Кулинарная книга.

Пельмени.

Дома у Виталика с потолка свисала лампочка. Когда-то, делая ремонт в квартире, он купил неплохую люстру. Возвращаясь из магазина с покупкой подмышкой, он оступился, поднимаясь по лестнице в подъезде. Реакция была отменной, и Виталик успел поймать руками бетонные ступеньки, едва не коснувшись их подбородком, но, люстра высыпалась из коричневой упаковочной бумаги красивой переливающейся струей.

Лампочка свисала на проводе с потолка большой, аскетично пустой квартиры. Жена ушла давно и никто его больше не поклевывал, дескать, а когда у нас появится люстра. Ему и самому она не очень нравилась в таком виде: создавала прямую ассоциацию с неуютом. Еще бы ободранный стол со вздувшимся лаком рядом с окном, и остатки селедки на газете, и Венечка Ерофеев был бы в восторге.

Длина провода была такой, что лампочка касалась его переносицы, если он вставал под нее. Нахоженный тысячами раз маршрут позволял вообще не встречаться с лампочкой, но сегодня Виталик уже дважды задел её головой. Жизнь в последнее время была просто хуже некуда. Он на жизнь особо не жаловался, даже если было совсем туго, потому как по его мнению, не было той инстанции, которая примет его жалобу к сведению и разберется. Поэтому к жизненным неурядицам он относился легко, почти безразлично. Но в последнее время было как-то на редкость плохо. У него даже появилось подозрение, что коллайдер работал задолго до своего официального запуска, и он где-то вляпался в небольшую черную дыру, да так и не стер ее с ботинка.

Виталик посмотрел на лампочку, касавшуюся лба между бровями, у самой верхушки переносицы. Глаза съехались в кучу. Он задумался на секунду, но тут же отмахнулся от безумной мысли и пошел проверить пельмени, которые уже почти сварились на кухне. Пельмени были еще не готовы. Виталик вернулся в комнату и стал смотреть на лампочку. Вроде небольшая.

В годы своей студенческой юности он встречался с одной девочкой, мама которой была дежурным хирургом. Это было здорово, потому что в момент гормонального взрыва нужно много секса, а когда мама – дежурный ночной хирург, отсутствует ночь через ночь, то всё словно за то, чтобы секс никогда не кончался. И вот он как-то спросил маму своей подружки:

– Валентина Иванна, а что вы там по ночам делаете, кому это ночью нужна помощь хирурга–стоматолога?

– В основном вправляю выбитые в драках челюсти. Или вывихнутые. Приходит такой тип, челюсть свисает, язык тоже, и слюни капают на ботинки – зевнул... Ну и лампочки, конечно. Каждую ночь кто-то на спор засовывает в рот лампочку...

– И что, самому не вытащить? – он вспомнил известную хохму про двух друзей.

– Ну, бывает, вытаскивают, но чаще с моей помощью.

Виталик еще раз подозрительно присмотрелся к лампочке. Ну блин, как будто уговаривал кто-то внутри, вспомни этих сумасшедших девчонок со своими роликами в интернете, по два кулака в рот засовывают. Да, точно. Стоп, а может они тренировались месяцами перед экшеном!? Хм, да вроде не самая большая лампочка. Он поднялся на цыпочки и, разинув рот что было мочи, аккуратно обхватил лампочку зубами. Хы, что тут сложного, подумал он, и стал опускаться на пятки, попытавшись разинуть рот еще шире, чтобы выпустить лампочку. Челюсти под ушами легонько щелкнули.

Он судорожно вытянулся на цыпочках вверх. Блин, что за херня, вперед открывалось, а назад...

Он поднял руку и взявшись за провод повыше патрона стал тянуть вверх. В глазах стало темнеть от боли где-то за ушами. Нет, так не пойдет.

Так, на цыпочках я смогу еще простоять минут 20, может 30, подумал Виталик. Этого мне должно хватить вызвать и дождаться «скорую». Так, с лампочкой во рту я ее и не вызову. А, тогда я ее вызову СМСкой, отлично. Он похлопал по карманам и спина моментально покрылась холодными капельками. Да и как скорой в квартиру попасть, а ключи... да какие нахер ключи, дверь изнутри закрыта на щеколду.

– Уоо... Бяяя, – промычал он.

На кухне, сдвинутая слегка вбок крышка приподнялась на пене и съехала обратно. Вода поднялась, и пельмени побежали через край. Раздалось громкое шипение, потом звук стих. Отлично, подумал он, огонь потух, а газ остался включенным. Перед глазами разыгравшаяся фантазия быстро прощелкала картинки с участковым, судмедэкспертом и понятыми из соседних квартир.

Он зажмурился и медленно стал опускаться на пятки, пока не повис. Давление на лампочку было равномерным, и она выдерживала, хоть ты сдохни. Зажмурившись еще сильнее, Виталик подпрыгнул, и подтянул колени к груди.

Придя в себя он сел на полу и выплюнул осколки. Надо же, они даже не порезали рот. Челюсть непостижимым образом вернулась на место, но за ушами дико болело. Выкручивая пассатижами из патрона металлический цоколь он подумал: какого хера, можно ведь было просто прокрутиться придерживая патрон рукой, смотрится тупо, конечно, но лучше одно забавное шоу, чем судмедэксперт и понятые. Вытаскивая из ящика на кухне новую лампочку, он решил, что завтра надо, кровь из носу, повесить люстру.

Толстолобик.

Виталик зашел в находящийся неподалеку от его дома, супермаркет. На льду в рыбном отделе лежали дорады, крупные и небольшие форели, и толстолобики с яркими, кроваво-красными губами. Подошла продавщица.

– А свежая рыба? – спросил Виталик.

– Вчера привезли, – ответила продавщица.

“Всегда они говорят про вчерашний завоз”, – подумал Виталик. –“Видимо им начальство наказало так говорить : и сегодняшняя пройдет, даже сомнительного качества, и та, что несколько дней уже валяется: ну мало ли, рыба –скоропортящийся продукт”

– Дайте вот эту, – он показал пальцем на самого маленького из нескольких крупных толстолобиков. Для одинокого ужина как раз, не много и не мало.

Продавщица понесла его на весы, но Виталик остановил её: в открывшемся месте в куче обнаружилась рыбка поменьше той, что она взяла. Вот то, что нужно!

– Простите, вот эту, так она на меня смотрит, что не могу отказать.

– Ну конечно, еще бы. Ишь, как губы накрасила.

– Ага, – ухмыльнулся Виталик, – знают они, чем нас завлечь.

– Костлявая она, не знаете?

– Не знаю, никогда её не пробовал. Рассказать Вам, когда попробую?

– Спасибо, было бы здорово, – улыбнулась продавщица.

Дома Виталик обнаружил, что глаза у рыбины мутные, в отличие от тех, что лежали на поверхности. Ну, точно, не вчера привезли. Однако в холодильнике есть розмарин и лайм, еще перцу свежесмолотого побольше, и будет спасена рыбка.

Виталик принялся чистить рыбину. Жабры у нее воняли крепко, скорее йодом морских водорослей, гниющих на берегу, чем тиной пресного водоема, хотя сама рыбина выглядела свежо и ничем не пахла.

Виталик тщательно вычистил её, набил в брюшко специй, обильно посолил, поперчил и, завернув в фольгу, закинул в разогретую духовку.

Через некоторое время он достал противень и развернул фольгу. Пахло вкусно. Он пододвинул здоровую миску с крупно нарубленным почти греческим салатом: темно-рубиновые азербайджанские помидоры, мелкие и сладкие грунтовые огурцы, свежий лук с только намечающимися белыми луковичками, зелень, оливковое масло и брынза. И, конечно, молотый перец. Про оливки он забыл в магазине.

Мясо толстолобика оказалось нежным, но упругим, очень вкусным. Но какой же она оказалась костлявой. Сто костей на один квадратный сантиметр! Да как это есть?! Виталик вспомнил детство и карасей в сметане. Мама их готовила так вкусно, но ему не хватало терпения доесть одну небольшую рыбку, в раздражении он уходил на улицу, чувствуя разочарование, от недополученного эстетического удовольствия, и неутоленный голод.

– “Вот точно как с Джейн получилось”, – подумал Виталик.

Она свалилась на него как снег на голову.

Виталик еще никак не мог забыть предыдущий роман с красавицей Кирой, внезапно закрутившийся, вспыхнувший ярко как, сварка, и резко прекратившийся. Оставивший его в недоумении, раскаленным до белого свечения.

Но тут она, Джейн. Стоит напротив него на балконе Армы. Он собирался спуститься по лестнице и выйти на улицу, но что-то заставило его повернуть голову. В двух метрах от себя он увидел миндалевидные пьяные глаза, почти скрытые ровной челкой тяжелых черных волос. В руке только что прикуренная сигарета. Виталик показал глазами на сигарету и кивнул на выход, беззвучно произнеся одними губами: идем, покурим? Челка качнулась вперед.

Она была ну просто вылитой Джейн Биркин, за одним немаленьким исключением – у неё оказались в наличие большие сиськи, отличные такие, красивой формы, второго с половиной, или третьего номера… Виталик так и не освоил этой науки с номерами.

Из разговора он понял, что она несколько лет шлялась по миру, и теперь с ужасом возвращалась домой в сибирский город, где её ждали долги, покинутые родственники и любовники, и уже полностью потерянная связь с миром вне солнечных пляжей, тропических ливней и бесконечного сладкого ничегонеделанья. От нее пахло едва ли лучше, чем от жабр толстолобика, а лицо, то ли забыло, то ли не знало про косметолога, скрабы и очищающие лосьоны. Ну и, конечно же, остро стояла проблема с жильем, средствами и одеждой. Но была готовность работать на любой работе, и даже рекомендации и какие-то предварительные договоренности о работе официанткой в паре заведений. Прикинув, что у него может остаться, если он ввяжется в эту историю, Виталик сказал:

– Можешь остаться у меня, до вторника. Только прошу тебя, не воруй ничего. Я помогу тебе со всем, что тебе понадобится, до того как ты встанешь на ноги.

Джейн не стала торопиться. С ней было странно интересно. Никакой теории – школу она пропустила сквозь пальцы. Зато практика у неё была на зависть: пожила на всех континентах, первая групповуха в 14 лет, глубокие познания в прикладной химии, и еще она отлично готовила. Иногда почти из ничего. Удивительно, как человек, не прочитавший ни одной книжки, так хорошо излагал мысли. Глубоко и последовательно. Она достала из своих веще простенький гоанский веер, которыми обмахиваются на душных ночных тусовищах. Одно перо веера было сломано, и кончик болтался на волокне. На кухне она нашла гвоздь в стене, и к нему прикрепила веер.

Виталик дал ей денег, и она сделала себе регистрацию, трудовую книжку, телефон, и прикупила кое-каких вещей, немного. Пошла на собеседование и сразу же устроилась на работу. На следующий день не вышла – проспала.

Вот привыкла она там, в Азии, в теплом климате не мыться. Ополоснется прохладной водой, походит мокренькая, и обсохнет. Но крепкий запах дикой кошки тянется шлейфом и смущает острых нюх Виталика. День на шестой день она пожаловалась на натертые пластиковыми балетками ноги.

– Пойдем-ка, зайдем тут в одно место, – сказал Виталик. Бледно-сиреневые кожанные кеды в железных клепках даже ему понравились, Джейн подскакивала от удовольствия, они шли вприпрыжку, влекомые её хорошим настроением. Она вдруг резко остановилась и уперла руки в грудь Виталику:

– Давай, проси что хочешь! У меня такое хорошее настроение, всё сделаю! ...ммм ...в попу не дам.

– Точно не дашь? – уточнил Виталик.

– Нее... нуу... нет.

– Ладно, давай я тогда подумаю пять минут, и скажу, ладно?

– Давай, – легко согласилась Джейн.

Но у Виталика план давно созрел, и он сказал через пять шагов:

– Я придумал. Ты будешь мыться минимум два раза в день. По настоящему, с мочалкой, гелем, шампунем. Я настаиваю на двух, но один иногда готов простить, в связи разными случайными обстоятельствами непреодолимой силы.

– Я согласна, – сказала Джейн с сомнением в голосе, однако, прежнее радостное настроение вернулось к ней уже через минуту.

После похода в кино, в которое они не попали, и долгой прогулки, Джейн сразу же залезла в ванную, и вышла оттуда через 10 минут. Виталик демонстративно её обнюхал.

– Мочалкой умеешь пользоваться?

– Знаешь, – она надула губы, – говорят что мочалкой вредно часто пользоваться.

– Угу, – подтвердил Виталик. – Знаю. Но это не твой случай. – Джейн совсем насупилась.

– Дело в том, что ты такая вкусненькая, что хочется облизать тебя с ног до головы, а ты пахнешь как конь. Идем, давай я помогу тебе.

Уставшие от мытья они завалились на кровать.

Джейн заводилась с полоборота и столько нового и хорошо забытого старого поведала Виталику, что он испытывал чувство настоящего, неподдельного удовлетворения.

Поход к косметологу доставил ей радость, она любовалась своими гладкими ногами и подмышками, ходила туда-сюда с демонстрацией чисто ухоженного лобка. Ей понравилось мыться, и она сияла свежестью своих двадцати двух.

Джейн работать не хотела. Её брали везде и сразу. Никто не мог устоять перед её улыбкой и декольте танк-топа.

А красивая шея и ровные плечи сбивали с толку Виталика, когда он думал о несопоставимости их нынешнего уровня жизни и его возможностей.

– Почему ты не останешься, тебе предложили хороший вариант?

– Блин, работать надо с 12 утра и до 12 вечера, а мне на сон нужно десять часов. Никак не меньше. Остается два. Пока я встану, раскачаюсь... И что, я так вечно жить буду? Должна же быть у меня какая-то личная жизнь.

– Разумеется должна. Ты ею прекрасно пожила несколько лет. Отдохнула на много лет вперед. Набрала кучу долгов. Не будешь же ты всё время бежать, брать и снова бежать.

– Мне нравится моя природа брать. Я не хочу обманывать себя. Ну не мое это, работать.

– Три дня давно прошли, закончилась третья неделя. Мы здорово тусуемся, но пора тебе приобщиться к пополнению бюджета. Я не могу тебе сейчас предложить роль домохозяйки - запасы кончились. Даже если и мог бы, я не хочу жить с домохозяйкой. Мне не нравятся люди, застывшие в янтаре, какими-бы красивыми они не были. Да и не очень у тебя получается хозяйничать, а просто сидеть дома - в чем смысл? Без развития ты никому не интересна. Я бы всё понял, если бы ты претендовала на злую позицию в корпорации, и тебе необходимо было время и терпение. В тебе столько света, посмотри, тебя везде хотят, а ты сама от всего отказываешься. Да, пусть это неблагодарная работа, но она введет тебя в жизнь здесь, начни хоть с чего-нибудь. Ты быстро продвинешься, но харизма без трудолюбия – ничто.

– Ты хочешь, чтобы я уехала?

– Да, – грустно кивнул Виталик.

– Вообще-то я люблю тебя. Ты ничего не замечаешь.

– Замечаю. И я люблю тебя. Да, у нас действительно дружные и мирные отношения и крутейший секс. Да, ты мне нравишься вся, только снаружи. А внутри у тебя не много, и ты наотрез отказываешься наполняться.

– Отстань, Виталик, только не толкай мне прописных истин. Ты не понимаешь моего плана. Я всё получу без усилий, нужно только не дергать меня за крылья и не прижимать к земле. И верить. А ты в меня не веришь, и меня сбиваешь с намеченного пути. Я и правда, поеду.

– Останься, и выйди завтра на работу. Я хочу чтобы ты осталась, но только так нам справиться.

– Нет, я уже решила, мне это не пойдет. Дашь мне денег на билет?

– Да, идем, прогуляемся до банкомата.

Они пошли неспешно, свернули на улицу Климашкина. В густо-синем вечернем небе, толстые белые кучевые облака цепляются за подсвеченные закатом башни и шпили католического храма.

Джейн села на каменное основание забора и расплакалась. Виталик опустил голову, в глазах его была тяжесть. Его, было, отвлекла странная пара, появившаяся в конце улицы, но тут он заметил краем глаза движение около Джейн.

С обратной стороны на забор запрыгнул кот. Он, словно куклачевский питомец, прошел зигзагом через несколько чугунных прутьев, ступил нетяжело одной лапой на колени Джейн, и заглянул ей в глаза. Она подняла голову. Огромный, рыжий, в тигровую полоску, кот бенгальской породы запрыгнул ей на колени, сел на задние лапы, вытянулся во весь свой рост, и длиннющими лапами обнял Джейн за шею, прижавшись мордой к её щеке. Джейн заплакала еще горше, от приступа нежности поверх своей обиды, но быстро успокоилась. Она что-то шептала коту, а он продолжал её обнимать, и легко терся ухом о щеку Джейн.

Странную пару в конце улицы уже можно было рассмотреть, когда из ворот вышли несколько прихожан, и разом возбужденно заговорили:

– Ой, вы гляньте-ка, это же наш Тигр!

– Да, смотри, ласковый какой, вот так новость!

– И правда, он! Ой, что это с ним?

Весело гомоня, они пошли к светофору, а странная пара почти поравнялась с Виталиком. На самом деле их оказалось трое, но третий человек незаметной серой тенью следовал за двумя, идущими впереди него. Виталик его даже не запомнил. А вот тех двоих, что шли перед ним, он видел в мультиках.

Это был молодой мужчина с козлиной бородкой, длинными сальными волосами, в круглых очках. Он сутулился, обращаясь к женщине с высоты своего роста и говорил на японском. Рядом с ним, маленькими шажочками, обутая в деревянные гэта, семенила невысокая японка в белом шелковом кимоно, расшитым пионами. Прическа гейши, запудренное белым лицо, с маленьким алым кружком помады на губах – она смотрела чуть вперед и вниз, согласно кивала и, когда они прошли мимо, заговорила, Виталик расслышал её вопросительно-покорные интонации.

Виталик обернулся к Джейн. Тигр отпустил её шею, спокойно перешел с коленей на оргаждение, и спрыгнул на траву храмовой лужайки. Он неспеша пошел в сторону храма.

Джейн вытерла слезы.

– Можно, я буду тебе звонить?

– Конечно! Звони в любое время, я буду очень рад.

– Идем.

Они созванивались несколько раз, Виталику было приятно слышать её радостный голос. Но потом звонки прекратились. Недели через три после её отъезда гоанский веер упал со стены. Сломанное перо не отвалилось, но волоконце было таким тоненьким, что он брал его в руки осторожно, как реликвию. Виталик пытался пристроить веер на место, на гвоздь, но у него не получилось. Он позвонил по всем её телефонам, но номера были отключены.

Виталик застыл над полусъеденным толстолобиком. Оставалась еще вторая половина. Всё было понятно. Будет вкусно, и костляво. И никаких сюрпризов. Вкуснее не будет, и костлявее тоже. Бесит! Придется оставить недоеденным, как обычно. Нет, подумал он, не наелся. Он перевернул рыбину, ловко содрал с неё шкурку. Быстро работая вилкой снял мясо с костей, и съел её всю без остатка.

Отставив тарелку, Виталик взял бумажник и пошел в хозяйственный магазин за суперклеем.

Сырники.

Кира разрубила вилкой сырник. Обмакнула кусочек в сметану, положила в рот и, недовольная, уставилась в стену. Виталик вопросительно смотрел на неё.

– Что, не нравится?

– Это не сырники.

– А что же тогда?

– Не знаю. Творога мало. И слишком жирно. Не знаю. Если это и сырники, то они совсем неправильные. Либо, это не сырники.

Она с самого утра была в плохом настроении. Только они проснулись от звука будильника и одновременно сели на кровати, как Виталик понял: похоже, всё.

Вчера до позднего вечера всё было хорошо, ничто не предвещало грозы. Они гуляли, потом пришли, накурились и занимались любовью. В комнату через открытые жалюзи проникал странный свет. Он создавал контрастные черные тени на впадинах и углублениях тела, и резко очерчивал выступающие детали, создавая впечатление черно-белого комикса.

Опираясь на локоть, Виталик приподнялся над Кирой, и внимательно вглядывался в её лицо. Он уже тогда почувствовал от нее странное отторжение, еле уловимое ощущение однополюсных магнитов, которые слегка отталкиваются, создавая при этом мягкое скольжение по отношению друг к другу. Ему вдруг захотелось посмотреть на неё. Лучше бы он этого не делал.

Лицо Киры стало меняться. Произошла какая-то еле заметная трансформация и, перед ним уже другой человек. Он опешил сперва, но подавил панику и начал всматриваться, надеясь, что ему показалось. Но ему не показалось. Только он начал улавливать детали, как лицо снова изменилось. У Виталика голова пошла кругом. Перед ним, меняясь, одно за другим прошли лица всех женщин, которые когда-то оставили его. Вот Таня из Ростова, ради которой он чуть не бросил работу и готов был переехать. Они были в горах, вдвоем в пустой гостинице, заметенной не прекращавшимся три дня снегопадом под самую крышу. Таня сказала: «знаешь, я больше не люблю тебя». Она вызвала по телефону такси, собрала свои вещи за десять минут, и уехала в аэропорт. А Виталик остался один. В какой-то момент, прервав хождение из угла в угол, он сел на табуретку, поднял лицо к потолку и завыл.

Вот Алина, которая ушла к богатому чиновнику, когда он уволился с первой своей работы и остался совсем без средств к существованию. Виталика её уход вообще добил, и он провалился в то состояние глухой депрессии, которое элементарно считывается эйчарами. Три месяца он не мог найти никакой работы, его тогда выручили друзья и их бутерброды с сыром и колбасой.

Вот Кристина, которая просто ушла без объяснений. Потом позвонила и сказала, что он дарил ей мало подарков. Юля, которая была истеричкой, и ей всё казалось, что он её недостаточно сильно любит. Она била посуду, хлопала дверями так, что вокруг наличников осыпалась штукатурка. Всё это были девушки, в которых он влюблялся без памяти, прекращал мудреные игры и открывал забрало, пытаясь быть искренним и настоящим. Открытое забрало – соблазн для азартного воина. Никто из них не устоял перед искушением нанести coup de grace.

В жизни Виталика продолжительными были только те романы, в которых его сердце молчало.

Было еще несколько незнакомых лиц. Видимо, это были героини будущих катастроф. Удивительно, что все такие разные, они нашли себе место в одном лице Киры, и очень гармонировали с ней. Кира всё это время неподвижно лежала, глядя в лицо Виталика, контрастные черные тени и чужие лица блуждали по её лицу.

Виталик сперва подумал, что перекурил. Но эту мысль он сразу откинул, так как уже давно не перекуривал до неадекватного состояния. Потом решил, что это возможно пошел флэшбэк от грибов, съеденных неделю назад на Бали.

Вот это очень даже может быть, дудка запросто могла сдетонировать старые залежи псилоцибина.

Кира внимательно смотрела на него, и Виталик понял, что она поняла, что он понял, кто она такая. Грибной флэшбэк, всё- таки, решил он. Ему представилось, что есть некая сущность, которая время от времени превращается в ту или иную женщину и приходит в его жизнь, чтобы до основания разрушить его. Каждый раз после этого он сильно болел, как от малярии, доходил до крайней степени морального и физического истощения. Каждый раз каким-то чудом выживал, и приобретал иммунитет к новому Имени, новому типу поведения, к любви. Шел дальше, опустошенный, обновленный, но не озлобленный. Он, кажется, даже начал узнавать эту женщину – познакомившись с Кирой, он её сразу узнал, и понял, что вскоре они расстанутся. Имя ей – Легион.

Виталик не расстроился – он по-настоящему любил этих женщин. Пусть всё так странно, но что за удача, хоть на секунду увидеть их вместе, пускай и в последний раз. Он склонил голову и поцеловал Киру, она ответила ему, с небольшой задержкой, и… всё было так же хорошо, как и раньше. Нет, раньше это был восторг, а сейчас просто, хорошо.

Ночью ему снились тягучие, туманные сны с привкусом необратимости. Он опять видел их всех, знакомых и еще не встреченных. И Киру, она кружила рядом, не позволяя прикоснуться, а потом и она растворилась в тумане.

