноких. И согласились молодые, с каждым пунктом согласились. Январь – мудрейший. Хоть и терзало это Федора, но он жил надеждой. Надеждой на то, что сбросит с себя Ирина оковы Неуклюжего.
И потянулось время в сумрачном царстве ─ Фёдор Андреевич с рассветом покидал пристанище, ехал в повозке к вратам Холодной Башни, трудился в Хранилище, притворяясь одним из Одиноких. Пока солнышко за горизонт не закатится. И только тогда начиналась настоящая Жизнь. А все остальное время Жизнь теплилась глубоко внутри… Куда способны заглянуть лишь ИХ глаза.
Вот только под неумолимым покровом времени потух взгляд Ирины, стал взглядом Одиноких. И угасла надежда Федора. Потлела мерцающим угольком и угасла. И осталась их Жизнь стихающим шепотом в поюще-мерцающей штуковине.
Растворилась любовь, отмерла за ненадобностью. Ведь таков был план Неуклюжего!
Автор Анастасия Коэн