Утром она старалась не смотреть на него, хотя и поддерживала разговор без какого-либо напряжения. Но Виталик цеплялся за соломинку, ему хотелось сделать что-то приятное для нее. Вдруг еще не всё потеряно.

– Хочешь, я приготовлю завтрак?

– А что ты приготовишь?

– Сырники.

– О, давай, я люблю сырники.

Виталик научился делать сырники три года назад. Они долго не давались ему: то пропорции не те, то творог, то сковородка, то еще что-нибудь. Наконец он нащупал золотое сечение, проделал процедуру не одну сотню раз, и мог делать их левой ногой на костре под дождем во время землетрясения.

Кира пошла в душ, а Виталик быстро осмотрел шкафчики, нашел всё что надо, и принялся за дело.

– Готово, – сказал Виталик, только Кира вышла из душа.

Такими как в этот раз они у него еще никогда не получались. Очень нежные, идеально прожаренные, в цвете их поджаристых бочков не было ни одного темного оттенка. Они слегка вспухли и медленно опадали, остывая на столе. Кира вышла из душа и ходила, вытиралась, мазалась кремиками и одевалась. Виталик тревожно поглядывал на сырники, заметив, что остывая, они опадают, становясь неприлично тонкими. Он перестарался.

Пока Кира собиралась, они окончательно остыли и опали. Все люди, как известно, делятся на две половины. В тот день они подразделялись на тех, кто любит сырники, больше похожие на оладьи, и тех, кто подверженный детской травме, предпочитает их непрожаренными, с сырым липким творогом внутри чуть схватившейся корочки – тяжелое наследие детских садов. Виталик стремился к первой категории, хотя четко придерживался правила, что сырники – это не оладьи. Кира была адептом второй категории, причем из ортодоксов.

А может, всё дело было в том, что со дня на день должны были прийти месячные. Пройдут, подумал Виталик, и скорее всего, всё наладится. Провожая Виталика у двери, она начала что-то говорить. Но у нее не очень получалось.

– Хочешь, чтобы мы расстались? – Виталик решил ей помочь. Долгие прощания – нет ничего хуже.

– Да.

– Но почему, что случилось? Еще вчера всё было замечательно.

– Это для тебя всё было замечательно.

– А для тебя – нет? – Она мотнула головой. – И давно?

– Нет.

– Может это стоит обсудить, вдруг кто-то ошибается в своих выводах…

– Мне это не нужно. Я понаблюдала за тобой, и пришла к неутешительным выводам.

– Каким же?

– Я не хочу тебя обижать. Ты такой, какой есть, просто всё это не подходит мне.

– Кира, это не ответ. Ну что мы как в кино разговариваем…

– Знаешь что! Мне тоже на работу надо. Давай расходиться. Давай!

– Ну… давай. Пока.

Весна в этом году никак не хотела наступать. Было начало апреля, а на улице свинцовое небо навалилось на крыши домов, и лежали мокрые сугробы, пахнущие талым снегом с гарью, похожие на кучи слежавшейся крупной соли. А он так надеялся, что вернувшись с Бали застанет Москву теплой и оттаявшей.

С Кирой они познакомились давно, года три назад, в каком-то баре в центре. Он был с друзьями, она была с другом и его компанией. Тогда они просто познакомились и перекинулись парой шуток. Потом кто-то кого-то обнаружил в сети и изредка они обменивались ничего не значащими комментариями.

Месяц назад, по какой-то из записей на её стене, Виталик понял, что Кира свободна, и пригласил её поужинать. Ужин прошел очень весело и непринужденно, и они сразу же повторили на следующий день. После этого они виделись несколько раз, ходили в кино. Оставшись на ночь после веселой пьянки у друга Виталика, Тимофея, до утра целовались как подростки, не решившись всерьез покувыркаться – Тим с женой спали, было неудобно развлекать хозяев звуками страсти, да и Виталик не хотел обламывать себя и Киру стесненными условиями, и она поддержала его, хоть и завелась не на шутку. В какой-то момент они пошли на кухню попить. В коридоре Кира задрала кофточку и подставила Виталику свои круглые твердые груди. Виталик впился губами в сосок, Кира вжалась в стену и стала приподниматься на цыпочках, глаза её закатились. Она запустила пальцы в волосы Виталика, и гладила его голову, пока он переходил ложбинку губами, двигаясь к другому соску.

Немного измочаленные бессонной ночью они шли хмурым утром к метро. Лицо Киры было припухшим, и очень веселым.

– Удивительно. – Она двумя руками обхватила руку Виталика и крепко прижалась всем телом. – Мне так легко с тобой. Свободно и очень уютно.

– Мне тоже очень хорошо с тобой. – Виталик взял Киру пальцами за подбородок и поцеловал в опухшие губы.

– Когда ты вернешься?

– Через две недели.

– Целых две недели! Как я выдержу?

– Всего две! И угораздило же меня именно сейчас взять отпуск. Это же каторга настоящая будет. Какой там к черту отпуск.

– Ну, ничего, проветриться полезно. Я буду ждать тебя с нетерпением.

Виталик вернулся в свою квартиру в Химках, собрал чемодан и вызвал такси. До Шереметьево рукой подать. Он прикинул, что если такси прибудет по времени, и они не застрянут в пробках, то он приедет за час до окончания регистрации. Таксист ждал на улице, Виталик довольный, плюхнулся на заднее сиденье.

– В «Шереметьево», да?

– Ага. – Виталик достал распечатку электронного билета, на всякий случай свериться с литерой терминала. И похолодел. На распечатке черным по белому стоял порт вылета – «Домодедово».

– Стойте! Я ошибся! Нам в «Домодедово».

– Это дороже.

– Да пофиг. До конца регистрации чуть больше часа, успеете?

– Можно попробовать. Если Вы не будете возражать, я поеду так, как умею.

– Не буду, сделайте это!

Ночь, проведенная без сна, сыграла на руку нервной системе Виталика. Он решил: будь что будет, и отрубился в кресле.

Ровно через час Виталик, преисполненный благодарности, с удовольствием добавил к таксе пятьсот рублей, и рванул к стойкам регистрации. Быстро прошёл все процедуры контроля и сел в кресло Боинга. Еще через четыре он выходил в транзитную зону аэропорта Дубай. Уже не первый раз он летел на Бали с множеством пересадок, и ему нравился этот вариант. Во время стыковок можно было потянуться, размять ноги, поесть и зайти в туалет.

Азиатские аэропорты, просторные, уютные, с коврами на полу делали длинный перелет комфортнее короткого прямого, в котором ты пятнадцать часов сидишь в продавленном кресле старого раздолбанного трансаэровского эйрбаса, купленного у каких-нибудь умерших африканских авиалиний, со злыми от нечеловеческой усталости проводницами, скрипящими панелями и самостоятельно открывающимися шкафчиками над головой.

И вот уже Куала-Лумпур. Такой родной и приветливый. Виталику очень нравился этот просторный аэропорт с огромной оранжереей в центре транзитной зоны и скоростными поездами, соединяющими международный и внутренний терминалы. Рейс до Денпасара через Сингапур и Джакарту еще через час, он не торопясь пошел к стойке оформления посадочных талонов. С другой стороны к стойке приближалась организованная группа японцев, и Виталик прибавил шагу, чтобы не оказаться за ними.

Немолодая сотрудница малайских авиалиний, в форменном зелено-фиолетовом платке взяла его посадочный талон, перелистнула паспорт и вернула его Виталику.

– Вы не можете лететь дальше. Следующий.

– Как!? – опешил Виталик. – Почему я не могу лететь дальше?

– Срок действия вашего паспорта составляет четыре с половиной месяца. Для въезда в нашу страну необходим паспорт со сроком действия более шести месяцев.

– Я не въезжаю в вашу страну. Я следую транзитом через Малайзию в Индонезию.

– У них такие же правила.

– У них могут быть какие угодно правила, и они сами скажут мне о них. Вы – даже не сотрудник паспортного контроля, а представитель перевозчика. На каком основании вы принимаете решение, куда я могу попасть, а куда нет? Позовите менеджера.

– Следующий! – Малайка запустила паспорт Виталика по стойке в дальний конец. Виталик хлопнул по нему ладонью, перехватив в полете. Сзади зароптали японцы. До окончания посадки оставалось пол - часа.

– Что же мне делать? – Спросил Виталик. Его начинало охватывать отчаяние.

– Возвращайтесь домой. – Ответила сотрудница авиакомпании.

– Куда домой? У меня обратный рейс через две недели. Я что, тут буду торчать всё это время?

– Мне все равно. Делайте что хотите. Следующий.

– Пока Вы не закончите со мной, я никуда отсюда не уйду! – Заявил Виталик. Сзади волновались японцы, они уже начали подпихивать его и тыкать пальцами в спину. Виталик развернулся и рявкнул во всю глотку: «Назад!». Японцы шарахнулись всей группой назад, но быстро опомнились, и опять стали поджимать.

– Займитесь мной, я никуда отсюда не уйду, пока не получу внятное решение. – Виталик уже злился, капелька слюны вылетела из его рта и попала на стекло очков сотрудницы. Она в ярости сдернула с лица очки и выдала длинную тираду наполовину на малазийском, наполовину на английском, из которой Виталик понял, что она вызовет полицию, если он сейчас не отчалит в любом направлении. В конце тирады она опять швырнула паспорт в конец стойки. Виталик потянулся за паспортом – мимо проходил полицейский. Хоть какой-то представитель власти в этом бардаке!

– О! Отлично. Сэр, прошу Вас, не могли бы Вы подойти?

Полицейский показал пустые ладони, пожал плечами, улыбнулся и быстро пошел прочь от чужих проблем.

Виталик посмотрел на часы: осталось пятнадцать минут. Он схватил паспорт и побежал по коридору, высматривая вывеску офиса Малазийских авиалиний, но в радиусе ста метров ничего не обнаружилось. Он кинулся на второй этаж и остановился перед закрытой дверью. Пятница, шесть часов вечера. Его самолет улетел.

Виталик спустился вниз и подошел к стойке. Японцы улетели. Он спросил у ненавистной сотрудницы, где он может забрать багаж. Она ткнула большим пальцем за спину. Виталик побрел по пустому терминалу в направление большого пальца. Торопиться было некуда. Куда идти, было тоже не очень понятно, поэтому он остановился около двух полицейских.

– Простите, скажите, пожалуйста, где я могу получить свой багаж?

– Пройдите вон туда, к стойке паспортного контроля. Вам надо выйти из транзитной зоны и поехать в терминал внутренних линий. Там Вы его и заберете.

– Спасибо. – У Виталика появилось ощущение, что он в дурном сне и не может никак проснуться: пограничники не выпустят его из транзитной зоны, потому что у него паспорт истек. Багаж его, наверное, сейчас летит в Денпасар – время пересадки было коротким, багаж скорее всего быстро перекинули с борта на борт, кто там интересовался пассажирами. Чемодан был набит подарками: он вез своему старому приятелю Кайлу Максу вяленных лещей, сушеные белые грибы, гречку и кожаную куртку.

Виталик стал мысленно готовиться к разговору с пограничниками, одновременно рассматривая лица сидящих за стойкой офицеров, в надежде вычислить, кто из этих суровых азиатов пойдет ему на встречу, а не создаст новые трудности. Он открыл паспорт, чтобы вынуть багажную квитанцию. В паспорте её не оказалось. Виталик пошарил по карманам черных трикотажных штанов-карго. Карманов было много, квитанций – ни одной. Виталик судорожно обшаривал все возможные места, где она могла затеряться, но тщетно. Он развернулся, и, словно собака, ищущая еле уловимую нить запахового следа, зигзагами помчался обратно к стойке, попутно припоминая, где он останавливался, и куда сворачивал.

Стойка опустела, багажной квитанции нигде не было. Виталик поднял лицо к стеклянному потолку и закрыл глаза. Он не спал уже больше суток – в самолете пытался, но стоило провалиться в сон, как его будили стюардессы с едой. И до Дубая, и до Куала-Лумпура. Спать хотелось сильно, но сейчас он понял – всё только начинается, придется бодрствовать, пока ситуация не придет к логическому завершению.

Он пошел обратно, к пункту паспортного контроля. Идти к стойкам теперь не имело смысла. Виталик посмотрел направо – там была открыта дверь офиса иммиграционной службы. Пойти туда – значит однозначно попасть в оборот, но вариантов больше не было. Закрыть глаза и шагнуть. Виталик вошел в офис. За барьером большого оупен-спейса работали с документами молодые офицеры, представители трех основных малазийских национальных групп: китайцы, индусы и малайя. На лавках с угнетенным видом сидели мигранты из азии, филиппинцы в основном, и арабских стран.

Виталик начал сбивчиво и многословно объяснять свою проблему дежурному офицеру, но тот показал пальцем на корзину, полную паспортов. Виталик положил свой паспорт на разноцветную горку. Офицер-китаец, с холодным взглядом, худощавый и скуластый, в своей форме был похож на жестокого киношного офицера Квантунской армии. Он внимательно посмотрел на Виталика, поднял горку паспортов, и положил его паспорт на самое дно корзинки. Виталик безразлично кивнул и прилег на отдельно стоящую пустую лавку. И сразу же заснул.

Он открыл глаза – над ним стоял дежурный офицер. Полтора часа сна оказали свое магическое действие – дали отдых, и разделили бесконечный тяжелый день на части. Виталик подошел к стойке. Офис опустел, мигрантов, видимо, распихали, кого куда.

– Ви-та-ли Ско-бо-ро-ба-га… – медленно зачитал данные офицер.

– Скоробогатов.

– …батов! Да. Итак… Вы не можете лететь дальше.

– Вот это новость. – От усталости эмоциональный фон Виталика был ровным, как кардиограмма умершего.

– Что Вы намерены делать дальше?

– Вы мне скажите. Я в транзитной зоне транзитного государства. Мой багаж улетел в Денпасар. Мой обратный рейс через две недели. Денег на билеты нет. Я хочу улететь на Бали.

– Вас туда не пустят.

– Вы тут все, как я посмотрю, очень печетесь о соседях. В чем причина такой заботы?

– Это не твое дело. – Офицер стал внезапно холодным и недружелюбным. – Бери билеты и лети домой.

– Никуда я не полечу. Мне надо на Бали, и я полечу на Бали. Вы – транзитная страна, я ваших законов не нарушил, и хватит донимать меня. Вы нарушаете мои гражданские права.

– Права? О каких правах ты говоришь, ты!? Ты никто здесь, тебя нет нигде. Мы сейчас закопаем тебя в оранжерее, и тебя никогда не найдут. Права у него, тоже мне! Вали куда хочешь, сам решай свои проблемы. – Пограничник швырнул паспортом в Виталика.

– Да кто бы сомневался. – Виталик взял паспорт и вышел из офиса. Батарея телефона села, да и роуминг на нем не подключен. Багаж пропал. Офис авиалиний закрыт.

Нужен интернет, подумал Виталик. Он пошел к киоску и купил местную сим-карту и зарядное устройство для местных трехконтактных розеток. В поисках розетки он обошел весь аэропорт по периметру несколько раз. Через час он нашел розетку и знал аэропорт Куала-Лумпура как свои пять пальцев.

Розетка нашлась в странном узком коридоре, длиной метров двадцать, заканчивающимся тупиком и небольшой площадкой с панорамой на взлетные полосы. Но то ли розетка была неисправна, то ли штекер купленного зарядного устройства, но телефон не заряжался. На оставшихся двух процентах батареи Виталик вышел в интернет, нашел сайт российского консульства в Куала-Лумпуре, и набрал мобильный номер консула.

Ему ответил молодой невежливый голос. Виталик сел на пол и проводил взглядом оторвавшийся от асфальта самолет.

– Здравствуйте, меня зовут Виталий Скоробогатов, 76-го года рождения. Я гражданин России, живу в Химках, по адресу Пролетарская улица, дом 6, квартира 21. Меня задержали в Куала-Лумпуре при следовании в Индонезию, по причине того, что срок действия паспорта меньше шести месяцев. И теперь не выпускают.

– Ну и правильно задержали. Интернет надо читать, перед тем как куда-то собрался.

– Да, почитаю в следующий раз. Я просто звоню, чтобы сообщить, что я тут застрял, так, на всякий случай.

– Да мне плевать, парень, где ты застрял. Выпутывайся сам. Влипнуть ума хватило, значит, и выбраться сможешь. – Пошли гудки.

Виталик поплелся к киоску. Обменять зарядку. Продавец продемонстрировал ему, что зарядное устройство в порядке. В этот момент из офиса иммиграционной службы вышел дежурный офицер, и окинул взглядом холл. Он увидел Виталика, и поманил его пальцем. Виталик проследовал к стойке дежурного. Офицер молча протянул руку, Виталик отдал паспорт и дежурный пошел к компании других офицеров. Они о чем-то оживленно говорили почти полчаса, потом дежурный вернулся. Он показал вклеенную в паспорт марку.

– Видишь этот купон? Он продляет срок твоего паспорта на месяц. Сейчас откроется офис малайских авиалиний, – он посмотрел на часы, – уже открылся. Бери билет и вали в Индонезию.

– Шести месяцев все равно не набирается. Они не продадут мне билет.

– Продадут. Они предупреждены.

– Спасибо, офицер!

– Пожалуйста. Доброго пути.

Виталик зашел в офис авиалиний, узнал, что его паспорту четыре месяца, и он не может лететь дальше, и билет ему не продадут. Новости – одна свежее другой.

Виталик пошел вниз, показал паспорт с купоном пограничнику за стойкой, и вышел из транзитной зоны. Чувство свободы нахлынуло на него. Он зашел в поезд, соединяющий международный и местный терминалы. В закрывающиеся двери впорхнула стайка стюардесс с КЛМ. Ярко голубая форма чертовски красит этих, и без того невероятно привлекательных женщин. Свободного места было немного, поэтому двухметровые блондинки окружили Виталика кольцом, и заговорили на родном голландском, который ему всегда казался языком хоббитов. У Виталика стало подниматься настроение.

Но, обойдя транспортерные петли в зале выдачи багажа, и кучки брошенных сумок и чемоданов, он, конечно, своего чемодана не обнаружил. В офисе «Эмирейтс» ему сказали, что его чемодан уже помечен как уехавший в Денпасар, и его вернут ему, через полтора-два месяца, если он оставит адрес.

Виталик вышел на улицу, и закурил. Наступила ночь. Густая темнота и влажный воздух тропиков после дня в ярко освещенных и кондиционированных самолетах и терминалах, расслабляли как баня. Но расслабляться было еще рано. Выходя на улицу, он обратил внимание на табло вылетов: там значился рейс на Сайгон рано утром.

Виталик давно хотел сгонять во Вьетнам, но как-то всё не представлялось случая. Он посмотрел в интернете билеты до Сайгона – 77 баксов. Валидность паспорта на въезд в страну – три месяца. Отлично. Значит, сейчас поспать немного, и – «доброе утро, Вьетнам!». Жаль багажа конечно, Кайл ждет свою любимую куртку, и лещей с грибами он так хотел. Но, что тут поделаешь. Он вернулся в терминал и кинул взгляд на табло. До последнего на сегодня рейса в Денпасар оставалось полтора часа. Может, еще разок попробовать, подумал Виталик, и пошел к билетной кассе.

– Один билет до Денпасара, на 668 рейс, пожалуйста. – Сказал он, и протянул паспорт сотруднице авиалиний.

– Пожалуйста. – Сотрудница пробежала пальцами по клавишам и нажала кнопку печати. Виталик смотрел, как из щели принтера выползает билет, и не верил своим глазам. – Ворота номер четырнадцать, доброго пути.

Он пошел к стойке регистрации, отдал паспорт и выслушал до боли знакомую историю о четырех месяцах и остальных бонусах. Опять двадцать пять!

– Но мой багаж улетел в Денпасар. И вот, видите, – он показал вклеенный купон, – ваши пограничники продлили мне паспорт.

– Ваш багаж здесь, в аэропорту. – Без тени сомнения заявила сотрудница. – А лететь Вы никуда не можете, потому что…

– Стойте! А откуда Вы знаете, что багаж здесь? Я общался с «Эмирейтс»…

– Да они спят на ходу, нечего их слушать. Идите в «Лост энд фаунд» – офис, там должен быть Ваш чемодан.

И правда, чемодан сиротливо стоял посреди офиса потерянных и найденных вещей. Виталик обрадовался. Ну, хоть что-то: он на свободе, с вещами, и даже может остаться в дружественной Малайзии, которую он теперь ненавидел каждой клеточкой своего уставшего тела и отупевшего мозга, или может осуществить давнюю мечту, и прошвырнуться по Вьетнаму.

Он сел на диванчик. Терминал опустел. Виталик закрыл глаза. Бали его не ждал в этот раз, более того, он не пускал его к себе, почему-то. Виталик столько раз ездил в это прекрасное место, остров был для него как родной, всегда он находил, чем там заняться, чтобы воспоминаний осталось на всю жизнь. Но сегодня он прорывался к нему, словно плыл в вязком болоте, которое при каждом движении пыталось засосать его на дно. Не надо ему на Бали. Он решил: Сайгон.

Лобстер.

Виталик прошелся по терминалу. На лавках и диванчиках спали люди. В дальнем конце, рядом со стеклянной стеной, открывающей вид на огни взлетной полосы, он обнаружил свободный диван. Он запихнул кроссовки в чемодан. Лег на диванчик, и просунул одну ногу в скобу выдвигающейся ручки чемодана. Надвинул на лицо глубокий капюшон толстовки.

Полученный короткими урывками в самолете и офисе иммиграционной службы, сон, не дал отдыха, но и желание спать тоже отбил.

Сайгон. Друзья рассказывали, что во Вьетнаме невероятно низкие цены на лобстеров и других деликатесных морских гадов. Отлично, очень хотелось наесться лобстеров от пуза. Сегодня он еще не ел, но встать не было уже сил. Виталик начал было прокручивать в голове события последних суток, но внезапно вспомнил фотографию близнецов, которую ему скинула неделю назад по скайпу Олька, его бывшая жена. Они уже подросли, и были какой-то нереальной красоты, инопланетяне с идеальной формы головами и большущими синими глазами на гладких, совершенных лицах.

Когда он ей сказал, что расстался с Лидой, она аж подскочила. На её лице была неподдельная тревога. Олька была предельно честной и в чувствах, и в эмоциях.

– Хочешь, я приеду?

– Оль, да всё нормально, не переживай, я тут как-нибудь сам…

– Да прекрати, я догадываюсь, каково тебе. Давай встретимся, поговорим. Не тащи сам весь этот груз.

– Ах ты ж моя зайка, – Виталик улыбнулся. – На самом деле, это произошло уже четыре месяца назад. Я уже нормально, попустился. Всё нормально. Я на Бали улетаю. А вернусь – давай встретимся, поболтаем.

– Ммм, Бали. – Олька от удовольствия зажмурилась и сморщила свой римский носик в конопушках. – Я так соскучилась по Бали. Передавай ему привет.

– Хорошо. До встречи!

Они прожили в браке пять прекрасных лет. Везде были вместе, по-настоящему любили друг друга, и уважали, крепко дружили, ссорились жестко, быстро мирились. Им всегда было о чем поговорить. Зачем они расстались, так и осталось загадкой для Виталика. Она, красивая, веселая, яркая как вспышка молнии, Олька иногда срывалась на Виталика, зная, что он всё стерпит.

А он в один прекрасный момент не стерпел. Психанул, когда она потеряла контроль, и при общих друзьях и куче народу в кафе погнала на него во весь голос. Он пытался ее остановить, но она словно локомотив, разогналась, дала гудок и понеслась. Виталик еле сдержался, чтобы не врезать ей. Спустя много времени Оля сквозь слезы объясняла Виталику:

– Я, знаешь, я только по прошествии времени поняла, как издергала тебя своими психами. А ты терпел, так долго. Я просто использовала тебя как буфер для своих эмоций. Ты был тогда самым близким для меня человеком. Ну а кого, если не самого близкого, использовать в качестве буфера?

– Может, никого не надо использовать?

– Угу, хорошо тебе говорить. Ты, вон какой ровный и уравновешенный. А я же истеричка. Что мне оставалось.

– Закаляй стержень, хватить инфантильничать. Спокойные мужики – большая редкость.

– Прости меня, Виталичек. Прости, дорогой. Это был самый сильный урок.

Они очень хотели детей. Долго пытались, сначала просто не слезали друг с друга. Потом ходили по врачам, предпринимали разные попытки, чуть до знахарей не добрались. Именно то, что у них так и не получилось, как думал Виталик, именно это и сподвигло его тогда упереться рогом, и отказаться от продолжения их семейной жизни. В безумной злости на Ольку он мерил шагами квартиру и думал: раз за пять лет у них не получилось детей, значит не надо им. Не надо им быть вместе, не нужно им якоря, который удержал бы в такой ситуации. И каждый день потом Виталик сожалел о том, что не простил ей той выходки…

Он перевернулся на другой бок. Нога застряла в ручке чемодана. Виталик открыл глаза, он не заметил, как провалился в сон. Посмотрел на часы – всего два часа прошло. Ослепительно сияли лампы терминала, совсем рядом от него громко гудел какой-то механизм. Он повернулся, чтобы посмотреть, откуда идет звук. И увидел, что над его головой на тросе висит огромный, размером с грузовик, надувной самолет.

Рядом с его диваном стоял небольшой кран, рабочие суетились, тросами подтягивали самолет к нужной точке. «Не хватало еще получить самолетом по башке», подумал Виталик. С его сегодняшним везением, это было почти наверняка.

Он встал, взял чемодан, и поплелся в другой угол терминала. Наконец, он нашел свободную лавку, и завалился, проделав процедуру с кроссовками и чемоданом, не обратив внимания на огромный монитор, по которому шел рекламный ролик. Через полчаса он вскочил. Один и тот же ролик шел больше минуты, и включался с интервалом в десять секунд. Виталик уже знал все слова, которые исторгает крикливый малазийский подросток и его нежная любящая мать с приторным чужим голосом. Он оторвал фильтры от сигарет, и засунул их в уши. Фильтры почти не глушили звук, но, хотя бы уменьшали его резкость.

Вот всегда так. До утра ты ходишь полубодрый, под утро сваливаешься в коме, и все планы идут коту под хвост. Виталик вскочил с ощущением, что везде опоздал. Времени – семь утра. Нормально. Он взял чемодан и двинул к стойкам касс, где базировались немалазийские национальные авиаперевозчики: Джал, Гаруда, Эмирейтс, и другие.

В голову закралась соблазнительная мысль: а что если иностранным перевозчикам нет дела до паспорта, ну, ровно так, как это и должно быть. По дороге Виталик остановился у табло, чтобы уточнить время вылета на Сайгон.

Строчкой ниже шел рейс Малазийских авиалиний на Денпасар, вылет через сорок минут. Виталик с тоской посмотрел на стойки Малазийских авиалиний. За стойкой сидели две женщины. Виталику показалось, что от той, что сидит слева, исходит мягкое свечение. Виталик потер глаза ладонью. Свечение пропало, но он понял, что должен подойти и убедиться.

Форменный платок, подвернутый уголками на скулах, обрамлял мягкий овал безупречного лица. Оно было идеальным – ни единой родинки, прыщичка или морщинки. Огромные глаза серны смотрели на него с нежностью и добротой. Виталик хотел спросить про билеты, но заметил, что вокруг стоят люди с номерками в руках. Он повернулся, и в пяти метрах от стойки увидел «кьюмат», машину, выдающую номерки. Виталик вытянул из автомата номерок и встал в очередь. В конце очередь распадалась на два рукава, люди по очереди шли один к «Мадонне», другой к её соседке, «Гарпии», очень похожей на вчерашнюю.

Если номерок выпадет к Мадонне, подумал Виталик, то я непременно улечу. И безо всяких проблем. Очередь двигалась быстро. До развилки осталось два человека, и Виталик понял, что в девяноста девяти случаях попадает к Гарпии, если только она не задержит надолго следующего пассажира. Он моментально прокрутил в голове вчерашний день. Его вдруг затрясло. Он повернулся, и стал отчаянно рыскать глазами по залу, сам не понимая, что ищет. Взгляд его метнулся на табло. Рейс на Сайгон закрывался через десять минут. Если очередь не сдвинется вот прямо сейчас, то он не успевает добежать до другой стойки, отстоять новую очередь. Ему придется несколько часов ждать нового рейса. Не так страшно, казалось бы. Но как же надоело спотыкаться!

Над Гарпией сменился номер, и человек из очереди направился к ней. Мадонна распечатывала билет стоявшему напротив нее сикху в пурпурном тюрбане. Виталик обернулся к табло. Осталось пять минут до закрытия Сайгона.

Неподалеку от табло стоял ряд сидений. На боковом сидела дама в черном балахоне. В овальном окошке паранджи под белым платком, закрывающим лоб, ярко выделялись густо накрашенные черным, усталые глаза. Рядом с ней стояла дорожная сумка и большой чемодан. Маленький мальчик, лет двух с половиной – трех, залез коленями на сумку, встал, и оперся руками на чемодан. Виталик обернулся к стойке. Сменился номер, и курчавый смуглый мужчина в коричневом костюме, стоящий перед ним, подошел к стойке и протянул Мадонне документы.

Виталик охватило чувство тоски, он выдвинул ручку чемодана и кинул на светящуюся сотрудницу прощальный взгляд, собираясь сделать резкий старт в сторону международных стоек. Мадонна внимательно посмотрела на Виталика, и перевела взгляд куда-то ему за спину. Сзади раздался короткий вскрик, а затем громко заплакал ребенок.

Виталик обернулся. Малыш, который лез на чемодан, упал вперед вместе с чемоданом, и сидел на полу, рыдая, видно, больше от испуга, чем от боли. Женщина в балахоне вскочила, схватила его за руку, подняла вверх и отвесила ему тяжелый шлепок по попе. От обиды ребенок заорал еще громче. Мать опустила его на пол и подтягивала к себе, чтобы шлепнуть еще. Ребенок закричал и стал упираться. Мужчина, стоящий перед Виталиком, раздраженно схватил со стойки документы и поспешил в сторону женщины с орущим пацаном.

Виталик посмотрел на Мадонну: она отвела глаза от зала и посмотрела на него. Его номер зажегся у неё над головой, сердце в его груди радостно сделало кульбит. Он протянул ей свой паспорт. Она мило улыбнулась темными, четко очерченными полными губами, и, пустив билет на печать, встала и потянулась за бланком. Девушка была беременна, примерно на второй трети срока. Шесть месяцев, подумал Виталик, точно как у них здесь и положено. Движения её были очень плавными, и Виталик понял, что ему не показалось: она действительно светилась изнутри волшебным светом.

Он склонился к стойке, когда она поманила его пальцем. Девушка мелко написала в углу цифру 17, обвела её в кружок.

– Видишь? – Она показала кончиком ручки на цифру. Виталик кивнул. – Ворота номер семнадцать. Запомнил? Иди только в эти ворота, и ни в какие другие. Только в эти. Ты понял?

Виталик кивал как зачарованный, не в силах оторвать взгляда от её лица. Наконец он пришел в себя, схватил билет и побежал к воротам номер семнадцать. В воротах его встретила довольно милая женщина, которая, посмотрев на билет, кивнула, и без разговоров дала ему посадочный талон. Немного ошалевший от таких поворотов, Виталик словно в тумане прошел через коридор, по рукаву, сел в кресло самолета, и только тогда осознал, что он летит не в Сайгон, а все-таки в Денпасар. А это значит, что наесться лобстерами ему так и не удастся.

По пустому салону прошла высокая молодая японка, и села рядом с Виталиком. Ей было около тридцати, но она выглядела абсолютно кавайно. Полосатые вязанные чулки с подвязками заканчивались ниже края идущих по бедрам, высоких разрезов длинного, в пол, обтягивающего трикотажного платья. Европейским сложением девушка больше напоминала персонажей аниме – у нее были стройные длинные ноги, большая грудь и значительная разница между шириной красиво очерченных бедер и очень тонкой талии.

Она улыбнулась, кивнула и выложила из сумки на столик белоснежный телефон с заячьими ушами, меховой розовый клатчик, и еще две горсти каких-то покемонообразных, не то предметов, не то существ. Виталик собрался открыть рот, чтобы поприветствовать соседку, и начать разговор, который неизвестно куда бы их завел, но перед глазами всплыл образ Киры во всех деталях, и он первый раз в жизни с удовольствием отказал себе в знакомстве.

Виталик закрыл глаза и начал погружаться в нирвану. Его проблемы были решены и он, наконец, летел туда, куда ему было надо. Он плавно провалился в пустоту. Через секунду его толкнули в колено. Виталик встрепенулся. Сердце заколотилось, сон ушел, осталось лишь какое-то болезненное ощущение под солнечным сплетением. Он открыл глаза. Над ним зависла белоснежная чеширская улыбка лиловокожего стюарда-индуса.

– Желаете позавтракать, сэр?

– Если только лобстером, – недовольно пробурчал Виталик.

– Конечно! Одну минуту, сэр.

Гречневая каша с белыми грибами.

Стыковочный рейс «Гаруды» летел из Токио. Большая часть пассажиров сошла в Куала-Лумпуре, и бизнес-класс пустовал. На удивление, там оказались в меню лобстеры, и стюард не пожалел для Виталика деликатеса.

В приподнятом настроении, окончательно выспавшийся, Виталик проследовал по рукаву из самолета в терминал, и встал в очередь на паспортный контроль. Почувствовался такой родной кисло-пряный аромат благовоний и тропической сырости. При выходе из самолета в Денпасаре Виталик всегда получал заряд хорошего настроения, стоило только почувствовать этот запах. Он потянулся всеми мышцами и заулыбался от ощущения, что всё так удачно складывается.

Очередь двигалась быстро, и вскоре Виталик оказался у деревянной стойки-бюро паспортного контроля. Офицер иммиграционной службы свой хлеб ел не зря, ему хватило двух секунд для того чтобы пролистнуть документ и понять, что в сети попала любимая рыба. Он махнул рукой праздно стоящему в стороне специалисту по выемке сетей из лодки.

Виталика завели в кабинет начальника иммиграционной службы.

За столом, засыпанным пеплом, сидел тщедушный усатый самурай тридцати с небольшим лет. Было ощущение, что начальниками у них становятся исключительно болезненные забитые дети, которые вырастают с единственной целью – жестоко мстить всему миру. Индра Суккрадитта, было написано на шильдике, красовавшемся на его груди. Офицер заглянул в паспорт и участливо поинтересовался у Виталика, что же им теперь с ним делать. Виталик устал противостоять. Он понимал всю бесполезность прений, поэтому решил идти во всем навстречу пожеланиям официальных представителей острова.

– Я хочу выйти из аэропорта.

– Это будет стоить восемьсот долларов, – сказал начальник.

– У меня с собой пятьсот евро, – сказал Виталик, и показал бумажник. – Я предлагаю Вам забрать двести, а меня с тремястами отпустить.

– А у меня начальник, и куча подчиненных, которые хотят кушать. – Сказал Индра.

– А мне все равно, сколько вас, и кто голоден. Вот это все деньги. Если мне поменяют билет, я готов хоть сейчас улететь отсюда. Только билет мне вряд-ли поменяют. Я брал его по акции, и теперь таких цен не найдешь. Так что придется до вылета ждать тут. Можно закурить?

– А нам все равно, где ты будешь ждать своего самолета. Мы можем закрыть тебя в клетке для временно задержанных в полицейском участке, если ты будешь тут мешать нам, в ожидание своего рейса – Начальник протянул Виталику пачку «Сампоэрны».

– А вот это ты врешь. – Виталик прицелися пальцем в Индру. – Полицейский участок находится вне транзитной зоны. Для этого вам нужно либо выпустить меня, либо найти серьезные основания для перемещения и задержания.

– А ты, мой друг, – Индра двумя пальцами подкрутил ус, – находишься во власти ужасных иллюзий насчет своей безопасности в чужом месте. Знаешь, мы можем пришить тебе любую из статей любого из наших кодексов. И если у вас не так…

– Знаю… – Виталик поник. – У нас так же. Везде так.

– Ну ладно, допустим это все твои деньги. Как ты собирался отдыхать здесь… ммм, две недели?

– У меня друзья здесь живут. Поэтому жилье мне не нужно. Шоппингом и всякими туристическими радостями я не интересуюсь, был здесь уже десяток раз. Пятисот евро мне хватит за глаза на еду, байк, и прокат доски. Отпустите, а?

– Не, не, да ты что – замахал на него руками начальник. Я же говорю тебе – у меня начальство. Хочет 800. Ничего не могу поделать.

– Слушай, да хватит мне про начальников рассказывать. У вас тут зарплаты копеешные, сто баксов в день на всю смену вам будут в радость, а я тебе предлагаю по честному распилить эти пятьсот. Ну хорошо. Давай пополам. Тебе 250 и мне столько же. И все довольны.

– Не пойдет, – отрезал офицер.

Ну да, подумал Виталик. Увидел в лопатнике 500: всё, они - его.

– Знаешь что. У меня в багаже куртка для моего друга. – Про лещей, грибы и гречку Виталик решил промолчать, чтобы не попасть еще под пресс фитосанитарного контроля. Только бы они сейчас не сунули нос в его чемодан. – Дай мне вытащить куртку, отдать её другу и, я готов лететь домой.

– Идем.

В сопровождении начальника Виталик прошел по терминалу, миновал паспортный контроль, подошел к транспортеру и снял чемодан с ленты. По знаку офицера его пропустили мимо таможенников, и, Виталик подошел к выходу, где уже час маялись Кайл и Юстас. Обнялись.

– Мы уже не верили, что ты выберешься. Ну что там у тебя?

– Теперь здесь встрял. Требуют 800.

– Да, знаю. Я уже позвонил знакомым. Говорят, ценник у них действительно вырос. Раньше можно было в 200-300 уложиться, теперь до тысячи хотят, совсем обнаглели. Торгуйся. Ну чего уж, раз прилетел. У нас остановишься, с голоду не пропадешь.

– Да я торгуюсь, но он здорово уперся, пока никак. У меня 500, за них и бьемся. Я-то готов отдать, у меня на карте нормально бабла, но жаба поддушивает.

– Что поделаешь. Давай, мы тут тебя ждем.

Виталик отдал куртку Кайлу и с чемоданом пошел обратно. Индра уже куда-то ушел. Виталик пришел к нему в кабинет. Тот сидел и курил, положив ноги на стол. Он передал паспорт Виталику.

– Ты свободен.

– О, как хорошо! – Виталик не ожидал такой легкой победы.

– Покупай билет, уж я не знаю, как ты это сделаешь, и отправляйся домой.

– Как? – Виталик подпрыгнул. – Вы же…

– Ты депортирован. Открой паспорт. – Виталик уставился в штамп о депортации.

– Нет. Ну что это такое? – Виталик посмотрел на Индру. Тот ехидно ухмылялся.

– А ты что думал? Что мы тут с тобой цацкаться будем?

– Из Куала-Лумпура позвонили?

– Не понимаю, о чем ты.

– Неважно. Ладно. Забирай 500 и выпусти меня.

– Ну нет. Я тут вообще-то службу несу. И в мои обязанности входит не впускать в страну неблагонадежных туристов. В том числе тех, у кого нет достаточной суммы для нахождения здесь определенное количество времени. Если я у тебя заберу деньги, то, как ты тут будешь жить, на что?

– Я же тебе сказал. У меня есть возможности.

– Нет, меня такой вариант не устраивает. А вдруг ты тут попадешься на краже? Будешь голодать, и что-нибудь украдешь. Выяснится, что мы пропустили тебя без денег, ну и пошло-поехало. Потом ко мне придут.

– Слушай, хватит кокетничать. Бери деньги, дай мне сигарету и выпусти на улицу. Не будет у тебя проблем. Я не ворую, тут у меня друзей полно, и они в порядке. Займу у них денег, потом вышлю.

– Да?

– Ага.

– Нуу, не знаю…, я же буду волноваться за тебя. Как ты тут, без денег отдыхаешь.

– Может, хватит уже, а, Индра?

– Точно справишься?

– Точно.

Индра поднял трубку и что-то сказал на бахасе. В кабинет вошел его подчиненный, взял у Виталика паспорт, и вклеил в него визу поверх штампа о депортации. Индра посмотрел страницу на просвет – штамп хорошо просматривался.

– Никому не показывай свой паспорт. Иди.

– Проводи меня через таможню. – Виталик хотел хоть как-то компенсировать моральный ущерб.

Они вышли в коридор за перегородки. Индра пожал руку Виталику.

– Знаешь. Я все-таки очень переживать буду.

– Иди ты в жопу. – По-русски сказал Виталик. Индра снисходительно улыбнулся.

– Погоди. Вот, на. – Он достал смятую полупустую пачку «Сампоэрны», и протянул Виталику. Виталик покачал головой, и взял пачку. На улице его встретили Юстас с Кайлом.

– Давай вещи мне. Поедешь с Юстасом.

– Шлем есть? – Спросил Виталик. – А то при моем нынешнем везении…

– Да, мы тоже подумали об этом. Значит так: никаких байков, никакого серфинга. Будешь сидеть дома, и смотреть телевизор.

– Позагорать хоть отпустите?

– Даже не знаю, посмотрим. Скорее всего, нет – обгоришь ведь.

Устрицы

Виталику казалось, что Юстас выжимал из своего эндуро всю мощь, на самом деле, по словам Юстаса, они еле тащились. Остров было не узнать. Кругом шла стройка. Еще два года назад Виталик проезжал в этих местах, по дороге от аэропорта, здесь было довольно пустынно и малолюдно. Сейчас кругом кипела работа, повсюду виднелись вертикальные бетонные балки, рвы с арматурой и строители в касках.

– Как все изменилось, Юстас!

– Да, очень сильно, и не в лучшую сторону.

– Застраивают сильно?

– И это, и не только. Отношение поменялось.

– К кому?

– К приезжим.

– Это основная статья их дохода, с чего это они будут рубить сук, на котором сидят?

– Будут, уже морально готовы. Очень не любят здесь русских. Быдланы они, ну, мы то есть.

– Да ладно, кончай! Как «осси» себя ведут, мало кто умеет. А бритиши – вечером ни одного трезвого не увидишь, все в говно и блюют по углам, да валяются по канавам.

– Не, дело не в бухаче. Сюда очень много народу понаприезжало, особенно из регионов. Объединяются в стадо и начинают гнуть свою линию…

Они выехали на набережную у Эхо-бич. Спрыгнули с мотоцикла и медленно пошли по песку к мелким волнам, набегающим по зеркалу длинной полосы отлива.

– Может это и не так плохо? А то наши всегда поодиночке, и в этом смысле уступают азиатам всяким, и кавказцам, которые гуртуются, и поджимают потом.

– Ты дослушай. Мало того, что сейчас на лайнапе никого кроме русских нет, да еще ведут себя агрессивно, и чуть чего – залупаются. Они просто ведут себя как хозяева: язык учить не хотят, невежливы, а когда языка не понимают, происходят конфликты на ровном месте. Чего-то не понимают – сразу занимают агрессивную позицию. Балийцы ведь сами по себе добрые…

– О, вот только не надо про доброту… Здесь все живут туризмом, весь остров, ну, не весь, но большая часть населения. Они жулики еще те, никто бы их не задевал, если бы они не пытались надуть на каждом шагу. Хоть и по мелочи, но все равно неприятно, и заставляет быть настороже.

– Виталя, дело даже не в этом. Просто русские невежливы все по определению. Вот смотри: иностранцы когда что-нибудь покупают, говорят: дайте мне, например, кофе, пожалуйста. Пожалуйста! Понимаешь? А наши? Мне кофе. Здесь нельзя так. Надо говорить «пожалуйста». Тут свои правила, а они их не соблюдают.

– Да что ты обо всех судишь по одному случаю? Один скажет, другой – нет. Ты сам то давно вежливым стал? Ты вбил себе в голову некий ритуальчик и начинаешь его теперь продвигать огнем и мечом, как миссионер. Вот я поражаюсь: уезжают наши соотечественники куда-то в жопу мира. Увидят там случайно какую-то фичу, и начинают думать, что это там у всех так принято. Принимают её, культивируют в себе, а потом давай её вколачивать в своих бывших соотечественников, да еще с обвинениями в невоспитанности.

Я тут в фэйсбуке закусился с одной дамочкой. Она, значит, пожила в какой-то деревне в Австралии, и освоила там такой прием, короткий диалог, называется. Это такая дежурная конструкция, в которой ты перекидываешься с другим человеком несколькими фразами, которые тебе и ему известны. То есть, вы оба с самого начала знаете, с чего начнется и чем закончится этот разговор ни о чем. И вот она начинает сыпать обвинениями в адрес русских, которые вместо этого дерьма просто заходят в кофейню и просят кофе. Я спросил её, а что если на месте барристы человек, который не любит поговорить ни о чем, или вообще молчун. Будь я барристой, я бы не поддержал такой разговор.

– Правильно она говорит. А барристой тебе не стать, ты баран, как был упертый, так и остался. Дай сигаретку.

– Ты «пожалуйста» забыл.

– Ты перебьешься. Короче, очень не любят нас здесь. Вон, смотри.

На длинной серой стене, ограждения пляжа красовалась надпись: русские, уходите, пожалуйста! (fuck off you Russian cunts)

Кайл спустился со второго этажа со стопкой простыней.

– Ну что, вот тебе белье, чемодан можешь туда кинуть. Твоя комната – Кайл распахнул дверь. В просторной пустой комнате кроме огромной низкой бамбуковой кровати ничего не было. На кровати лежал толстый пружинный матрац.

– Я вообще-то собирался в гостишке поселиться, на берегу. Скучновато тут у вас в джунглях. Ты не переживай, у меня деньги есть. И вас не хочу напрягать.

– А, не напряжешь. Таня, всё равно, в Сингапур укатила. А завтра Ньепи начинается. Так что ты из дому даже не выйдешь. Сегодня у нас побудешь, а завтра к друзьям в лес поедем на весь Ньепи. А потом поселишься куда захочешь.

– Идет.

– Пошли, вискарика треснем.

Юстас разлил по стаканам «Макаллан» – Кайл пил редко, но держал дома хороший алкоголь.

– За встречу! – Виски потек по гортани и наконец-то Виталик почувствовал расслабление после трудного путешествия.

– Ну как там народ? Расскажи, кого видел, какие новости?

– Давно никого не видел, – покачал головой Виталик. Считай, полтора года я был весь в делах семейных, потом Новый год, то сё, сейчас вот только из Милана вернулся…

– Погоди-погоди, – Кайл прикурил сигарету. – Расскажи-ка, что это за непонятная история с твоей семьей? Откуда она вообще взялась?

– А ты не в курсе?

– Да откуда? Мы тут как в пещере. До сих пор прошлогодние новости пережевываем.

– Это случилось позапрошлой осенью. Помните Тимофея, моего друга? Ну вот, к нему приехала из Парижа Катя, его старая знакомая по Питеру. Она там долго жила: крутила роман со спортивным агентом. Потом что-то у них пошло не так, и она приехала в Москву, немного потусоваться перед возвращением домой, она сама из Питера. И так она хорошо затусовалась, что решила никуда не ехать. Нашла работу, сняла квартиру.

Месяц проходит, другой, и её бывший вдруг объявляется, и делает ей предложение. А она уже потихоньку начала крутить новый роман. С другом Тима, Серегой. Серега отличный парень, вместе они прекрасная пара.

Но Арам, её бывший – весьма и весьма успешный агент ФИФА. Он начинает осаждать Катю предложениями о свадьбе, а Катино сердце совсем не кремень – мало какое сердце устоит перед состоянием в пару десятков миллионов евро. И её не устояло. Она попросила Серегу пойти прогуляться. Серега вроде влюбился в нее, но всё это время тень Арама присутствовала в их отношениях, и он, наверное, внутренне был как-то готов, поэтому отвалил без разговоров. А Катя окунулась головой в свадебные приготовления. Она Тима, конечно же, пригласила, и меня тоже – мы к тому времени были уже хорошо знакомы.

Я сперва согласился, а потом что-то меня стало отталкивать от нее. И как она с Серегой поступила, не очень понравилось, ну и вообще, как-то это всё… Я её спрашивал, ну Катя, как же так? Ты же говорила, как тебе было плохо с Арамом в последнее время, и как хорошо все с Серегой пошло. А она говорит: меня в семье воспитали в поклонении семейным ценностям. Брак, муж, дом, семья, дети – это всё святое. Один раз и на всю жизнь. Да, с Сережей было весело, но мы с Арамом всё-таки три года прожили вместе, и я никого так не любила, как его. Он начал косячить в последнее время, но увидел, что теряет меня и сильно изменился. Я, конечно, ревела несколько дней. Сережа такой замечательный. Но я ему всё честно объяснила, а он понял. Ну, может и не понял, но согласился. Так что, семья форева.

Я, конечно от этого окончательно расхотел куда-то идти. А накануне свадьбы позвонил Тим. И говорит: «Давай, пошли, повеселимся, чего дома-то сидеть. Кончай ломаться». Я думаю, и правда, чего я ломаюсь – суббота же. Делать нечего. Пойду, проветрюсь. Прихожу в Ритц-Карлтон, они там сидят в отдельном зале, невеста прихорашивается, гости фланируют от столиков к диванам. Я быстро начал набираться.

Катя подходит, берет меня за руку, и подводит к трем барышням, сидящим на диване. Знакомьтесь, говорит: Лида, Юля, Юля. Я кивнул не глядя, и снова пошел к коньяку. У меня все имена привязаны к конкретным людям и имеют за собой довольно жесткие ассоциации - Лидия Ивановна была у меня училкой по русскому в школе. Как я ни старался, она всегда ставила мне тройки. Говорила, что я могу писать на 6, а пишу на 5, и она бы поставила мне 4, но для мотивации ставит 3. Я был выть готов от бессилия, потому что из-за её этих выкрутасов я вечно получал от родителей, хотя честно и добросовестно готовился. Ненавижу я Лиду, короче. С Юлями такая же история – сколько мне Юль не попадалось, все как одна законченные самовлюбленные эгоистки и невротички.

В общем, услышав имена, я даже не посмотрел на них. Но свадьба была веселой, чего греха таить. Организовано всё было на лучшем уровне. Было много иностранных спортсменов, олигархи какие-то из Питера. Девчонки эти, кстати, были все из Питера.

После бракосочетания и прогулок по Красной площади мы всей толпой приехали в ресторан. Я к тому времени уже протрезвел. Захожу в зал. И первым делом вижу здоровенную ледяную горку с огромными, ну просто гигантскими устрицами. Я таких крупных никогда не видел. Я, значит, прямиком к этой горке. Ко мне подходит официант, открывает устриц. И передает мне. Я закидываю их, одну за одной, и не могу остановиться. Наслаждение неземное. И тут я чувствую чей-то взгляд на себе.

Поворачиваю голову, и вижу одну из трех Катькиных подружек. Тогда я не знал, что это Лида. Я отворачиваюсь, и продолжаю дальше закидывать устриц. Поворачиваю голову – стоит, смотрит. И знаешь, смотрит так оценивающе. Сверху вниз, снизу вверх. Я дальше по устрицам. Официант вина принес. Поворачиваюсь – она стоит и смотрит, блин.

– А как она, ничего хоть была? – Дзынькнуло горлышко о стакан, Юстас плеснул еще виски.

– Как потом оказалось, очень даже ничего. Но в тот момент она для меня была Лидой, и я её просто в упор не видел.

– Да ладно, неужели так силен стереотип?

– А ты думал? Вот прям так. Не видел и всё.

– Ну, ну…

– Ну и дальше мы феерично так бухаем. Арам этот знает толк во вкусной еде и напитках. Его мать француженка, а отец армянин, но такой, с революции еще, кажется, его семья. И фамилия уже французская. Тенье. Он родился во Франции и всю жизнь там прожил, но отлично говорит на куче языков, и на русском в том числе. Среди гостей, кстати, был иллюзионист этот, знаменитый…

– Дэвид Копперфилд? – Юстас недоверчиво хмыкнул.

– Нет, этот… Дэвид Блейн.

– Да ладно!

– Ага! Он там такие штуки выделывал. В это трудно поверить было. Но я видел это своими глазами. Тим говорит, что когда они с женой возвращались из туалета, он проходил им навстречу по коридорчику. Так вот, он остановил их, и поднялся в воздух, сантиметров на 30-40.

– Нифига себе! Как это?

– А я откуда знаю.

– Может, наврал этот твой Тим? - Кайл смотрел на Виталика совсем уж недоверчиво.

– Не, ребята, я Тима давно знаю. Он тупо не умеет врать. Просто есть люди, которым не дано. Может их и мало в природе, но он вот точно такой. Пили мы пили, а потом всей толпой поехали в Сохо. Там всё как всегда: дерьмовая музыка, высоченные девушки, пиджаки. Никак в толк не возьму, откуда они берутся по субботам. Хорошо, пятница – после работы, туда, сюда заехал, а потом в клуб. Но суббота… Ладно. Накидались мы на славу, колесами еще кто-то угостил, и под утро вываливаемся из клуба. У Арама с Катькой осталось два часа до самолета в Вегас, а им еще надо заскочить в отель за вещами. Мы ловим машины и быстренько приезжаем вместе с ними, проводить, так сказать. Кидаем еще чего-то в баре на посошок, и тут я не выдерживаю. Еле добежал до туалета.

– Блевал?

– Ага. Но так, аккуратно всё вышло. Я не столько пьян был, сколько уже просто не мог. Сил совсем не осталось. А ехать еще домой, в Химки. Блин, просто ад какой-то. Я выхожу в холл. Там сидят Лида, Юля одна, парень какой-то, тоже, кажется, из Питера друг. У них номера в отеле оплачены до вечера понедельника. А Арам с Катькой умотали. Я набрался наглости и говорю: ребята, а нет ли у кого второй кровати в номере. Есть, у меня, говорит Лида. Пусти поспать немного, говорю, нет сил домой ехать, никаких. Она меня спрашивает: а ты там не наблюешь?

Мы и пошли.

– Ну и ты там дал… Вернее, она.

– Ничего подобного. Честно завалились спать, каждый на своей кровати. А проснулись только под вечер.

– Но вот тогда уже дал?

- Кайл, ты же меня знаешь, я романтик. Я так, совсем без чувств не могу. Мы долго общались, лялякали о том, о сём. Да и понравились друг другу. Вернее, она мне – могу говорить только за себя. А вот ночью уже дали, ну а что, мы же выспавшиеся были.

А утром проснулись и еще дали. Потом гуляли целый день, болтали. Она мне понравилась. Умная, красивая, самостоятельная – ну классная девчонка. Но я задним умом понимал, что разгоняться не надо: у меня уже был опыт романа на расстоянии – ни к чему хорошему это не привело. Когда наступил вечер, мы вызвали такси, чтобы отправить её в аэропорт. Пошел дождь, я быстро посадил её в машину и вернулся в холл гостиницы. Смотрел свозь струи воды на стеклах вслед удаляющимся огням, и было ощущение, что родного человека потерял. Как-то одиноко мне стало.

Она вернулась в Питер, и мы повисли в скайпе. По пять-шесть часов болтали. Через пару дней она говорит мне: не могу, хочу тебя так, что ноги отнимаются. Можно, приеду? Конечно, говорю. Она и приехала. Мы два дня из постели не вылезали.

Проходит еще несколько дней, она звонит. Слушай, говорит, что-то очкую я. Месячные должны были неделю назад прийти, а нет их. Если до конца недели не начнутся, пойду УЗИ делать. Я как-то без задней мысли, ну сами посудите: во - первых, мы были пьяные, да колёса еще держали – я никак кончить не мог.

– Так ты не кончал в неё?

– Неа. Во-вторых, я же пять лет пытался делать детей. У меня как бы гарантия на бездетность есть.

– Ну, это, знаешь ли, не наверняка всё.

– В том и дело. Вроде бы, и так и так может быть. Но всё же скорее нет, чем да.

– А сам-то ты как был настроен.

– Знаешь, Кайл, я ей рассказывал про свои неудачи с детьми, а она очень внимательно слушала. И намотала на ус, что я их сильно хотел. В пятницу она позвонила, и сказала, что беременна.

– И что он твой?

– Нет, сказала, что не мой.

– О как! А чей?

– Ну, она там, в Питере с чуваком каким-то жила. Говорила, что в стадии разбега находится, но не сильно торопилась, потому что квартиру он снимал. А он был против её ухода. А женщины, сам знаешь, как обезьяны… Я, знаете, честно говоря, расстроился сильно. Тут вдруг шанс, ребенок… и, он не мой. Я вообще затосковал.

Тут она между делом рассказывает такую историю: у её матери есть подружка – экстрасенс. Она как бы их семейный психотерапевт. Мать её по всем вопросам к этой тётке бежит. И вот она, почуяв что-то неладное, видимо из их разговоров, решила сходить на сеанс ясновидения. А та ей и говорит: твоя дочь беременна. И не от того мужчины, с которым живет. А от иногороднего, и зовут его Виталий.

– Хахаха, да ладно? И ты поверил? – Кайл чуть не поперхнулся виски.

– Дальше слушай. Ребенок, говорит она, мальчик, родится крепким и здоровым.

– Погоди, а она со своим-то чуваком тогда спала?

– Да, говорит, что около недели между нами разницы было, и она сама точно не знает…

– Знаешь, - встрял Юстас, – я слышал, что женщина всегда наверняка знает, от кого она залетела. Даже если ночью в клубе, а под утро с мужем.

– Я тоже такое слышал…

С улицы послышался нарастающий звук байка. Звук достиг максимальной громкости и резко прекратился. Медленно, как якорная цепь, наматывающаяся на барабан, загромыхала створка отодвигаемых ворот. Кайл привстал и выглянул во двор.

– А, Грей приехал!

В кухню вошел смуглый парень с примесью азиатской крови. Он по-свойски шлепнул Виталика по протянутой ладони, и стукнулся кулаками с Юстасом. Кайл представил Виталика и Грея друг другу: Виталик – мой друг из России; диджей Дуриан Грей.

– Грег. – Улыбнулся парень.

– Виталик, мы с Грегом скоро должны играть ужин в городе. Давай я тебя закину в центр. Возьмешь себе в прокате байк, пошатаешься там по своим делам, а вечером увидимся. И ничего Юстасу не рассказывай, я хочу услышать продолжение.

– Я, вообще-то теперь из-за Ньепи с вами два дня не увижусь, – немного обиженно сказал Юстас.

– Ничего, у нас еще будет время потрепаться, – отрубил Кайл. – Садись, Витус, поехали.

Мие горенг

Кайл с Дурианом умчались в Кудету, а Виталик пошел по Легиан-стрит в сторону центра. Наступило то время, когда туристы отмокали в номерах, приводили себя в порядок перед вечерним выходом, а местные уже разъехались по домам. По улице летел быстрый поток машин и байков. Через час улицы будут гудеть сигналящими пробками, а на тротуарах будет невозможно разойтись. Он крутил головой, с удивлением обнаруживая новые постройки на месте старых зданий и пустырей. Кута росла и пухла как на дрожжах. Виталик наконец совсем выдохнул, он почувствовал себя в дружественной атмосфере, как-то внутренне расслабился.

Шаркая шлепанцами, он шел по высокому тротуару, усыпанному мусором, оставшимся от затоптанных за день коробочек из пальмовых листьев с подношениям духам острова. Был второй день Меласти – трехдневного религиозного угара перед сутками полной тишины. И так сильно замусоренные подношениями центральные улицы сегодня были просто завалены святым мусором. Из калитки на тротуар вышла женщина с веником, и стала подметать обломки коробочек, благовоний и лепестки цветов. На узком тротуаре было негде разойтись, и Виталик, обходя женщину, ступил ногой на проезжую часть.

В ту же секунду он получил сзади ниже плеча ошеломляющий удар, который отбросил его обратно на тротуар. Виталик упал перед каменным забором. Сквозь боль он оглянулся и увидел удаляющийся микроавтобус со сложенным боковым зеркалом. Автобус даже не притормозил. Виталик прислонился к забору, и так и сидел, съежившись, пока боль в плече и спине не стала отпускать. Женщина безразлично обмела веником вокруг Виталика и скрылась за деревянными двустворчатыми дверями, украшенными замысловатой резьбой.

– Соберись уже, и прекрати тупить, – процедил Виталик сквозь зубы. Ты слишком расслаблен, сколько можно попадать?

Удар пришелся в лопатку и руку, это было так неудобно, Виталик даже не мог дотянуться, чтобы потереть больное место и хоть как-то убаюкать боль.

Он встал, и почему-то прихрамывая, пошел по тротуару. Остановившись у крыльца магазина, он сел на ступеньку, убедившись, что его не зашибет открывающейся дверью.

Он поднял голову и увидел напротив себя через дорогу невысокую симпатичную девушку в голубой хлопковой пижаме. Она стояла со шваброй в руке на верхней ступеньке крыльца и с сочувствием наблюдала за злоключениями Виталика.

Виталик показал на нее пальцем и затем сделал ладонями жест, имитирующий движения массажиста. Девушка утвердительно кивнула. Виталик осторожно, крутя головой во все стороны, перешел дорогу и поднялся по ступенькам.

– Привет. Ты свободна сейчас?

– Да, заходи.

Она проводила его на второй этаж и слегка придерживая, помогла удобнее расположиться на массажном топчане с отверстием для лица. Кончиками пальцев она аккуратно притронулась к опухшему красному пятну на спине Виталика.

– Болит?

– Уже почти нет, – соврал Виталик.

– Не беспокойся, я буду очень осторожно. Как тебя зовут?

– Вит, а тебя?

– Тутти. – Она тщательно выговаривала двойную «т».

– Ты с Явы?

– Разве я похожа на мусульманку?

– Я не знаю, чем визуально мусульмане отличаются от немусульман. Ты не похожа на балийку. – Тутти была совсем небольшого роста, с очень гармонично сложенной фигурой. Её остренький чуть вздернутый носик и красивые живые глаза отличали её от местных девушек, с круглыми, сглаженными носами и сонной поволокой в глазах.

– Нет, я местная. Здесь родилась и никогда отсюда не уезжала. А ты откуда?

– Из России, из Москвы.

– О, тут много русских. А где это, Россия?

– Ну вот смотри, – Виталик приподнялся на локте и начал рисовать пальцем на простыне. Карту мира представляешь? Вот тут твой остров…

– Остров? Что такое остров?

– Прекрати. Вот тут Ява, дальше, смотри, Суматра, Малайзия, а вот…

– Погоди. Что такое остров?

– Это клочок земли, со всех сторон окруженный океаном.

– А где это такое?

– Это Бали! Ты смеешься надо мной?

– Нет. Я даже не знала…

– Ты что, в школу не ходила?

– Конечно ходила! Я же говорю с тобой. Английский изучала, бахасу, читать и считать умею. Я может просто пропустила про остров. – Она пожала плечами. – А ты, значит, только из Москвы прилетел? Это, наверное, страшно далеко. Как дорога?

– А, отвратительно. Отдал кучу денег, чтобы из аэропорта выйти. Проблемы с паспортом.

– Наверное, зря. Они бы тебя всё равно выпустили. Завтра Ньепи, аэропорт закроют, и там сутки никого не будет.

– Блин, – процедил Виталик. Но раздражения уже не было. Руки у Тутти были очень сильными, но и очень нежными. Он пытался поддерживать разговор, но погружался в приятную дрему. Боль в спине ушла.

– Подожди, я тебе сейчас воды принесу. – Тутти пошла к холодильнику, Виталик вышел на крыльцо и опустился на ступеньку.

На крыльце уже сидели две девушки и парень, массажисты, освободившиеся после клиентов.

– Хочешь сампурны? – парень протянул Виталику тонкую пачку сигарет с кретеком – смесью табака с цветками гвоздичного дерева. Местные называют «Сампоэрну» сампурной. Виталик вытянул одну сигарету и вернул пачку. Вернулась Тутти с водой. Девушки тут же быстро заговорили на бахасе и по ужимкам, и кивкам подбородками в его сторону он понял, что обсуждают новое приобретение Тутти. Она раздраженно что-то говорила одной из девушек, а та отвечала ей резко, видно, вызывала на какой-то спор. Тутти повернулась к Виталику.

– Приходи в любое время, я работаю с раннего утра и до позднего вечера. Спроси меня, я всегда для тебя свободна. Максимум, пятнадцать минут придется подождать. Но ты не пожалеешь. Лучше меня тебе тут никто не сделает.

Пока Тутти говорила, та, другая девушка из-за её плеча строила Виталику глазки, подмигивала и показывала большим пальцем руки на свою грудь.

– Хорошо, договорились. – Виталик улыбнулся. Он побродил по Азии и попробовал массаж во многих местах. Тутти, действительно была отличной массажисткой, и красоткой к тому же, зачем искать добра от добра. А ей нужен был постоянный клиент. Он останется у нее, она это знала.

Виталик взял в прокат байк, и покатил в сторону дома Кайла, но по дороге заметил небольшой варунг, а он к этому времени уже изрядно проголодался. Варунг был совсем маленький, буквально один высокий стол с шестью облезлыми барными табуретами и жаровня с двумя воками, за которой стоял балиец средних лет. Виталик поприветствовал его и попросил мие горенг поострее. Балиец отстраненно кивнул и стал готовить. Виталик сел, закурил и стал наблюдать за нарастающим оживлением: начали закрываться магазины и лавки вдоль улицы, появлялось всё больше прогуливающихся туристов.

В варунг зашли двое рабочих, и попросили наси горенг. Хозяин бросил готовить мие и перешел к другому котлу. Вскоре рабочие забрали еду и ушли. Через несколько минут из массажного салона напротив пришли три девушки и заказали мие и наси. Они дружелюбно поздоровались с Виталиком, а одна из девушек села на соседний табурет и завела с ним стандартную беседу о том, первый ли он раз на Бали и как ему тут нравится. Девушка была очень милой, Виталик с удовольствием рассказывал ей, как он соскучился по этим местам и как он рад вернуться. Какие впечатляющие «ого-ого» получились в этом году у мастеров. Да, очень страшные, прямо жуткие, согласилась она. Девушки забрали еду, пожелали Виталику хорошего отдыха и пригласили посетить их заведение. Потом зашли еще двое одетых в церемониальные одежды мужчин, а за ними курьер из какого-то заведения.

Виталик повернулся к хозяину.

– Ну как там мой мие?

– Сейчас приготовлю.

– Как так? Я же двадцать минут назад заказал.

– Ну как, как. Забрали же они. Надо снова готовить.

– Слушай, почему такое отношение? Я был недостаточно вежлив? Разве я не поздоровался?

– Ну как же, помню, поздоровался.

– Может я забыл сказать «пожалуйста», когда заказывал?

– Нет, ты сказал «пожалуйста».

– А что же тогда со мной не так?

– Ничего, – пожал плечами хозяин. – Не хочешь ждать – иди в другой варунг.

Вареная кукуруза

Весь следующий день они с Кайлом мотались по магазинам, делали закупки и приготовления к отъезду в джунгли к Грегу. Катаясь по городу и окрестностям Виталик фотографировал установленные повсеместно статуи «ого-ого». В этом году они были какие-то невероятные. Виталик заметил, что с каждым годом их исполнение становилось все сложнее и изощреннее. Десять лет назад они были довольно примитивными. Стояли в статичных позах, были выполнены из простых природных материалов, которые есть на острове.

Теперь это были современные материалы, углеволокно, акрил. Статуи демонстрировали движение, находились в полете, в прыжке, броске. Было очень много сложных групповых композиций, а фантазия художников в исполнении деталей, всех этих клыков, зрачков, когтей и прочих свирепых деталей, потрясала воображение.

Одну за другой Виталик отправлял фотографии Кире, но ответа не было. Сказывалась разница во времени, он был спокоен.

Вечером Кайл поехал встречать Таню в аэропорт. Виталик пошел закрыть за ним ворота.

– Смотри, – Кайл показал пальцем на ролик, по которому двигались ворота на приваренном по верху рельсе. – Вот тут рельс погнулся, поэтому если будешь открывать, не дергай резко, а то ворота выпадут наружу.

– Отличная защита от проникновения!

– Здесь не лазают по домам, так что мы не паримся.

Взявшись за острые пики, идущие по верху, Виталик задвинул ворота и вернулся в дом. Телефон блинькнул смской. «Как здорово! Спасибо за увлекательную фотоэкскурсию. А что они символизируют?» – это Кира проснулась, и получила целый фотоальбом про ого-ого. «Пороки», ответил он. «А какие из них какой порок?». «Пока не знаю. Но специально для тебя всё выясню». «Пожалуй, не стоит, возвращайся непорочным. Я очень соскучилась».

В комнате было душно, вентилятор под потолком месил воздух только вокруг себя, поэтому для циркуляции Виталик оставил дверь слегка приоткрытой. В щель протиснулся Сидор, кот Кайла и Тани. Он стал кружить по комнате, выбирая благоприятные энергетические потоки. В результате поисков он запрыгнул в изголовье матраца, подошел к подушке и рухнул на неё рядом с головой Виталика. Виталик взял Сидора под стройное мускулистое тельце и выставил за дверь, прикрыв ее плотнее. Однако через секунду дверь качнулась, в образовавшейся щели появилась лапа Сидора. Он снова пролез в комнату, и уже без долгих раздумий устроился у Виталика в ногах.

Вернулись Кайл с Таней. Несколько минут радостных объятий, еще немного на сборы, и через полчаса на байке по ночным джунглям, они оказались на вилле у Грега и Саши. С наступлением темноты начался Ньепи. В эти сутки обнуляется вся твоя жизнь, это граница между отжившим старым и тем непредсказуемым новым, которое ты можешь сам себе придумать, и воплотить в жизнь, если только захочешь.

Вилла была действительно виллой, потому что кроме огромного дома Грега и Саши, в котором была только спальня и ванная комната, на территории стояло еще два гостевых домика и домик-кухня. Побросав вещи в своих домиках, все собрались на крыше хозяйской спальни. Крыша, по сути, тоже была жилым пространством: на огромной площади лакированного пола располагался столик, несколько диванов и толстые плотные матрацы. Торцевые стены отсутствовали, была только двускатная кровля высоко над головой. За разговорами о тонкостях празднования Ньепи, вечер незаметно перетек в ночь. Грег, делая плюшки на бутылке с фольгой, спросил у Виталика:

– Вит, а чем ты там, в Москве, занимаешься?

– Пишу для газет колонку криминальной хроники.

– Для одной или разных?

– В основном для «Желтого Комсомольца», но иногда и для других.

– А откуда информацию получаешь?

– Да всё как обычно: с ментами тусуюсь, с прокурорами общаюсь, со следственным комитетом. Опера знакомые есть, зовут на разные мероприятия…

– В операциях участвуешь?

– Ну, иногда парни зовут, когда хотят информационной шумихи вокруг какой-нибудь ерунды. Барыгу, допустим, принимают – зовут осветить прием помасштабнее, чтобы на этапе следствия не отпустили, потому что уже все в курсе, и так просто не закрыть дело…

– Что, у вас тоже коррупция?

– Да как везде.

– Да, мэн, знал бы ты какая в Австралии коррупция среди полицейских. Я одно время вместе с братом занимался мелкооптовыми поставками в Сиднее. Нас брали четыре раза, мы откупались. Потом мы прикормили детективов из «Ди-И-Эй», и жизнь пошла сказочная. Пока я одному залетному копу из другого района башку не проломил. Начали они с напарником пастись у нас. Мы своей крыше сказали, а они как-то не придали значения, отмахнулись, мол, не полезут к нам. И однажды ночью нас так жестко приняли, с фейрверком. Я сплю на матрасе, вдруг дверь с грохотом вылетает, и меня начинают крутить. Автоматчики в масках кругом, снуют лучи фонарей, орут все. Я спросонья вскочил, ничего не понимаю, меня начинает какой-то чувак винтовкой к стене прижимать. Я его бросил задней подножкой, подбегаю к окну и хватаю с подоконника звено корабельной цепи – мы с братом их использовали как гантельки для боксерских тренировок. Прыгнул в окно, а там этот детектив, я стекло разбиваю и прям в него головой врубаюсь. Сбил его с ног. Он вскочил, стал меня мудохать ногами. Я откатился и встал на ноги. Тут он за пистолетом полез. Ну, я и дал ему звеном как кастетом, в нос, все лицевые кости переломал. Я сбежал оттуда на его машине, через два квартала бросил её и отзвонился нашим копам. Они моего брата вытащили, а мне пришлось в Сурабайю свалить.

– Отсиживался?

– Да, собирался на покой уйти. Но в Сурабайе спокойно не поживешь, меня сразу свели с Джакартскими китайцами, они весь теневой бизнес здесь на островах контролируют. Я от курьерской и дилерской работы отказался, надоело. Но меня барменом позвали, я у них в ресторане долго работал. Удивительные они люди, скажу я тебе. Слышал когда-нибудь имя Джимми Чен?

– Нет, вроде.

– О, мэн! Это невероятный чувак! Он сейчас здесь главный представитель от триад. Начинал еще пацаном. Они его на мелкие работы стали привлекать еще лет с десяти. Он заработал первые небольшие деньги, и купил тележку с большим железным термосом для продуктов.

Сварил кукурузы, набил в термос и покатил к воротам Королевской Военной Академии, в Джакарте дело было, в восмидесятых. На перемене курсанты вывалили на улицу и стали у него покупать кукурузу. Он стал туда приходить каждый день. А в Королевской Академии, чтобы ты понимал, учатся дети всех самых больших людей страны, в основном, из нескольких руководящих кланов Индонезии. Детишки все очень богатые, но деньги, выданные родителями, спускали тоже очень быстро. Поэтому они у Джимми часто брали кукурузу в долг, а иногда он просто так отдавал. В итоге за год он перезнакомился со всеми будущими офицерами, которые через несколько лет должны занять высокие посты во всех родах войск. Молодые офицеры деньги спускают лихо: на женщин, казино, бои без правил и петушиные бои. Он начал давать им в долг деньги, приносить алкоголь и наркотики. Стал подгонять проституток, которые для него собирали на каждого курсанта досье вплоть до постельных предпочтений и физических и психологических особенностей. Он не припоминал копеечных долгов, а сам в это время быстро рос среди своих, и вскоре вырос до уровня лейтенанта. После выпуска курса, с которым он сдружился, он продожил работать с Академией, и как кадровый работник, выбирал из курсантов наиболее интересных кандидатов, и встраивал их в вертикаль, которую возглавляли его первые «клиенты». Многие офицеры своей успешной карьерой обязаны ему. В Академии он начал влиять на успеваемость курсантов, решал вопросы с преподавателями и начальниками. Еще во время учебы он всех своих друзей и должников офицеров начал втягивать в разные дела, сперва мелкие, потом покрупнее. Таким образом, сейчас вооруженные силы Индонезии в каком-то смысле это частная армия Джимми. Они выполняют и свои задачи, но абсолютно ко всем теневым процессам подключены солдаты. Здесь, на острове, армия контролирует оборот наркотиков. Но за ней стоит Джимми. Траффик дешевой наемной силы, проституток, контрабанда алкоголя, ресторанный бизнес, клубы – за всем стоит какая-то военная группировка, а над ними он. Сейчас его первые друзья по Академии - генералы и маршалы войск. Толково?

– Очень круто! Но погоди, я еще давно слышал, что здесь рынок наркоты принадлежит перуанцам.

– Да, до недавнего времени он занимался всем, кроме наркотиков, а перуанцы действительно занимались наркотой. Но три года назад они решили отжать проституцию у Джимми. Было несколько локальных стычек на улицах, на уровне рядовых боевиков, дрались стенка на стенку, с ножами и битами. Хоть и до стрельбы дело не доходило. Была тут даже одна забавная история.

У нас тут работает помощник Джимми, Сид. Этот Сид огромный как бульдозер, гора мышц. Раньше служил в каком-то южноафриканском диверсионном отряде, очень опытный вояка. Он одно время охранял Джимми. А потом тот его за хорошую работу назначил управляющим в клубе «Эмбарго». Сида как-то вечером вызывает охрана на дверях, говорят, какие-то проблемы с посетителями. Он спускается вниз, а там группа перуанцев, драгдилеры, пытаются войти в клуб, а их охрана не пускает. Они там подняли шум, начали угрожать разборками, а когда Сид пришел, они и на него наехали. Их было шестеро, а Сид втроем, с двумя охранниками. Перуанцы достали ножи и полезли в драку, но Сид с охранниками отметелили их до полусмерти.

Латиносы затаили обиду, и начали пасти Сида. В один прекрасный момент он заходит в переулок за клубом, и видит, что на него бегут четыре перуанца, вооруженных катанами. Первый налетел, рубанул, а Сид поймал его катану голой рукой, вырвал у него из рук и зарубил латиноса. Порезался, естественно, весь в крови стоит. А потом остальные трое подбегают, наскочили со всех сторон. Дрались они не долго, сам понимаешь, ниндзя из перуанцев никакие. Он и их порубил. Всех. Его, правда, успели зацепить в живот и ногу, нормально так, но он довольно быстро поправился. Ты представляешь себе?

– Кажется я что-то такое видел в кино…

Не, бро, действительность даст сто очков любому кино! А у вас там, что интересного происходит?

Виталик хотел было рассказать какой-нибудь случай из жизни ментов, но всё, что приходило на ум, он словно за веревку вытягивал из колодца, и тут же в ужасе бросал назад лишь успев бросить беглый взгляд… Месяц назад он заехал в гости к знакомым операм городского отдела. Должны были брать группу специалистов по автомобильным номерным знакам, но в последний момент наружка сообщила о том, что объекты снялись, кто-то их предупредил. Понятно, что кто-то из ментов. Виталик сидел с Лёхой и Олегом в их кабинете, Олег давно обещал отсыпать травы из их нескончаемых запасов, и как раз собирался это сделать. В этот момент в дверь постучали.

– Открыто, – лениво протянул Лёха, а Олег застыл, не дойдя до сейфа. Дверь открылась, и на пороге появился дежурный водитель-сержант, и патрульный. С ними была цыганка лет двадцати пяти – тридцати.

– Вот, вам привезли. – Дежурный водитель, Колян, подтолкнул цыганку вперед.

– Что значит нам? – Олег уставился на Коляна. – А ну, выведи её в коридор, – он показал патрульному глазами на дверь. Патрульный вывел цыганку в коридор и закрыл дверь. – Что случилось?

– А, да ничего не случилось. – Махнул рукой Колян. – Мы с Петраковым едем с ужина, смотрим: два в жопу пьяных мужика на тачиле останавливаются на светофоре. Мы их тормознули, а они прямо в говно. Ну, мы у них все бабло выгребли, да еще телку забрали, не знаю уж, где они её взяли. Она говорит, что проститутка. Мы решили её вам завезти, будете?

– Виталь, будешь? – Олег повернулся к Виталику. Виталик отрицательно замотал головой. – А ты, Лёх?

– А ну, давай посмотрим. Петраков! Иди сюда! – Заорал он. Петраков втолкнул цыганку в кабинет. Она, выглядела получше чем многие цыганки, которых видел Виталик. В коротком кожаном пуховике поверх яркого цветастого платья, длинные черные волнистые волосы, с виду как будто чистые, пахла каким-то парфюмом, не ядовитым даже, с удивлением отметил он про себя. Леха подошел к ней ближе.

– Петраков, иди. – Он осмотрел её со всех сторон. – Сними куртку. Скинь бретельки. Тебя как зовут?

– Марина. – Цыганка без смущения, скорее даже с удовольствием скинула бретели платья, и спустила его, обнажившись до пояса. Её грудь начинала дряблеть, но форму еще держала. От холода или возбуждения её тёмные, почти черные соски приподнялись вверх.

– Марина, а под кем ты тут работаешь? – Лёха обошел её сзади и задрал подол платья. Он повернул Марину к столу лицом, она оперлась руками о стол и подалась вперед.

– Я здесь не работаю. Я попрошайничаю в электричке на Рязанском направлении.

– А сегодня, что же? – Лёха спустил с неё трусы. Он протянул руку в сторону Олега, Олег выдвинул ящик стола, достал презерватив и передал Лёхе.

– У меня двое детей. Мы с сестрой вместе работаем. У неё еще своих трое. У нас мужа нет. У меня иногда мужчины не бывает месяцами. Знаешь, как трахаться хочу…

– Так ты просто погулять и потрахаться вышла?

– Да. Ну, если кто денег даст, то это хорошо. Но мне не это… ооох! Да…

Марина задвигала тазом. Да, действительно, выглядит изголодавшейся по ласке, подумал Виталик. Сбоку к столу подошел Колян. Он расстегнул брюки и достал здоровенную колбасень.

Лёха повернул Марину лицом к себе, посадил её на стол, потом толкнул в плечо, она откинулась на спину. Колян повернул её голову к себе, и сунул член ей в рот. Марина поперхнулась. Колян задвигался, Марина начала давиться.

– Колян, тормози, она же задохнется! – Виталик не на шутку запереживал.

– Да ладно, нормально, – Колян махнул рукой, продолжая заталкивать глубже ей в глотку свой огромный, без эрекции, член. Марина тоже протянула в сторону Виталика руку и помахала пальцами, дескать, всё о’кей, не мешай.

Лёха вгонял сваи в Марину всё быстрее, и шаткий стол начал биться торцом столешницы в стену. Бух-бу-бух, ритмичные громкие удары все ускорялись, и по кородору раздались торопливые шаги со стороны дежурки. В дверь постучали.

– Олег, у вас всё нормально? Вы что там делаете? – голос дежурного был взволнованным. Леха сбросил обороты, медленно двигаясь внутри Марины, она закатила глаза, её грудь часто вздымалась. Колян достал член из её рта и приложил ладонь к её рту. Она чуть кивнула, закрыв глаза, и гладила себя по груди.

– Сергеич, нормально всё, сейф передвигали. – Олег покосился на Виталика, который еле сдерживая смех, уткнулся носом в стол.

– А, ну ладно. Потише там. – Его шаги удалились. Колян чуть отодвинул стол от стены, и снова впихнул член в рот Марины, а Лёха задвигался быстрее. Марина засопела, еле сдерживаясь, чтобы не закричать, сдавила большими и указательными пальцами оба соска, и две струйки молока ударили вверх на метр. Она застонала и подтянула колени к себе. Потом выдохнула и опустила ноги. Виталик понял, что травы он сегодня не дождется, махнул парням рукой и вышел в коридор. Он уже давно подумывал завязать с криминальной хроникой, и заняться написанием сценариев. Но что он напишет? Опять же, сериалы про ментов? Ну и пусть, с них он начнет, но зато он прекратит наблюдать это кошмар изо дня в день. А потом, глядишь, и нащупает какую-нибудь мирную, добрую историю. Может, это будет история про любовь? А может, детское кино…

Он вышел из короткого оцепенения и рассказал друзьям, как прошлым летом знакомые опера сутки прочесывали лес в поисках брошенного родителями четырехлетнего малыша. Его мамаша стала жить с каким-то мужиком, и в один прекрасный момент он предложил ей оставить её ребенка, который был для него обузой, в лесу под Дмитровом. Мамаша с легкостью согласилась. Как малыш остался жив ночью, в дремучем лесу, было одному богу известно. Виталик своими глазами увидел, как эти жестокие, циничные до крайней степени люди перевернули каждый сантиметр леса, нашли мальчика и нянчились с ним заботливее иной любящей мамаши. Что опера потом сделали с тем козлом, прежде чем засадить его на много лет, Виталик не стал рассказывать.

Сегодня он окончательно решил прекратить отношения с околокриминальным миром и населяющими его странными персонажами. Он подумал о Кире, и сладкие образы поплыли в его голове. Его ждала новая жизнь, и Ньепи был как раз кстати.

К середине ночи все наговорились, и разошлись спать. Виталик не пошел в домик. Он выключил свет на крыше и лег на матрац. В широкий проем отсутствующей торцевой стены на него с уханьем, стрекотом и свистом обрушилась волна звука ночных джунглей.

Змеиный суп.

Вернувшись домой под вечер, Виталик пошел в свою комнату. Прогнал Сидора с подушки и направился в душ.

Вытираясь, он услышал, как на улице громко протарахтел мотоцикл, открылись ворота. Приехал Юстас. Таня спустилась в кухню, и принялась жарить блины. После расспросов и обмена рассказами о том, как у кого прошел Ньепи, Юстас потребовал от Виталика продолжения.

– На чем я остановился?

– Она сказала что не твой, а её мать сходила к гадалке и та ей сказала что твой.

– А, ну да! Я значит, у нее спрашиваю: и чего будем делать? Нет, говорит она мне, что ты будешь делать? Я говорю ей: а что мне надо делать? Поверить твоей гадалке? Ты же сама сказала, что он не мой.

– Да похоже, что твой, – говорит Лида. Я сходила к гинекологу, и сделала узи. Он поставил срок зачатия – три недели

– То есть…

– Да, день, когда мы познакомились. Ну, вернее следующий. Знаешь, я всё понимаю. Ты можешь отказаться от этого, тебя никто силой тянуть не будет.

– Я ни от чего не собираюсь отказываться. Если это мой ребенок. Но если он не мой, и ты это знаешь, и сейчас скрываешь, то в последствие это всё может закончиться плачевно…

– Я правда не знаю наверняка, чей он. Поставили срок и всё…

– … потому что труп, Лида, всегда всплывает, как его не прячь.

– Да понимаю я. Честно говорю тебе, не знаю.

– Что же, давай посмотрим. Давай, ты приедешь ко мне, и останешься здесь. Он родится, и мы увидим, что к чему.

– А моя жизнь в Петербурге? У меня там работа, мама, друзья.

– Хочешь, чтобы я уехал отсюда в Питер? Ты правда думаешь, что это правильное решение? Ты вообще что решила со своим другом, живешь с ним дальше, или как? Мы с тобой уже месяц встречаемся, ты прилетаешь сюда, а там живешь с другим мужчиной…

– Он появился раньше тебя.

– И что? Ты хочешь, чтобы я стал отцом твоего ребенка, при том, что мы не знаем, чей он, и ты продолжаешь жить с другим мужиком. Чего ты хочешь от меня?

– Не знаю, страшно мне. Там вроде какая-то налаженная жизнь, а тут ты… и он.

– Ладно, я готов стать отцом своего ребенка. А ты решай, переедешь ты, или нет.

– Перееду. Мне надо только подготовиться, закрыть там все дела.

– Хорошо, я буду ждать тебя.

– И что, переехала? – Таня знала начало истории от Кайла, она готовила блины. вполглаза глядя на на сковороду, при этом вся превратилась в слух.

– Да, в начале четвертого месяца она закончила все дела, собрала кое-какие вещи и прилетела. Я ждал её в аэропорту. Сказал контролерам на прилете, что встречаю беременную жену, и они пропустили меня внутрь терминала прилета. Я стоял в стороне от потока, так что меня было не видно. Смотрю, идет Лида. Лица на ней нет, глаза пустые, смотрят в никуда, тяжело шлепает угами. Таким отчаянием от нее веет. Живот уже хорошо заметен, выпирает. Очень хорошо представляю, каково ей было, всё бросить и решиться на такой шаг. Я внезапно появился из-за пристенка, она не ожидала, так напряжена была внутренне, что расплакалась. Ну, потом быстро отошла, обрадовалась что я здесь, никуда не делся. А дальше пошла обычная семейная жизнь. Нет, ну как, было весело. Вот ты представь себе: я эту женщину узнал во время свадьбы, очень нетрезвым. Она тоже была весьма навеселе. Потом я её видел трезвой, но после самолета. Потом во время беременности. Её гормональный фон всё время был в состоянии трансформации. Потом она родила и он опять… одним словом, я ни минуты не знал этой женщины. Она каждый раз была разной…

– Могу тебя заверить, что не существует гипотетически стабильной женщины. Тут дело не в беременности или небеременности. Существует «женщина», и этим всё сказано.

– Так интересно же! – Поддел Юстас.

– Очень интересно, – согласился Виталик, – только ты никогда наверняка не знаешь, что является правдой, а что нет.

– Да всё правда, всё зависти от отношения твоего к ситуации.

– Зависит. Но если обычно ты можешь делать какие-то выводы из анализа систематических явлений, то в данном случае, из-за постоянных изменений никакой системы не было. Постоянная трансформация тела, сознания, отношений. Дикий драйв. А потом родился Марат.

– Ага, гадалка всё-таки была права! - Таня хлопнула в ладоши.

– Да. Родился здоровый, крупный, замечательный пацан…

– Твой?

– А как определишь сразу?

– На тебя-то похож?

– Да, похож. Нос, вроде, мой, лоб, уши. Веселый такой, все время хохочет, улыбается.

– А, так ты у нас счастливый папаша!?

– Ну… как бы, не очень.

– А что так?

– Мы расстались. Вернее, это я… ну, как бы это сказать… Бросил их, что ли.

– Как так? – глаза Тани округлились. – Вот уж от кого я не ожидала. Почему, что произошло?

– Понимаешь, когда всё это началось, я на вольных хлебах жил. А тут семья, ребенок, то-сё. Я забросил журналистику и сценарии, и пошел в Газпром в отдел маркетинга, друзья помогли. Работа там сама по себе ни шатко ни валко: за тебя всё делают подрядчики, а ты в это время занимаешься вопросами роста своей карьеры и подавления роста чужой. А я, такой наивный пришел туда, и давай работать.

Пока я работал, моя карьера неуклонно шла вниз, и когда я спохватился, что начинаю терять все позиции, стало уже совсем туго. Поэтому я работал на износ, занимался своей карьерой, будь она неладна, и еще старался максимально поддержать Лиду в возне с Маратом. Всё мое свободное время она использовала на отдых, а я и не возражал. К тому времени, как ему исполнилось пол года, я стал терять рассудок от усталости. Чувствуешь себя так, словно если вдруг споткнешься и упадешь, то больше никогда не сможешь подняться. Её тоже понять можно – она вдали от родных, от дома и друзей. Кроме меня помочь некому, так наваливается... Но самым неприятным было то, что Марат вдруг стал с возрастом меняться, и я перестал узнавать в нем свои черты. Его голова выровнялась, он набрал рост и вес, и с каждой неделей он становился все меньше похож на меня. Один раз я этак, в шутку, ляпнул об этом Лиде. Она взвилась как гарпия, такой скандалище подняла. Посыпались обвинения в ложных обвинениях, всякая муть… И чем дальше, тем чаще она психовала, уже без участия с моей стороны. Как с катушек слетела. В начале декабря она сказала, что поедет домой. Встретится с подругами, передаст Марата маме на попечение, сама отдохнет и мне даст передышку. Вот они уехали. Через несколько дней я стал понимать, что больше не могу. Ну, не могу я в это обратно. Я перестал звонить ей, она сама набрала раз, другой, а потом говорит: что, всё? Слился ты? И я – да, сказал что не могу с ней так жить.

– Слился, Виталечка. Как же ты мог?

– Не знаю. Как-то смог. После этого у меня началась депрессуха страшная. Я каждую секунду думал, что отказался от собственного сына, которого так давно хотел, вот он появился, я его любил, нянчил, а потом взял, и отвалил. И на фоне той усталости накопившейся я сдал совсем. Несколько недель лежал дома. То ли спал, то ли нет. Приходил с работы, ложился, и до утра. Недели через три случился сердечный приступ…

– У тебя?

– Ага. Ни с того ни с сего просто начал концы отдавать. Чувствую – всё. Я вскочил, стал ходить, пить воду, как-то пытаться двигаться, хотя падал всё время. Минут через десять отпустило.

– О, Витус, возраст…

– Да ладно, – Виталик махнул рукой, – У нас на работе полный медосмотр раз в год. Мне врач, который делал ЭКГ, сказал, что сердце у меня – хоть в космос лети, на редкость отличное состояние для моего возраста, вообще не к чему придраться.

– Ндаа, - протянула Таня, брезгливо отвернувшись в сторону. – Значит побыл ты семейным, и снова свободен. Учебный заход, так сказать. Ну, а она-то чего?

– Она написала мне длинное-предлинное письмо, в котором обвиняла меня во всех грехах человечества. Сказала, что успела пообщаться с моими друзьями, и выяснила, как плохо все они отзываются обо мне за моей спиной…

– Это кто же?

– Да какая разница. Мозг обиженной женщины это адская машина мести, я даже не стал вдаваться в подробности, чтобы не переругаться со всеми. Да и мало ли что, да кто, за спиной говорит. Если в лицо молчит, значит не о чем говорить. А узнав за это время её, я вполне допускаю провокацию.

– Ааа… ты, кстати, где решил остановиться?

– Завтра с утра перееду в гостиницу какую-нибудь, в районе Поппис Лайн.

– Ты уверен? Только не подумай…

– Не, я хочу поближе к Кута-бич остановиться. Покататься охота. Кайл, как раз, обещал познакомить с хорошим тренером…

Из ванной комнаты рядом с кухней, которой пользовались как техническим помещением, послышался непонятный шум: сперва какие-то шорохи, потом опрокинулось и покатилось что-то пластмассовое, и снова наступила тишина.

Все затихло. Кайл встал, прошел в ванную и включил свет.

Ай да Сидор! – Раздался возглас Кайла. – Витус, иди сюда!

Виталик подошел к Кайлу, показывающему пальцем на ядовитую зеленую киафу, вяло двигающуюся на полу ванной. Рядом вертелся Сидор. Он влезал на все высокие места, норовя подлезть головой под чью-нибудь ладонь. Киафа была перекушена почти посередине. Кожа там была разодрана. Виталик поднял её за хвост, она была длиной около метра. Сидор прыгнул Кайлу на руки. Виталик аккуратно опустил змею на пол, не понимая, что с ней делать дальше.

– Ах ты умничка, мой хороший, – приговаривал Кайл, почесывая голову довольного Сидора.

– Так и что, – спросил Юстас, – больше ты её не видел и не слышал о ней ничего?

– Пару раз Катька заводила о ней разговоры, из меня что-то пыталась тянуть, ну и сама какие-то несущественные новости рассказывала.

– Это у которой свадьба была? Как она там со своим спортивным олигархом-то поживает, счастлива?

– Они вернулись из Вегаса, а на следующий день она ушла от Арама и вернулась к Сереге.

– Ух ты! Она же там пела что-то о святости семейных уз, традициях…

– Петь можно что угодно, а жить с человеком, к которому остыла, когда рядом есть тот, кто очень нравится… Эх, и кого она хотела обмануть?

– Ни кого не хотела, – сказала Таня. – она наперед всё это знала. Хотела свадьбу и в Вегас. Просто решила гульнуть напоследок нормально так, от щедрот Арама.

– Блин. Но у Сереги-то какой стресс, как она могла?

– Решила, что потерпит. Если бы сказала, всё могло бы пойти не по плану.

– И что, Серега так легко принял её после того финта? – Юстас был слегка ошарашен.

– Принял, принял. И еще сотню раз примет - ухмыльнулась Таня.

– А Арам как отреагировал?

– Он порвал её паспорта, забрал все шмотки, вплоть до нижнего белья, и дал ей пинка под жопу. Она к Сереге вернулась счастливая, в одном платье, запасные трусы только успела припрятать в сумочке.

– Что бы ни стряслось, какие бы передряги ни происходили, – сказал Кайл, поднимая киафу с пола, и опустив её затем в мусорный бак, – кто-то в это же время находит счастье. И это здорово.

Мышь в кляре.

Тутти медленно вела ладони от поясницы к шее, Виталику хотелось мурлыкать. Внезапно он начал жаловаться на неприветливого старика в варунге, и закончил рассказом об их разговоре с Юстасом о коротких диалогах.

– Открытые коммуникационные каналы, это называется, – сказала Тутти, втирая кулачками масло в его лопатки. Виталик обернулся.

– Что-о?

– Что тут непонятного? Диалог может быть каким угодно и о чем угодно. Его единственный смысл – создавать индивидуальную связь между барристой и клиентом. Если они разговаривают, то барриста делает кофе для конкретного человека, что устраивает и его, и клиента. Если барриста неразговорчив, клиент может воспринимать себя как часть безликого потока. Тогда, зайдя случайно в другой кофешоп, он может там найти недостающее тепло общения, и останется среди их клиентов.

Ты зашел в варунг и сел рассматривать улицу. Если бы ты продолжил разговор со стариком, он делал бы еду для тебя, независимо от того, какой длины очередь выстроилась на улице.

– Но я с ним поздоровался.

– Да, и отвернулся. Он понял, что ты человек вежливый, но сразу потерял к тебе интерес, как только зашел новый клиент.

– Но и я его клиент, это его работа, а не развлечение.

– Он работает на себя, для него ты не клиент, а гость. Ему важно хорошо накормить того, кто ему симпатичен. А все остальные могут пойти в кафе.

– Ты рушишь мой мир, Тутти. Я люблю есть молча. Но после разговора с тобой у меня остаются только два варианта: научиться разговаривать со всеми поварами, уборщиками, заправщиками и другими людьми из сферы обслуживания, либо питаться в фудкортах.

– Для тебя это не будет проблемой, тебя не заткнуть иной раз.

– Вообще-то, первые полчаса сегодня мы провели молча.

– Я ждала, пока ты заговоришь.

– Я мог бы и не заговорить. Если бы я не заговорил, мы бы продолжали спокойно молчать.

– Тебя бы розорвало, ты не смог бы. Это же заметно.

– Да как это?

– Мои руки на тебе. Я чувствую напряжение.

– Коммуникационный канал, значит. Хм. Ты правда не знала, что такое остров?

– Уже знаю. – Тутти резким движением против шерсти взъерошила волосы на затылке Виталика.

Виталик снял номер в гостинице на Бенисари и прикатил к серфшколе – Кайл обещал познакомить его с тренером по серфингу. Виталик слез с байка и пошел под навес, где стоял Кайл и еще два человека: один в бордшортах, типичный серфер: выгоревшие волосы и рельефная мускулатура под обезжиренной, загоревшей дочерна кожей. Второй, напротив, щуплый, в футболке с длинными рукавами и в коротких шортиках, открывающих бледные безволосые ноги.

Щуплый увлеченно что-то рассказывал, приняв театральную позу, а Кайл и серфер стояли как люди попавшие на шоу: плечи и головы их были отведены назад, а рты широко улыбались.

Виталик поздоровался с Кайлом.

– Илья, – серфер пожал руку Виталика крепким сухим рукопожатием.

– Слава. – Виталик конечно же сразу узнал артиста Славу Гарбо. По его мягкому рукопожатию и быстрому оценивающему взгляду с головы до ног, он понял, что не ошибся.

– Вот, Витус, как тебе обещал, Илюха. – Кайл взял шлем со скамейки. – Сами договаривайтесь, а я поехал по делам. Давай, Гарбо, вечером увидимся. Я сегодня играю, так что приходи.

– Ой, даже не знаю, у меня столько дел, столько дел. Мне в Убуд срочно надо и Ленка хочу увидеть... А где поужинать сейчас можно вкусно?

– Сейчас нигде, – хмыкнул Кайл. – Только пообедать – до ужина еще пол дня.

– Да у меня совсем время сбилось, из-за постоянных перелетов. Все равно, что это будет, но мне надо срочно пожрать.

– Это я тебе покажу, – сказал Илья. – Ты иди, переодевайся, бери что тебе надо с собой, а мы пока с Виталиком договоримся.

– Иду, иду. – Монро собрался уходить, но повернулся. – Виталик, поужинаешь с нами, часиков в девять?

– Наверное да, если успею. Мне еще в пару мест надо. А если не успею, то ночью у Кайла точно увидимся.

– Да, до вечера!

– Так, ну ладно, у тебя опыт какой-нибудь есть? – Илья стал рассматривать расписание занятий, высматривая удобное окно.

– Да, стоять умею. Выгребать, стартовать, ловить волну, в общем базу я знаю. Просто много раз начинал, но продолжать не получалось, из-за того что отпуска коротковаты. Я застрял на ученическом уровне, и не понимаю, как сдвинуться.

– Ага, понятно. Ну хорошо, давай завтра и начнем. Приходи к десяти, договорились?

– Отлично, то что надо!

– Тогда до вечера.

– Ага, пока!

Виталик катил по Легиану, высматривая среди пестрых лавок ювелирные магазинчики. Кира носила на руках по несколько браслетов и Виталик, хоть и понимал, что рискует приобрести не то, все же решил взять ей что-нибудь в подарок.

Он остановился у большого ювелирного магазина. После двухчасового методичного обследования ассортимента магазина, он приобрел горсть цацок: какие-то ему понравились сразу, другие он собрал с помощью приветливой продавщицы. Она своими ловкими руками нанизывала на нити то, что он ей подавал, деликатно откладывая в сторону то, что ей казалось несовместимым с общей концепцией украшения. Виталик внимательно выслушивал её доводы, и каждый раз неизменно соглашался. Двадцатилетняя продавщица демонстрировала ангельское спокойствие и обладала даром убеждения.

Из магазина Виталик вышел в приподнятом настроении, довольный своим выбором, и прекрасным обслуживанием. Солнце собиралось вот-вот закатиться, и он поехал на пляж Куде-та, чтобы разделить закат с сотнями беспечных романтиков.

Солнце упало за Танах-Лот, на улице начинало темнеть. Надо было заехать к Кайлу, забрать вещи и перевезти их в отель.

Он подъехал к дому Кайла, свет в доме не горел. Виталик слез с байка и пошел открывать ворота. Со стороны дороги послышалось тарахтение байков, два фонаря свернули в улочку, и к дому подкатили Кайл с Таней. Виталик отступил в сторону, давая им дорогу. Таня подкатила прямо к воротам.

– Ты уже здесь? – Кайл слез с байка и стал доставать вещи из отсека под сиденьем. Во дворе за их спиной залаяла собака и Виталик повернулся чтобы посмотреть, что её раззадорило. Грохнула об бетон алюминиевая посудина, и молодой женский голос стала ругать собаку на бахасе.

Тем временем Таня подошла к воротам и взявшись за пику наверху, резким движением толкнула их от себя. Она путешествовала почти месяц, и забыла, как открываются их ворота. Они долетели до края погнувшейся рельсы и, ударившись о выступ отбойника выпали наружу, резко, словно пружина мышеловки.

Виталик, считавший ворон в соседнем дворе, краем глаза увидел как на него летит темная тень. Он успел краем глаза заметить ворота, и понять, что сейчас они упадут точно ему на ногу и превратят его ступню в кашу. Он выставил левое колено вперед, и попытался повернуться так, чтобы правой рукой поймать ворота за пики.

Но ворота весили килограммов двести. Распоров одной из пик неловко выставленную ладонь, остальными прочертив длинные глубокие полосы по его левому плечу и всей длине руки, ворота верхним краем упали на выставленное колено. Виталику показалось, что его ударили со всего размаха тяжелым кузнечным молотом. Он двумя руками поднял ворота, выдернув одну из пик, застрявшую в мякоти выше колена, и сбросил их на землю, согнувшись пополам: ему казалось что его сейчас стошнит, и он еле сдерживался, чтобы не закричать от боли, лишь громко сопел.

Виталик поднял глаза – Кайл еще ничего не понял, а Таня замерла обхватив голову руками. В темноте светлыми пятнами блестели белки её глаз. Виталик подумал, что ей нельзя волноваться. И хорошо что темно, она не видит теплые струйки, которые он чувствует на моментально заледеневшей коже на руках и ноге. Сейчас ей это совсем ни к чему.

Он резко разогнулся и сделав два неловких шага схватил пальцами Таню за запястье.

– Всё нормально. Идем!

– Куда? – Таня вышла из ступора но в окружающую действительность еще не вернулась. – Господи! Виталик, ты живой? Прости меня, господи...

– В дом. Да нормально! Зеленка есть? Йод, бинты, вата? Тащи всё что есть.

– Да – да, сейчас! Сейчас Виталичек, ты потерпи...

Таня кинулась на второй этаж, а Виталик хромая пошел на кухню, посекундно сглатывая и глубоко втягивая ноздрями воздух – тошнота накатывалась волнами.

Таня принесла аптечку и начала выбирать, выкладывая на стол бутылочки и пакетики. Виталик схватил пузырек с зеленкой, открыл его и вылил половину в большую дыру над коленом.

– Подуть? – Сочувственно спросила Таня, склонившись над зажмурившимся Виталиком.

– Отличная мысль! – Кайл взял со стола бутылку от минералки с дыркой у донца. – Подуть, Витус – это то что тебе надо. Сейчас сделаю.

– О! У нас тут кажется была одна классная штука. – Таня зарылась в аптечке, а потом отбросила её и убежала снова наверх. Виталик принял бутылочку от Кайла и втянул дым. Может быть, на порезанный палец он и подействовал бы, но ворота ему были не под силу. Или Виталику так просто сперва показалось.

Вернулась Таня с маленькой баночкой, в которой была пудра бурого цвета.

– Вот! Отличная штуковина, ей серферы раны присыпают, и на следующий день уже катаются.

Виталик уже обработал все раны зеленкой, и теперь присыпал их пудрой из баночки. Рана на ноге, самая большая, сразу же схватилась светлой, похожей на темпуру, коркой и стала на глазах стягиваться.

– Кажется, кризис миновал, – сказал Кайл. – Я поехал играть. Тебе, понятное дело, никуда сегодня не надо. В отель завтра переедешь. Ложитесь спать.

– Может, заехать в больничку и сделать укол против столбняка?

– Можно. – Кайл пожал плечами. – Смотри, мне уже пора выдвигаться. Пока будем мотаться, я точно опоздаю, а мне опаздывать нельзя. Насколько я знаю, противостолбнячный укол вполне эффективно делают в течение нескольких суток после травмы. Так что до утра ты перебьешься. Утром сходишь к доктору и сделаешь, если он решит что надо делать. Каталка твоя, естественно, тоже всё, закончилась. Надо только Илюху предупредить. Ну, это я ему сейчас наберу.

Кайл уехал в клуб, Таня ушла наверх спать. Виталик долго сидел в кухне сдирая с ран намокшую корочку, снова заливая их зеленкой и присыпая порошком. Он опасался, что при такой влажности раны не затянутся до самого его отъезда. А торчать ему здесь еще больше недели.

Наконец, его сморила усталость, и он пошел в комнату и упал на кровать. Прикрытая неплотно дверь скрипнула – в щели в узком клине света, падающего от уличного фонаря, появилась любопытная морда Сидора. После истории с киафой Виталик решил предоставит Сидору возможность беспрепятственно циркулировать по дому, в целях своей же безопасности поступившись комфортом и чистой наволочкой.

Сидор протиснулся в щель и на несколько секунд застыл около двери. Затем он прямо, словно вдоль натянутой нити прошел через всю комнату, запрыгнул на кровать, перешагнул через правую ногу Виталика и остановился точно рядом с раной на левой ноге, накрытой простыней. Он привычным движением шлепнулся на бок, поерзал, притираясь плотнее к больному месту, и зарокотал тихим дизелем.

Виталик почувствовал, как сжатые клещи ноющей боли ослабляют хватку, и провалился в густой и тяжелый, как глицерин, тропический сон.

Виталик проснулся в той же позе, в которой и заснул. Сидора на ноге не было: мавр сделал свое дело и пошел шляться по окрестностям.

Виталик посмотрел на левую руку: длинный разрез, идущий от плеча по внешней стороне руки, прерывающийся на локтевом сгибе и бегущий после него до самых костяшек на кисти, затянулся, и выглядел на загоревшей коже как след от карандаша алого цвета. Он откинул простыню и взглянул на ногу. Рана над коленом затянулась, как будто нанесена она была не вчера, а дня два – три назад. Виталик ощутил прилив благодарности Сидору и китайскому порошку от ссадин.

Том Ям

О тренировке на доске не могло быть и речи: корка моментально размокнет, а йода, имеющегося в морской воде, в океанской нет, надо было дать ране хорошенько затянуться. Да и лежать, прижавшись бедрами к доске, падать в волнах и биться раненными конечностями об доску было невмоготу.

Виталик отдал Тане постельное белье, собрал вещи в чемодан, водрузил его на подножку байка и медленно покатил в сторону Куты. Разложив шмотки по полкам и обжив пространство просторной комнаты на втором этаже небольшого отеля, он вышел на улицу и задумался: что же теперь ему делать с остатком отпуска? Кататься и купаться нельзя, загорать, естественно тоже. Йогой он не интересовался, хотя и занимался иногда, если выпадала случайная возможность. Но и йогой не позанимаешься. И массажка отпадает. Хотя, возможно и нет. Он пошел к Тутти.

Виталик разделся, и натянув одноразовое белье из технической целлюлозы, лег на спину. Тутти сделала плавный жест ладонью: «переворачивайся», но увидела белеющую над коленом корку рубца посередине растекшегося от середины голени до середины бедра, черно-сиреневого пятна.

– Ой, что это?

– Попал под ворота.

– Когда ты успел?

– Сразу после Ньепи.

– А ты не шумел во время Ньепи? Ты гулял?

– Нет, – усмехнулся Виталик. – Это за другие грехи.

– Ты кого-то обидел?

– Наверное, много кого.

– Ничего, я помогу тебе.

– Отпустишь грехи?

– Сделаю хороший массаж, этого будет достаточно, – улыбнулась Тутти.

Тутти взяла телефон из корзинки с одеждой, и передала Виталику. Звонил Кайл.

– Привет! Мы собираемся на Гили, поедешь с нами?

– Да, конечно, с удовольствием. Возьми билет на меня.

– Сам бери. Вот тебе телефон, это один местный, он занимается организацией билетов и трансфера...

– Слушай, я английского языка местных почти не понимаю, тем более по телефону. Может ты наберешь ему?

– Нет, звони сам, мне тут некогда заниматься чужими делами.

– Прямо некогда?

– Это только кажется, что мы тут бездельничаем, на самом деле я по уши в заботах...

– Ну ладно, ладно, не беспокойся, я что-нибудь придумаю. – Виталик отключил телефон.

Через пять минут Кайл перезвонил и недовольным голосом сказал, что заказал билет и на Виталика.

Виталик остановился напротив белоснежного ажурного здания: замысловатый кружевной фасад был словно вырезан из кости тонким резцом. Виталик щелкнул камерой телефона и отправил фотографию Кире. «Какая красота! – ответила Кира. – А у нас опять валит снег, третий день, без остановки. Я замерзла и соскучилась, приезжай скорее». «Уже недолго осталось, потерпи немножко. – ответил Виталик. – Мы завтра уплываем на острова Гили, тут неподалеку. Я не знаю, что там со связью, возможно, меня не будет несколько дней».

Серф-школа находилась неподалеку, и ноги сами принесли Виталика, страдающего от вынужденного безделия. Илья сидел в церемониальной беседке, отдыхая после очередного занятия с учениками. Виталик присел рядом и предложил ему сигарету. Бассейн во дворе отеля был обнесен желтой лентой.

– Что за лента? Бассейн чистят?

– Угу, – буркнул Илья, затягиваясь. Подул ветерок и ленту крутануло, Виталик увидел на ней надпись: «Полицейская линия. Не пересекать». Виталик покосился на Илью.

– Здесь преступление было?

Илья кивнул.

– Убийство?

Илья помолчал. Вид у него был мрачный.

– Илья, что тут было?

– Гарбо. Утонул.

– Как? Он же вчера только...

– Да, ночью. Полез купаться...

– А полиция?

– Были. Осмотрели комнату...

– Всё на месте?

– Нашли деньги. Телефона нет, айпэда тоже, и ноутбук пропал. Ни одного электронного дивайса.

– У нас полицейские часто грешат при осмотрах...

– Мне хозяйка отеля рассказала, она присутствовала при осмотре.

– Странно. Что еще говорит? А где тело?

– Да больше ничего особенного. Тело в морге.

– Кто из наших знает?

– Они, – Илья кивнул на учеников, молодых ребят и девчонок, собравшихся на площадке в кружок для медитацией перед уроком.

– Нет, дома. Кто?

– Думаю, пока никто. Консул наш в курсе.

– А родственникам сообщили?

– Не знаю. Я не был с ним близко знаком, не знаю ни его родственников, ни окружения...

– А друзья? Общие друзья-то в фэйсбуке есть?

– Он такой был... знаешь, вряд ли у него есть друзья...

– Да быть такого не может! Какой бы человек ни был, друзья должны быть.

– Ну, мне о них ничего не известно.

Виталик покачал головой.

– Ну и дела. Ладно, подождем, что консул скажет. Мы завтра на Гили уезжаем на три дня, так что...

– Да понятно. Тебе всё равно еще рано в воду лезть, пусть заживет получше.

С верхней палубы спидбота Виталик разглядывал острова, одиноко разбросанные вдоль северного берега Бали. Один из них был похож на кита: в форме удлиненной капли, рассеченной пополам. Без высокой растительности, лишь посередине, немного ближе к «голове» росло одинокое дерево, идеально имитирующее форму фонтана. Если бы такого острова не существовало в природе, его непременно стоило бы создать. Такой спокойный – спокойный кит в открытом океане, с берега ты его не увидишь. Но если не поленишься взобраться на лодку до Ломбока, или нет, если тебе посчастливится это сделать, ты увидишь его.

Усевшись удобно одной кучкой на двух сидениях лицом друг к другу, они сперва пытались говорить, но мерное покачивание лодки и ровное тарахтение двигателей незаметно ввели их в транс, тем самым подготовив к высадке на Гили.

Бали не самое суматошное место, но всё же настоящая, оживленная Азия. А Гили – филиал Ямайки. Время здесь останавливается, течет медленнее, заворачивает за углы, в закоулки, между бамбуковыми домиками, укутанными зеленью, и там застаивается. В твоем домике время может течь быстрее, или медленнее чем в соседнем, или на улице, но по сравнению с Кутой – оно неподвижно.

Три небольших острова разделены узкими проливами и прохладная, благодаря несильному течению, вода приятно освежает после жаркого солнца. До берега оставалось метров пятьдесят, не дождавшись, когда лодка причалит, Грег скинул майку и шлепанцы, сунул их в рюкзак.

– Вит, захватишь?

– Конечно!

Грег высоко выпрыгнул, идеально вошел в искрящуюся лазурь и, заскользил темной тенью над белым песком, его голова появилась сзади в двадцати метрах в пене, расходящейся от носа лодки. Он махнул пальцами в сторону края пляжа, Виталик кивнул. Лодка уткнулась в песок. Ребята поднялись на палубу и, один за другим, спускались по трапу на берег.

– Ой, а где Грег? – Саша увидела его рюкзак в руках у Виталика. Виталик кивнул в море. Саша улыбнулась:

– Знает, что я ему сейчас свою сумку впарю. Не любит...

– Вот жук! – Виталик спрыгнул вниз и поймал её сумку.

– Жук-плавунец! – ухмыльнулась Саша.

Виталик бросил рюкзак на широкую бамбуковую кровать под балдахином в одном из просторных домиков. Под нагретую солнцем пальмовую крышу сквозь широкие щели проникал свежий воздух с улицы, перемешивая запах теплой соломы с ароматом бугенвиллей. Дверь закрывалась снаружи на маленький навесной замок для почтовых ящиков.

По дорожке из мелкого чистого песка он спустился к пляжу. Около круглой барной стойки покачивали бедрами и плечами, подмахивая размеренному ритму рэгги, Кайл с Таней, и еще какие-то незнакомые двое белых и один темнокожий парень. Двое местных быстро рубили кокосовые орехи, и выставляли на стойку. Третий вышел из-за стойки и отнес два длинных косяка Грегу, сидящему в подушках на небольшом квадратном подиуме со столиком посередине.

Виталик завалился рядом с Грегом и затянулся переданным ему косяком. Подошла Таня.

– Виталь, ты прости меня...

– За что?

– Ну, насчет учебного захода, это я зря так пошутила. Тебе сейчас, наверное, совсем несладко.

– Да в общем-то, не зря. Всё ты правильно поняла. Даже угадала, я бы сказал – в самую точку. Мне сейчас, как раз, очень даже хорошо. – Виталик передал косяк Тане, но она мотнула головой.

Виталик сразу, как Таня вернулась из Сингапура, заметил тот знакомый свет, который он уже видел в аэропорту Куала – Лумпура, который окутывал беременную сотрудницу Малазийских авиалиний. Таня была беременна. Когда на него рухнули ворота их гостеприимного дома, он очень хотел заорать от боли на всю улицу, но не мог: понимал, что ей потрясения ни к чему.

– Что-то я тебя, Виталичек, не понимаю.

– Да всё просто... или нет. Короче – Виталик затянулся, задержал дым, и выпустил, – Марат – не мой ребенок.

– Как? Ты же... нет, погоди, я ничего не понимаю. Ты же рассказал про УЗИ, про то что всё сошлось...

– Тань, не мой. Я узнал.

– Тест на ДНК сделал?

– Нет, просто узнал всё. Случайно, совсем случайно. Помнишь, я говорил что поехал в Милан?

– Ага, а это тут при чем?

К ним подошел Бобби, здоровенный и широкоплечий, бывший профессиональный регбист из All Blacks, а ныне байер в текстильной компании. Бобби в основном жил на Бали, постоянно мотаясь по Азиатским выставкам и фабрикам, и лишь изредка наезжая в офис в Джакарте.

– Ребята, идем в крокодила играть!

– Отстань, Бобби, у нас тут разговор. – Таня, нахмуренная, хотела сесть рядом с Виталиком, но Бобби поймал её за талию огромной рукой.

– Идем-идем, наговоришься еще, мы не сегодня уезжаем. – Он увлек её в сторону пальмового навеса, где собралась шумная компания. Грег с Виталиком переглянулись, вскочили и последовали за ними в сторону навеса.

Кайл раздавал компании прямоугольнички пластыря, которые все клеили друг другу на лоб.

– Тема будет – кулинария! – Объявил он. Все усердно взялись за маркеры, подставляя друг другу лбы с ухмылочками, в ожидании веселья. С еще более лукавыми ухмылками отчаливали от лбов друзей те, кто уже написал, задумав какое-то изощренное название еды.

– Это блюдо национальной кухни. – Ляпнул Виталик банальное предположение. До него дошла очередь, но играть было лениво. Бобби утвердительно кивнул и лицо его расплылось в улыбке. Полчаса назад он съел грибов, и они, кажется, начали доходить.

– Азиатская? – Виталик повернулся к Грегу с Сашей. Саша, зажмурившись в улыбке, подбадривающе закивала. На лице Грега было написано, что нет ничего проще, а на лбу было написано «Пельмени».

– Это... тайская кухня? – спросил Виталик. Бобби опять кивнул. Виталик серьезно задумался.

– Том ям! – уверенно выпалил он. Бобби воткнул в звездное небо, и отсутствовал. Стиви Джи покачал бритой коричневой головой с «лозаньей». – Нет, не том ям.

Игра шла весело. Но Виталик, хоть и сидел в круге, даже не следил за ней: он не знал тайской кухни. Бобби протянул руку и тронул звездочку в небе, она тихонько дзынькнула, как тонкий хрустальный стакан. Бобби стал трогать другие звезды, восхищенно вслушиваясь в их отзвуки.

Вместе с косяком к Виталику перешел ход.

– Тайская кухня... тайская кухня... Ребята, сдаюсь, я не знаю ничего тайского, кроме том яма.

– Это блюдо знают все, – возразил Стиви.

– Прямо таки все? – Виталик обвел играющих взглядом. Все знали.

– Если ты был в Таиланде, ты не мог его не попробовать. Это самое тайское блюдо, – сказал Бобби задумчиво, не отрывая взгляда от россыпи пайеток на черном бархате.

– Штука в том, – Виталик обрадовался, – что я никогда не был в Тае.

– Да ладно! – Стиви был слегка смущен, это он придумал слово. – И что, ты «пад-тай" никогда не пробовал?

– Пад-тай? Да я впервые такое слышу!

Следующим коном была тема «Рок-исполнители». Задав два вопроса Виталик в первом же ходе угадал своего – им был Кит Ричардс. Бобби пришел в восторг от того, как быстро и ловко Виталик дознался до истины. Виталик решил не говорить ему, что свое слово он узнал в тот момент, когда ему писали его на лбу. Он будто увидел буквы. Виталик решил не говорить, чтобы не спровоцировать у него волну религиозно-мистического экстаза. Он видел, что Бобби и без того, чувствует себя первооткрывателем одновременно всех истин мироздания. Он решил не говорить никому, ему не нужны были согласные кивки его всепонимающих, давно прозревших балийских друзей.

Пицца.

Открытая длинная лодка, из тех, что курсируют между островами Гили, заполненная веселыми туристами, подходила к пустынному берегу острова Эйр. Пестрая компания, закутанная в разноцветные саронги – чтобы не обгореть на воде, высыпала на белоснежный пляж, и, двинула в сторону навеса кафешки. Время близилось к обеду, но встали поздно, и успели позавтракать, поэтому голод чувствовала пока одна Таня.

Поодаль от навеса, в тени деревьев одиноко стояла беленая кирпичная дровяная печка, очень похожая на ту, которая в русских сказках сама пекла пироги. Парень из кафэшки сказал, что они делают в этой печке неплохую пиццу. Решили заказать две, на пробу.

– Ты же вчера так и не дорассказал про Италию, что там приключилось? – Таня разрывалась между любопытством и пиццей, и нетерпеливо поглядывала в сторону печи, у которой копошился пожилой сухощавый индонезиец в шортах и переднике. Виталик смотрел на него с сомнением: откуда человеку, всю жизнь сидящему на рисе, знать о тонкостях приготовления пиццы. Но скороспелых выводов он решил не озвучивать.

– Да, Италия. Милан, если точнее. Лида к тому времени, уже уехала домой. Через какое-то время я стал чувствовать себя лучше, депрессия начала отпускать. Тем временем, я получил неплохой годовой бонус, и решил сгонять в Милан на пару дней, прикупить доспехов офисного планктона...

Первый день Виталик гулял по Милану, ходил из магазина в магазин, прицениваясь и прикидывая, что стоит брать, а что нет. Под вечер он конечно не выдержал, накупил кучу вещей и, уже совершенно выздоровевшим от депрессий и внеплановых инфарктов – вот что шоппинг животорящий делает – вернулся в отель.

Рано утром он отправился к станции «Каироли Ланца», чтобы на автобусе доехать до аутлетов в Серравалле. Переходя через дорогу на Каироли Виталик стал крутить головой, не понимая, в какую сторону пойти. И столкнулся, едва не сбил с ног двух девушек, идущих навстречу. Блондинка и брюнетка.

– Девчонки, где найти автобус в Серавалле?

– Вон, видишь, два стоят. Желтый и синий. Вон там – блондинка показала за спину – билетная касса. Беги быстрее, автобусы отходят минут через десять.

Виталик помчался в кассу, и, через пять минут поднимался по ступенькам на второй этаж нового комфортабельного автобуса.

– О, успел! Как приедем – найди нас, поболтаем, – блондинка помахала Виталику. Он улыбнулся, кивнул и пошел искать свободное место. Выйдя из автобуса они быстро выяснили, что в вопросах шоппинга им не по пути, и договорились встретиться на обратном пути.

На обратном пути они сели рядом, и вели ни к чему не обязывающий разговор о путешествиях, и связанных с этим превратностях судьбы. Довольно быстро он перешел в какую-то эзотерическую плоскость, и Виталик обратил внимание, что термины, которыми девушки пересыпают свою речь, почерпнуты явно не из раздела гороскопов в «Космо».

– Снежана, а чем вы занимаетесь? Ну, я имею ввиду, в профессиональном плане, – спросил Виталик блондинку. Снежана, маленького роста, хрупкого телосложения, выглядела какой-то беззащитной, хоть и была вся в Фенди и Фурле. Однако вела себя более дружелюбно и открыто, чем красивая брюнетка Лариса, которая улыбалась, но была все время настороже, как будто страшным усилием удерживала внутри жуткую тайну, и боялась проболтаться... и хотела проболтаться, и боролась с собой. Может потому, что была в Дольче и Габбане с головы до ног.

Девушки переглянулись, Снежана, было, открыла рот, но взглянув на встревоженную Ларису, замолчала и задумалась.

– Вряд ли ты поймешь, – ответила она.

– Ого! Вот не думал, что есть занятие, смысл которого я не смогу уловить!

– Я серьезно, это очень сложно.

– А ты попробуй. Я не мальчик, многое повидал.

– Дело в другом. Есть много опытных, взрослых людей, которые просто закрыты для восприятия некоторых... ммм, явлений.

– Попробуй-попробуй, я не отторгаю с ходу незнакомых вещей.

– Ладно... назовем это бытовой магией.

– А, ну ясно! Так бы сразу и сказала.

– Ну вот, я же говорила! Да ничего тебе не ясно! Ты вообще в этом ни бум-бум.

– Ты понимаешь, да это же просто вызов для человека, который по роду деятельности задает вопросы. – Виталик протянул руку, Грэг подавал им с Таней по куску пиццы. – Ммм, – Виталик куснул, промычал и замер с восторженным взглядом. Таня большими глазами обводила окружающих.

– Да, это обалденно, – буднично подтвердил Кайл немое восхищение жующих друзей.

– Ну–ка, чего тебе эта фея поведала? – Таня вернулась в реальный мир, отряхнула ладони, сверкнула глазами. – Ребята, нам надо срочно заказать еще одну.

– Надо сразу три заказать, по–моему, – сказал гениальный, или близкий к этому, Стиви Джи. Грэг молча кивнул, и остальные, не сговариваясь.

– В тот раз ничего особенного. Мы решили поужинать, и поздно вечером встретились в каком-то известном, очень старом рыбном ресторане, действующем, кажется, с семнадцатого века. Знаешь, не надо ходить в старые рыбные рестораны. Запах рыбы трехвековой свежести, которым насквозь провоняли толстые стены старинного здания, напрочь отбивает аппетит в двадцать первом веке. Да и готовили там отстойно. Лариса пожаловалась на усталость, и отправилась в отель, а мы со Снежаной пошли искать нормальную пиццу.

Я чувствовал потребность поделиться с кем-нибудь последними событиями, сработал эффект соседа по купе поезда: Снежана меня видела впервые, а её нетривиальная деятельность подтолкнула поделиться соображениями насчет высказываний ясновидящей и всей этой ерунды с сердечным приступом и другими чудесами.

Ближе к утру Виталик закончил. Они стояли на небольшой площади около отеля, в котором сейчас сладко спала Лариса.

Снежана слушала, открыв рот. Не от удивления – она постоянно перебивала.

– Давай, по возвращении созвонимся, не знаю, смогу ли я помочь тебе разобраться с этим. Попробую... это опасно.

Прошла неделя с момента возвращения домой. Пятница, вечер. Виталик никуда не хотел идти. Зазвонил телефон.

– Привет! Узнал?

– Привет, Снежана, конечно узнал!

– Значит так, слушай меня внимательно: сегодня особенный день. Не буду вдаваться в подробности, что и куда перемещается на небе, просто, пора. У тебя есть немного времени до полуночи...

– Именно до полуночи?

– Да, до полуночи надо успеть. Набери в ведро воды, брось туда горсть соли и помой пол во всей квартире...

– А разводов от соли на полу не будет?

– Нет... ну, брось не горсть, поменьше, соль в общем, добавь. Но перед этим найди в квартире все её вещи, и выброси. Как закончишь, набери мне, я скажу что дальше. Давай, у тебя два часа, успеешь.

Виталик пошел по спирали, от центра к периферии – метод, подсмотренный у следаков при осмотре места происшестви, по квартире, собирая носки, трусы, книги, молочные бутылочки и прочую мелочевку, оставленную Лидой. Он дошел до комода, в котором Лида держала свои вещи.

Виталик вспомнил один из прощальных разговоров, случившийся месяц назад:

– У меня там много моих вещей осталось, как мне их забрать? – спросила Лида.

– В любое удобное для тебя время... да слушай, я могу всё это сложить в коробку и передать тебе с кем-нибудь поездом.

– Нет, не пойдет!

– Ну хочешь, сам привезу...

– Нет, не вздумай трогать мои вещи!

– Да ладно тебе, я же не возьму твои тру...

– Не трогай! Мои! Вещи! Ты понял!?

– Понял-понял. – Виталик был очень удивлен: Лида была из тех систем, которые стремятся к максимальному покою, она бы при желании пальцем о палец не ударила, всё что только было возможным, она пыталась перепоручить другим.

– Я сама, понял? Сама заеду, и всё заберу!

– Ладно, как хочешь.

Виталик смотрел на комод. За год совместной жизни он ни разу не залез в её вещи или телефон. Придумал сам себе сказку о доверии. Он открыл верхний ящик, там было пусто. Ну да, он сам ей помогал собираться в дорогу, она уезжала на целый месяц и забирала почти всё.

В среднем ящике лежала стопка файлов с какими-то бумагами. Фотографии. Виталик вытряхнул файл на диван.

Лида, без сомнения, во многом жила в прошлом. Она десятки раз показывала Виталику свои ранние фотографии, могла часами любоваться своими селфи в фэйсбуке и одноклассниках. На фотографиях был молодой человек, его лицо показалось Виталику знакомым.

Фотки были сделаны восемь лет назад, на мыльницу, которая оставляла в углу кадра дату. Виталик вглядывался в фото: это был не тот парень, от которого она уехала к нему. Это был и не предыдущий, о котором он знал, и не остальные, о которых слышал, более или менее. Через минуту Виталик понял, почему ему показалось, что он узнал человека: парень был похож на Виталика, как две капли воды.

Виталик продолжил копаться в документах, в надежде найти письмо, или что-то еще, что даст объяснение увиденному. Неожиданно, он вытащил из файла тонкую желтоватую корку медицинской карты. Первым из документов внутри шли результаты УЗИ, сделанного Лидой через три недели после их знакомства. Виталик посмотрел на дату – да, дата совпадала. Он опустил глаза. Каким бы неразборчивым почерком ни обладали доктора, фразу «5 недель», он разобрал без труда. В карте было сказано, что пациент обратился с задержкой месячных после третьей недели, после чего плоду поставили возраст 5 недель. То есть, в Москву, на Катькину свадьбу, она приехала беременной, и знала об этом. Виталик сел на диван и посмотрел на ведро с водой и солью. Как это... Виталик о чем-то пытался думать, но мысли так метались в голове, что он не мог сосредоточиться... Что-то мешало. Телефон!

Он кинулся к телефону, звонила Снежана.

– Ну как ты, закончил?

– Я... это, тут, знаешь...

– Что ты там бубнишь, времени до полуночи осталось полчаса, ты помыл квартиру?

– Нет, погоди! Да! Ой, нет, нет еще, не помыл...

– А что же ты там делал? – Рассердилась Снежана. – Давай скорее!

– Всё-всё, даю! Сейчас, я быстро!

Виталик ринулся мыть полы, он драил их с остервенением, пытаясь физическим процессом забить мыслительный, который грозил разорвать его голову и разбросать мозги шрапнелью по всей квартире. Он три месяца мучил себя мыслью, что бросил своего ребенка. Три месяца он каждую секунду пожирал себя, с ненавистью выплевывал, и снова, и опять...

За десять минут до полуночи он закончил уборку, насыпал на дно ванной соли, стал мыться, скребя себя опять же, солью. Снежана сказала, что соль это «земля» – земля и вода, вот что нужно было ему для очищения. Через пять минут он позвонил ей и сказал что закончил.

– Теперь зажги свечу, а лучше три. Лучше, если это будут толстые, какие-нибудь ароматические свечи. Сядь удобно, закрой глаза, и подумай.

– О чем?

– О себе. О своей жизни, о своих старых делах и о своих мечтах. Поговори с собой, подумай и постарайся сформулировать вопросы, которые ищут ответа. Просто посиди спокойно, дыши, как я тебе рассказывала, помнишь? А я пока попытаюсь заглянуть в твои... эмм, дела. Наберу потом.

– Хорошо, давай!

Виталик нашел три алюминиевые чашечки плавающих свечек, и расставил их на столе перед собой, опустился на диван и замер. Ровно задышал. Черные тени стробоскопом защелкали перед глазами. Он приоткрыл глаза и сквозь щелки посмотрел на пламя. Две свечи потухли, последняя дрожала, собираясь вот-вот погаснуть. Он посмотрел на часы – прошло пол часа, в течение которых он был в полной отключке.

Он набрал Снежане, она ответила слабым, еле слышным голосом.

– Больше никогда не полезу в твои дела... даже не проси.

– Что там? Что с тобой, Снежана? Алло!

– Да, я здесь.

– Ну, что ты молчишь...

– Знаешь... такая темень непроглядная и ужас за твоими дверями...

– О чем это ты?

– Я не знаю. Слишком много на тебе... какой-то вины. Стой! В общем, слушай. Во-первых, да: с некой стороны к тебе идет какая-то связь. И когда я решила пройти по этой связи, то так получила по мозгам, что первые секунды подумала, что не выживу. Я не знаю, кто тебя так прокачивает, трогает или еще что делает, но это тот, чей уровень для меня пока недосягаем. Второе: я попыталась заглянуть к тебе...

– Ко мне?

– В твой мир, да. Там оказалась такая темень и разруха, что сам черт ногу сломит. Ты... ну, я не знаю, как ты себя чувствуешь, но тебе с этим надо что-то делать.

– А с этой связью что мне делать, надо ведь как–то покончить с этим.

– Да. Это, собственно, в третьих: тебе не стоит беспокоиться о своей защите. Ты, как я понимаю, ничего для этого не делаешь, но у тебя, похоже, вся защита сама, как бы, стоит. Эта связь, как засохшая пуповина: она тянется в твою сторону, но рядом заканчивается, и это скорее след, а не живая связь. Так что, вот!

– Ох, Снежана, спасибо тебе...

– Да чего уж там, пойду, полежу денек-другой. Мне этот тур показался невероятно изнурительным. Но тебе этого не понять.

– Это как она так держалась всё это время? Хитрила, скрывала... Сколько сил надо! – Таня покачала головой.

– Этого мне действительно не понять. Однако же, не перевелись у нас еще настоящие разведчики, – с улыбкой закончил Виталик. Он заметил краем глаза подход еще трех пицц.

– Одиннадцать всего получилось, – Грэг закатил глаза, потому что запихивал в себя уже явно лишний кусок, но остановиться было невозможно.

– Одиннадцать – самое то! – Таня всем видом демонстрировала, как ей хорошо и уместно с лучшей в мире пиццей в желудке, на маленьком островке, на который издалека медленно наползает графитово-серый фронт грозы. – Можно возвращаться домой.

Диджестив

Тутти не было, и Виталик хотел уйти, но тут из-за ширмы показалась та девушка, которая так завлекающе показывала пальцем на свою грудь в его первый приход сюда. Виталик кивнул и пошел за ней, на второй этаж. Он решил, что рану на ноге покажет ей позже, когда она перевернет его на спину. Через пару минут он напрягся. Ему показалось, что начала она уж очень резко. Подумал, что сейчас она малость повозится, разогреется и настроится на нужный лад. Но она больно давила костяшками там, где давить совсем не нужно, защемляла складки кожи между пальцами, и остервенело крутила и оттягивала их.

– Полегче, – попросил Виталик.

Она угукнула, шмыгнув носом, и продолжила в том же духе. Виталику показалось, что он попал под танк. Который крутится над окопом, пытаясь вкопаться в траншею всем весом, и раздавить перепуганного, заваленного землей солдата. Он еще раз попросил.

Однако, ничего не изменилось. Массажистка угукала и давила его гусеницами, и пыталась выкорчевать ковшом, сровнять грейдером, и забить как сваю. Сильное раздражение охватило его, он ерзал, и вдруг перевернулся и сел, намереваясь встать.

Массажистка сильно толкнула его руками в грудь, Виталик не сдвинулся, и она попыталась толкнуть сильнее, но Виталик ладонью отбил её руки. Он развернул её за плечо и одним сильным движением вытолкнул в спину, почти выкинул за штору массажной кабинки, резко поднялся, и в два движения натянул шорты и майку. Спустившись вниз, он бросил деньги на стойку, и, не глядя на нахохлившуюся массажистку и недоумевающую девушку-администратора, вышел на улицу. Всё тело болело, он кипел от злости.

Пару часов назад они вернулись с Гили. Автобус высадил Виталика около одной из кафешек в Семиньяке, где он оставил скутер. Уезжая, он легкомысленно повесил шлем на рукоятку, и теперь его, естественно, не было. До отъезда оставалось чуть больше суток, но с его паспортом с полицией лучше дел не иметь – придется покупать новый шлем. Он узкими коридорами, минуя Легиан, быстро и незаметно добрался до своего отеля и поставил байк на парковку.

Разгорающийся вечер пятницы обещал большие приключения, но сегодня перемещаться по заведениям не хотелось. Кайл с Грегом с одиннадцати давали четырехчасовой сет, и Виталик поплелся обратно, в сторону Семиньяка. Около половины одиннадцатого он зашел в пустовавший пока, клуб. Грег еще не подъехал, и Кайл стоял за пультом один.

– Еще рано. На вот, – Кайл достал из кармана шортов и протянул Виталику плотную стопочку небольших, размером с автобусный билет, купонов на бесплатный алкоголь. – Бухай пока. Скоро Грей подтянется, начнем веселиться.

Виталик взял на баре «Лонг-Айленд» и сел за один из нескольких пустующих столиков в открытом дворе клуба. Народ медленно подтягивался, хотя клуб откровенно пустовал. Усталость после обратной поездки с островов, неудачный массаж и последующая получасовая прогулка сделали свое: Виталик пил «Лонг-Айленды» как лимонад, один за другим, и скоро его сморило. Он даже как будто отключился ненадолго, в себя его привел шум вокруг. Он разлепил глаза и увидел, что народу набралось уже достаточно, Кайл с Грегом начинали раскручивать ритм, он пополз глазами по залу, разглядывая людей.

– Привет, здесь свободно? – Виталик обернулся: у столика остановилась, со стаканом в руке, невысокая загорелая брюнетка чуть за тридцать, с огромными карими глазами и крупными соблазнительными губами.

– Да, конечно! Привет!

– Как тебя зовут?

– Вит.

– Вик?

– Нет, Вит. Ну, это Виталий значит.

– Ну у тебя и имя... странное такое. А я Джиофредда.

– Да, у тебя-то гораздо... В общем, у меня куча знакомых Джиофредд. Как дела?

– Так себе. Скучно тут.

– «Тут» или «тебе»?

– Ага, мне. Нетусовое какое-то настроение. Собираюсь домой двинуть. Не хочешь мне компанию составить?

Виталик схватил коктейль и вцепился зубами в соломинку.

Она была чертовски привлекательна: плоский живот и бархатная коричневая кожа, легкая, атлетичная фигура, и уверенная, и обворожительная улыбка. А в заснеженной Москве Кира, с которой у него еще секса толком и не было. По её последним смскам было понятно, что это первое, что ждет его по возвращении домой. Но он не прикасался к девушке уже несколько месяцев, с тех пор как отчалила Лида. Сперва просто не моглось, потом какое-то время и не хотелось, но последний месяц он чувствовал огонь внутри. Джиофредда. Она задала вопрос всего секунду назад, а он за это время перебрал столько всего в голове, но правильный ответ так и не всплыл.

– А я ... это, ты знаешь... А знаешь Кайла? Вон он стоит. Он мой друг.

– Конечно знаю, – она улыбнулась, – и ты...

– Да, я тут друзей жду, мне очень надо кое-кого встретить. Ты уж прости, но мне обязательно надо дождаться...

– Да ладно тебе, все хорошо. – Она положила свою ладонь на тыльную сторону ладони Виталика, провела по ней пальцами, и встала. – Тогда я поехала. Надеюсь, мы еще увидимся.

– Ага... то есть да, конечно увидимся. – Виталик в смятении смотрел на её орехоподобную попу, обтянутую короткими шортами, под открытой гладкой спиной, удаляющуюся, исчезающую в гуще уже во всю пляшущих во дворе людей. Он вдруг почувствовал как свело мышцы внизу живота, и спросил себя, прикинувшись трезвым:

– А я вообще-то, встречаюсь с Кирой, или нет?

– Старик, вы только познакомились, – ответил он развязным, мягко опьяненным пятью «Лонг-Айлендами», тоном. – Какие тебе встречалки? Ты совсем съехал? Не будь дураком, догони её.

– Но Кира... ты что, там же Кира – попытался он увещевать себя, на мгновение протрезвев, но лишь на мгновение.

– А, да что с тобой?! – Он вскочил, качнувшись, и неуверенной походкой быстро пошел через толпу к выходу.

На противоположной стороне улицы, Джиофредда неторопливо копалась в багажнике, откинув сидение.

– Подожди! – Виталик перешел дорогу. – Знаешь, я бы хотел составить тебе компанию.

– Что ты имеешь ввиду?

– Ну, ты... мы говорили... о том чтобы... ну, провести время вместе.

– Ты хочешь быть со мной?

– Да!

– Ты хоть помнишь, как меня зовут?

– Я... конечно... Блин... прости.

Джиофредда, снизу заглянула Виталику в лицо, и задержалась. Она уперлась пальцами в его грудь и легко толкнула.

– Не надо тебе со мной. Да, ни с кем не надо. Сегодня. Иди, побухай.

– Точно?

– Совершенно точно!

Они выпрямились, и улыбались друг другу. Она надела шлем и блик фонаря на темном стекле скрыл её глаза.

Виталик смотрел ей вслед, испытывая приступ нечеловеческого облегчения. Эта прохладная волна легко захлестнула, освежила его, устремилась вниз по Дабл Сикс, скатилась в воду и, пробежав через Балийское море набрала силу и маленьким цунами обрушилось где-то на пустынном берегу Явы. Он присел на укутанные темнотой ступени закрывшегося, когда-то популярного бара. Рядом появилась худая тень.

– Грибы. Грибы надо?

– Почем?

– Двести.

– Они по семьдесят.

– Два пакета, за двести.

– Мне один.

– Забирай два.

– За сто пятьдесят.

– Хорошо. – Балиец вынул из сумки два пакетика со свежими грибами.

– Ты что? Как я буду их есть?

– А, коктейль?! Сейчас.

Балиец исчез, и где-то неподалеку зазвенел блендер. Через пару минут худой протянул Виталику пластиковую бутылку.

– Два? – тот честно кивнул. Виталик протянул ему деньги. Худой вопросительным знаком стоял рядом.

– Чего стоишь-то?

– Так, я пойду?

– Ну да!

Худой сделал два шага и исчез. Виталик запрокинул бутылочку, и в несколько больших глотков опустошил. Кроме грибов там был еще арбуз и дешёвый ром. Виталик встал, и направился к Кайлу. Обычно от грибов у него наступал получасовой токсикоз с приходящей тошнотой, но в этот раз ему понадобилось только перейти улицу, войти в открытый холл клуба и найти свободное место на скамейке.

Он привалился к стене. На него водопадом обрушились, отскакивая друг от друга, мириады бриллиантов. Музыка ушла куда-то далеко, оставив за собой только плавный быстрый ритм, улавливаемый не то обонянием, не то осязаемый кожей. Перед ним ровной линией встали неподалеку ядовито-зеленые джунгли. По верхушкам высоких кокосовых пальм прошел трепет, волнообразное покачивание перешло в отголоски ритмичных ударов быстрой и сильной поступи. Вдалеке над верхушками он увидел огромное черное сомбреро, конус которого стремительно рос, а поля, размером со стадион, закрывали полнеба. По джунглям шло существо, похожее на огромную куклу-женщину, в сомбреро и темно-коричневой куполообразной юбке, контрастно вырезавшейся на ярко-зеленом. Она кружилось в такт музыке, плавно размахивая руками, уверенно прокладывая себе путь сквозь чащу, которая едва доходила ей до середины бедер. От её вращающейся юбки и шляпы в разные стороны сыпались изумрудные фракталы. Музыка усилилась и он разобрал задорный мотив поверх плавной темы. Его нога дернулась.

Он открыл глаза. Народу было мало, все разъезжались по клубам и гостям. Виталик вдруг осознал, что понимает всё, что произносится вокруг него, на разных, даже незнакомых языках. Слух выделил резкие звуки. Напротив него стоял парень, и, на ужасном языке, кажется, английском, с русским акцентом, уговаривал сидевшую неподалеку от Виталика томную компанию из двух задумчивых парней и трёх отсутствующих девушек.

– Ребята, ну поехали ко мне. – С отчаянием в голосе ныл этот чувак. – У меня огромный дом с бассейном в Джимбаране, – там алкоголя полно, и дури всякой. Но мне так одному бухать надоело.

– Извини-ка – Виталик встал, и чуть отодвинул его рукой в поясницу, чтобы пройти. Парень обернулся:

– Ой, русский, что-ли?

– Будто не видно. – Бросил Виталик на ходу.

– О, друг, поехали со мной, у меня...

– Отвяжись, – махнул рукой Виталик, – никто к тебе не поедет...

Парень обернулся снова к томной компании, но они все уже встали, и не торопясь шли к выходу.

Виталик вышел на улицу Дабл Сикс. До рассвета оставалось около часа с небольшим, наступила самая тихая пора, когда близкие звуки гасли, а далёкое тарахтение редких мотоциклов было слышно за многие сотни метров. Вокруг – ни души. Токсикоз пропал, густые глюки и искаженные ломанные визуальные эффекты тоже, наступило ровное состояние, с особенной глубиной, резкостью по всей панораме и невероятными цветовыми эффектами, раскрыться которым помогал малейший источник света. Тело не ощущалось, а ноги будто бы шли сами по себе, легко и куда им надо. Ноги думали сами, куда им идти, а голова смотрела, слышала и перемешивала, фильтровала и возвращала сознанию рафинированное осязание фактур, еле заметного движения и странных запахов каждый из которых сообщал тысячу фактов.

Он поднялся по Дабл Сикс, повернул на Легиан и пошел в сторону Куты, и тут же дорогу ему перегородили на байках две проститутки с россыпью прыщей на лицах, густо замазанных тональным кремом. Они лихо соскочили с мопедов и стали хватать Виталика за руки, тянуть к байкам и настойчиво лопотать про «недорого», «самое время для прекрасного секса» и прочие радости их вип-сервиса. Виталик, не особенно церемонясь выдернул свои руки их их цепких клешней и пошел вперед, не обращая внимание на их призывы. Но девушки моментально опознают свою жертву по зрачкам: им казалось, что в грибах человек утрачивает способность к сопротивлению их чарам.

Они кинулись к своим мопедам, чтобы, быстро развернувшись догнать Виталика. Он осмотрелся и нырнул в один из узеньких черных коридоров расходящихся от Легиана в обе стороны.

Первые метры коридора были погружены в глухую темноту от свисающих ветвей и узко стоящих корявых створок ворот Чанди Бентар. Дальше дорожка расширялась, открывая слабо освещенную площадку двора перед домом. Справа находился вход во двор дома, а вперед уходил темный таинственный коридор, образованный двумя высокими каменными заборами. Посередине площадки молча стояла крупная немолодая собака, помесь дворняги и питбуля. Виталик сделал шаг на площадку и собака глухо зарычала.

За стеной спросонья кукарекнул и резко замолчал петух, затем прокашлялся и спросил:

– Что там у тебя?

– Чужак, – ответила собака.

– Доброй ночи, – сказал Виталик. Я хочу пройти вон туда, по коридору. Можно?

– Нельзя, – ответила собака.

– Это почему? – спросил Виталик.

– Нечего тебе там делать, – глухо ответила собака, – это особенное место.

– Ой, да не смеши меня, – сказал Виталик, вглядываясь в коридор, – небось, обычная эта ваша бутафория...

– Чего, чего он там хочет, – забеспокоился за стеной петух. Откуда то из глубины дома послышался сиплый кашель и старческий голос на бахасе спросил:

– Кто там?

Собака хотела ответить, но Виталик присел на корточки, протянул к ней руку и ласковым голосом позвал её:

– Иди ко мне, ну, иди сюда. Идем со мной, погуляем вместе.

Собака припала на передние лапы, опустила голову и тряхнула ею:

– Не могу. Не ходи туда, ну пожалуйста, не ходи.

– Да ладно тебе, ну что ты волнуешься? Иди ко мне, я тебя поглажу.

Собака слегка присела на задние лапы и изо всех сил замотала хвостом, маленькими шажочками подходя к Виталику, при этом она скулила и мотала головой, словно пыталась стряхнуть наваждение.

Из ворот показалась дряхлая старуха, она с удивлением уставилась на собаку, перевела взгляд на Виталика.

– Ты что тут делаешь? – Спросила она.

– Да просто, гуляю, – ответил Виталик, снова поманив пальцами собаку. – Хочу пройти в тот коридор.

– Спать надо в такое время, нечего шляться. Проблем не оберешься – самое темное время, время духов. Иди домой, не ищи беды.

– Не смогу я заснуть. А духов не боюсь.

– Духам всё равно... кхе-кхе, боишься ты их, или нет... Как знаешь, – ответила старуха. Она показала собаке рукой на дверь:

– Иди домой, совсем сдурела. Толку от тебя никакого.

Собака на полусогнутых, пригнув морду к базальтовой брусчатке, пошла во двор, виновато оборачиваясь на Виталика с явным сожалением: всё таки она хотела составить ему компанию.

– Ну что, что там у вас? – Озабоченно забормотал за стеной петух.

– Да спи ты уже, – буркнула на него бабка, бросила серьезный недовольный взгляд на Виталика, и закрыла ворота.

Виталик остался один, наступила тишина. Он пошел по коридору. Через пару десятков шагов он вышел еще к одной площадке, посередине которой стояла белеющая в темноте фигура сидящего Ганеши, увитого гирляндами цветов.

Дорожка обходила Ганешу слева и таинственно и многообещающе скрывалась за его спиной в темноте. Виталик обошел фигуру, сделал три шага и уткнулся в стену. Справа и слева тоже были стены. Он сел на постамент, подняв голову, посмотрел в хитрое лицо Ганеши и, хихикнув, хлопнул его ладонью по выставленной ладони.

– Мда... кругом бутафория. Темные коридоры не прячут откровений.

– Я же тебе говорила, не ходи, – сказала собака из-за стены грустным голосом, когда Виталик, стараясь не шаркать шлепанцами, возвращался через площадку мимо дома старухи.

– Ну... да. – Ответил Виталик. – Спокойной ночи.

– И тебе. Будь осторожен, – ответила она.

Виталик вернулся на Легиан и прошел несколько десятков метров. Направо поворачивал очередной темный коридор. Виталик сделал шаг внутрь, остановился и задумался. «Опять ниочём», – подумал он. В это время послышалось тарахтение двух байков. Виталик осторожно отклонился назад, чуть выглянув из-за стены. По улице медленно ехали те две проститутки. Словно ночной патруль, они вертели головами и внимательно вглядывались в коридоры.

Виталик быстро углубился в коридор. Через минуту он оглянулся и увидел, что вход пропал из поля зрения. Справа от него шла стена, высотой метра три с половиной, увенчанная битыми бутылками, скрытыми густыми лианами. Слева стена была высотой около пяти метров, по верху усиленная железной решеткой, и колючей стальной «концертиной». Окончания коридора видно не было, и было непонятно, какой он длины. Виталик не страдал острой клаустрофобией, но закрытое пространство давило.

«Интересно», – подумал он, – не отъедет у меня кукушка в этом коридоре? Надо живо выбираться». Но он шел уже несколько минут, а света впереди не было, он начал беспокоиться. Внезапно впереди, метрах в пятидесяти, блеснул свет и послышалось тарахтение мотоцикла. Свет приближался очень быстро и вскоре поравнялся с ним. С заднего сидения к нему свесился человек, и мерзко хохотнул, почти прикоснувшись на мгновение своим носом к лицу Виталика.

Виталик отшатнулся, насколько это позволял сделать метровой ширины коридор. На водителе был шлем с маской, а хохотавший тип был такой гротескный, что Виталик невольно восхитился его уместностью в «здесь и сейчас»: на нем была вязанная шапка, одетая на самую макушку, а потому торчавшая вверх как колпак, а его круглое некрасивое азиатское лицо, растянулось в злой ухмылке, как у деревянного куклы в старой советской телепередаче «Выставка Буратино», до самых его огромных оттопыренных ушей. Виталик быстро пошел вперед, к выходу.

Он дошел до конца коридора и остановился. Впереди коридор расходился на три ветки под прямым углом, направо, налево и прямо. Левый и правый коридоры вдалеке круто поворачивали в сторону океана и окончаний их не было видно. Коридор посередине тянулся вперед метров на десять и заканчивался дверным проемом, над которым горела тусклая желтая лампочка. За лампочкой, четко очерченная грубым деревянным косяком, стояла густо-чернильная непроглядная тьма.

«Какой стремный коридор, подумал Виталик. Надо к океану, поскорее. Пойду-ка я... ммм... Направо!»

Виталик прошел до конца ответвления, повернул налево и направился, как он думал, в сторону океана, но впереди блеснул свет байка, и он различил в темноте флюоресцентно-розовую майку одной из девиц. Он юркнул в открытые ворота жилого дома. Девушка проехала мимо. «Ты посмотри на неё, какая настойчивая», – подумал он.

Во дворике стояла тишина, в доме спали. Он высунулся из-за ворот и посмотрел по сторонам. Коридор очевидно, не вел к океану, а обоими концами выходил на улицы, одним по прямой, другим – длинным крюком. Он повернул обратно и остановился перед средним коридором.

Он подошел вплотную к дверному проему. Лампочка освещала вход, но за проемом, по-прежнему, ничего не было видно – он вытянул руку вперед и она по локоть исчезла в темноте. Виталик сделал шаг вперед.

Тьма окутала его, но ненадолго. Сделав несколько шагов, он очутился во дворе, объединяющем три жилых дома. Дворик был слабо освещен тусклым дежурным светом. Воздух был густым и бархатистым, словно мусс. Виталик осмотрелся: барбекюшница, две детских коляски, трехколесный велосипед. Вокруг разбросаны игрушки. Под ногой резко крякнуло и Виталик шарахнулся – он наступил на резиновую уточку, она с укором посмотрела на него и приложила палец к клюву. Во дворике стояла такая тишина, что закладывало уши.

Виталику показалось, что сбоку из-за стекла на него кто-то пристально смотрит. Он повернулся чтобы рассмотреть лицо, и снова отшатнулся – на него смотрела Лида. Ноги ослабели в одно мгновение и он стал задыхаться. Но тут же успокоился и, пригнувшись к стеклу всмотрелся в лицо – это была старая выцветшая фотография какой-то женщины из клана Сухарто.

– Надо уходить отсюда, – пробормотал он и повернулся к двери. Его что-то держало, густой воздух не давал сдвинуться с места. С огромным усилием он сделал маленький шажок.

– Не пожалеешь? – Спросил сзади Лида тихим голосом.

– Не пожалею, – ответил Виталик.

– Ты подумай. Подумай сейчас, другого шанса не будет.

Он обернулся и посмотрел на разбросанные игрушки, коляски и велик. Сердце сжалось и затрепетало. Точно такая же коляска была у Марата, он сам покупал её в интернете. Он зажмурился и повернулся к выходу. Наклонив голову он пошел вперед, грудью раздвигая густой мусс, срывая с плечей и рук липкую паутину.

– Пошла ты, Лида.

В дверном проеме он сделал еще одно усилие и вывылился наружу, под желтую лампочку, от которой свет даже не доходил до земли. Он упал на землю и часто задышал резко накатившим свежим, по сравнению с тем что во дворике, воздухом. Встал, отряхнул колени.

– Да пошла ты! – и повернул в левый коридор. Небо над головой начинало бледнеть, не освещая, а наоборот, сгущая темноту в нижней части коридора. Он быстро пошел вперед, откуда потянуло океанской свежестью. Внезапно впереди вспыхнул свет – навстречу ему в коридор въехал мотоцикл. Виталик сразу почувствовал тревогу, которая звучала в тарахтении его двигателя. Мотоциклист в черном шлеме и черном адидасовском костюме с белеющими полосами быстро поравнялся с Виталиком, притормозил на секунду и поехал дальше. Доехав до конца коридора, где звук почти пропал, мотоцикл развернулся и поехал обратно. Виталик оглянулся: свет фары погас, звук нарастал.

«Не побегу – подумал Виталик. – Тогда он скорее всего собьет меня ударом колеса в ноги».

– Развернись, и встреть его лицом... – тогда он, скорее всего, чиркнет его ножом. Здесь в коридоре, в темноте и тесноте ему нечего противопоставить ни удару мотоциклом, ни ножом. А до выхода каких-то десять – пятнадцать метров. Если побежать, то успеешь. Но бежать – западло. Виталик ускорил шаг.

– А сдохнуть в коридоре? Не западло?

– Да, есть такое дело, но... не бежать же, как заяц.

До выхода оставалось пять метров, не больше, когда Виталик почувствовал, что в следующую секунду мотоцикл наскочит на него.

В эту самую секунду в коридор въехал старенький дедушка на велосипеде. Мотоцикл чуть притормозил сзади. Дедушка спустил ноги с педалей и прижался к правой стороне, где в глухой стене оказалась ниша с деревянной дверью. Мотоцикл, поравнявшись с Виталиком, обиженно рыкнул двигателем, и выскочил из коридора. Виталик вздохнул и почувствовал, как намокшую заледеневшую спину окатило вихрем воздуха. Дедушка слез и прижался вместе с велосипедом к двери, на которой висел большой ржавый замок. Виталик поравнялся с ним – дедушка сморщил свое помятое временем, с реденькой бородкой лицо, и засмеялся скрипучим однотонным смехом, похожим на звук маховичка из мешочка со смехом.

– Хехехехехе...

Виталик улыбнулся ему и поклонился, прижав к подбородку сложенные лодочкой ладони. Дойдя до конца коридора, он обернулся, чтобы еще раз поклониться дедушке, но в коридоре было пусто. Он вышел на пляж и свежий воздух и грохот рушащихся волн обволокли его мощным потоком. Он задышал так, как будто только что родился. Сел на песок, под фикусы с огромными листьями, и закрыл глаза.

Понемногу сердце успокоилось, дыхание выровнялось, в какой-то момент ему даже показалось, что на его плечо легла теплая, мягкая рука. Она легко, нежно, еле ощутимо оглаживая его, заскользила вниз, по спине...

Виталик оглянулся, и вскочил, как ужаленный. Позади него сидело непонятное существо. Он отпрянул назад. Оно перекатилось с большой бесформенной попы на коротенькие толстые ножки, встало на колени и схватило Виталика за запястье узловатой рукой с длинными загнутыми ногтями.

Виталик всмотрелся – в рассветных сумерках он не мог понять, кто перед ним, какого пола и возраста. Спустя секунды он догадался. Это была одна из местных проституток, старых, а может, таких от рождения, и пропитых насквозь, с криво обрезанными, словно топором волосами, обвисшей до пояса грудью под сетчатой майкой, и почти без зубов: один из тех персонажей, которых высмеивают в канун Ньепи в своих нетленных творениях мастера «ого-ого».

Виталик выдернул руку и, не поднимаясь с корточек, по утиному, отшагнул назад. Она захныкала, и потянулась к нему.

– Пожалуйста... – плачущим голосом голосом попросила она. Виталик тряхнул головой.

– Нет–нет, уходи!

– Ну пожалуйста... постой... постой. – Она перевалилась на четвереньки и поползла к Виталику, протягивая руку. – Не уходи...

Виталик вскочил и отбежал на несколько шагов, обернулся. Она так и ползла, очень медленно, похныкивая, вслед за ним. Он ускорил шаг, дошел до кромки воды и, сбавив шаг, побрел по пустому пляжу в сторону Куты.

Ему вдруг стало так жалко эту женщину, он представил, в каком одиночестве, в каком вакууме она живет всю свою жизнь. Он ступил в теплую пену по щиколотку. Сделал еще шаг, и еще.

Вряд ли у неё есть друзья, или тот, кто обнимет её ночью. Его самого одиночество никогда особо не тяготило, но это был его выбор, осознанный. У неё же не было ни единого шанса, всё было предопределено: родиться на этом, забытом богом, но перенаселенном духами умерших за тысячелетия, острове, где вариант один: рис в горах выращивать, в одиночестве, либо вот... Вот что ожидает того, кто родившись здесь, отказался от своего предназначения – еще большее одиночество среди вечного праздника.

От досады Виталик пнул воду и она рассыпалась веером искр. Мелководье было залито «китовым супом». Вот она, справедливость! Там глухое одиночество под фикусом, а тут – полное море звезд. И можешь пожелать себе всего, что захочешь.

Виталик шагал, пиная набегающую рябь, любуясь фейверком, густым, как млечный путь в окуляре телескопа, пока рассвет не погасил его. Сперва по щиколотку, потом глубже, по середину голени, вошел по колено и замер. Он хотел пойти обратно, но не мог.

Он шел дальше вдоль берега, с каждым следующим десятком шагов заходя еще чуть глубже. Беспомощно оглянулся, постоял немного, и пошел в океан.

Виталик слышал гул, который непреодолимо тянул к себе, низкий, настойчивый. Он помнил истории о низких волнах, сводящих экипажи кораблей с ума, заставляющих их уйти в пучину раз, и навсегда. Помнил, но с этой тягой совладать было невозможно.

Со стороны Семиньяка, откуда он пришел, послышался оклик. Он обернулся и увидел вдалеке быстро идущего в его сторону, по самой кромке воды, мужчину, в клетчатом саронге, белой куркте, и такой же белой шапочке миндалевидной формы.

Виталик остановился, и, словно проснулся. Он вышел из воды и проводил взглядом мужчину, который резко взял вверх по пляжу и пошел навстречу девушке, в таких же белых одеждах. Они встретились, и вместе пошли к океану, остановившись в трех метрах от края. Девушка опустилась на колени, склонилась в сторону океана. Поставила перед собой коробочку с цветами и палочками благовоний, и выпрямилась, подняв руки к небу. Впереди, над горизонтом росла светлая гора, остроконечная шапка облака. Вершина пирамиды медленно опадала внутрь.

Виталик смотрел в океан, где посередине горизонта поднялась гигантская белая пирамида с усеченным конусом. Из её вершины вверх, вытягиваясь извивающимся языком, поползла широкая лента. Вероятно, полоса была далеко от пирамиды, потому что встававшее за островом солнце освещало их по-разному: облако-вулкан было белоснежным, а извивающаяся полоса – огнено красной у кратера, переходящей из оранжевого в желтый на конце. А может, он спал.

Полоса изогнулась в форме вопросительного знака. Навстречу ей со стороны Букита по небу потянулись белые воины. Снизу облака были обрезаны как по линейке, высоко над горизонтом, они клубились, двигаясь вправо, навстречу дракону. Могучий великан вытягивал одну руку вперед, замахиваясь другой в страшном ударе, перед ним тянул крюкастые лапы сгорбленный мерзкий старикашка в заломленном назад цилиндре, с острым клювом и разинутой зубастой пастью. Позади них на задние ноги-столбы вставал носорог, толкающий свирепой мордой воинов вперед, навстречу гибели в пасти огненного дракона.

Полоса на конце раздвоилась, и дракон разинул пасть. Пролетев две трети пути воины осыпались пушистыми глыбами, растекались в тонкую полосу и уходили мелкой рябью за горизонт. Встало солнце, оно озарило останки перьев на океане, а дракон, сделавшись прозрачным, опустился в центр белой пирамиды, которая вскоре также, расстаяла.

Виталик пошел вверх по пляжу, пересек дорогу, и, едва он вышел на площадку перед небольшим кафе, как из колонок, развешанных по углам его крыши, грянул гимн Индонезии. Он стоял напротив отеля, из которого несколько назад так ловко, ни с кем не попрощавшись, ушел в вечность бледный худенький Славик, артист Гарбо.

Десерт

Лодка бежала резво, острова Гили уже скрылись за кормой, и скоро они должны были встретить «кита». Саша склонила голову на плечо похрапывающего Грега, а Таня забралась с ногами на сиденье, пристроив голову на коленях Кайла, сладко спала «сном красоты» – она использовала любую свободную минуту в транспорте, чтобы поспать. Виталик выглянул в иллюминатор: мимо них проплывали клубы тумана. Он поднялся вверх по трапу. На палубе никого не было. На носу лодки сидел коренастый Баронг, ковырялся в носу и запускал в туман скатанные в шарики козюльки. Виталик кашлянул и Баронг сделал вид, что разглаживает пальцами усы, заложенные за огромные остроконечные уши с отвисшими мочками.

– Ты молодец, с Рагдной сам справился. Ну, почти сам...

– С какой еще Рагдной?

– С той, что обнимала тебя на пляже.

– Не понимаю, о чем ты?

– Не важно, поймешь. Всё впереди. Главное – не вини себя.

– За что мне себя винить?

– Ты думаешь, что можешь ему помочь. Ты думаешь, что сейчас пойдешь в полицию, всё выяснишь и во всём разберешься.

Виталик подозрительно посмотрел на Баронга:

– Откуда ты...

– Забудь об этом. Вспомни лучше, во-первых, о своем паспорте: наши ребята-полицейские дотошные, стоит тебе сунуть нос в дверь, как они спросят у тебя паспорт и найдут фальшивую визу. В лучшем случае, тебя просто выкинут из страны. Если полезешь в окно – тебя поймают – клетка или яма тебе обеспечены. Ты помнишь что говорил тебе офицер в Куала-Лумпуре? В этом мире ты беззащитная букашка, это не твой мир.

– Это всё оправдания. Я должен узнать, пока его не кремировали. Иначе всё, никогда не докопаешься...

– Ты должен научиться принимать некоторые вещи, как они есть. Думаешь, зря он сюда приехал? Нет, он знал. Он не пришёл, прибежал. Ему пора, и с нами ему будет намного лучше. Мы его чувствуем, а он чувствует нашу любовь. У вас ему было холодно. Это во-вторых.

Поезжай себе спокойно в свою холодную страну, и ни о чем не беспокойся, тебя ждет... много хорошего. Этим и займись. – Баронг потянулся к нагрудному карману на рубашке Виталика, Виталик посмотрел на его пальцы, и Баронг схватил его за нос.

– Чем этим? Да откуда тебе известно, что там будет, рассердился Виталик на тающего Баронга. – Тебя вообще... вон... – он махнул растопыренной пятерней перед собой и пальцы завихрили туман, – ...тебя нет!

– Я есть!

Ровное тарахтение двигателя лодки вдруг сорвалось в звонкую трель.

Виталик разлепил веки, звонил гостиничный телефон, он неловко свалил трубку на пол, поднял её и приложил к смятому об подушку уху.

– Я есть... Я есть хотеть вам сказать... сэр, что сегодня день расчета. Уже три часа вы пропустить... сэр.

– Извините, я заснул, спущусь через десять минут, хорошо?

– Не волнуйтесь, сэр, конечно, я лишь хотеть беспокоиться о вас.

Виталик умывался перед зеркалом. Он прекрасно выспался, без сновидений, было слегка стеклянное состояние. Он прошел в комнату, подобрал с пола рубашку. Из нагрудного кармана на пол выпал длинный косяк. «Черт, совсем сдурел я, – подумал Виталик, – притаранил дудку с Гилей».

Он быстро уложил вещи в чемодан и спустился к администратору.

– Позвольте, я оставлю вещи пока у вас – мой самолет вылетает поздно вечером.

– Конечно, сэр, о чем речь.

Он оплатил счет, подписал все квитанции и отошел в гущу молодых бамбуков под большой акацией. Достал косяк, затянулся пару раз и положил его в развилку дерева. Стеклянное напряжение ушло, его качнуло легкой зыбью.

Надо было еще сдать байк хозяину, но он решил сперва заглянуть к Тутти.

– Долго тебя не было, – она радостно улыбнулась, – я уж было решила, что ты уехал не попрощавшись.

– Ну что ты, разве я мог?

– Кто же тебя знает, мне говорили, ты приходил к другой девушке. Ну как? Доволен? – она ухмыльнулась и похлопала по топчану. – Давай, ложись. Ну-ка, посмотрим, что у нас... О, у тебя всё прекрасно зажило. Так, и здесь тоже, а здесь, на плече, даже следов не осталось.

– Мм... слушай, а кто такая Рагдна?

– Это женский образ, низкий дух. В космогонической теории нашей религии...

– Чего?

– Слушай, ну что ты такой наивный, Виталик?

– А... это я? Нет, подожди...

– Да лежи! – Тутти мягко повела ладони вдоль его позвоночника, и он почувствовал её тепло каждым нервным окончанием. Через кончики её пальцев в него перетекало ощущение невероятной близости и заботы, он обмяк, как медуза на нагретом песке. – Неужели ты поверил, что я не знаю, что такое остров? Да у нас каждый ребенок с малолетства знает принципы нашей религии, и одной из главных основ, её отправных точек является тот факт, что мы находимся на острове...

Виталик приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на её насмешливое лицо, но она нажала что-то на его спине, и чугунные веки упали, чтобы подняться, лишь только когда она его стала переворачивать лицом вверх.

Через час она обтирала его намасленное тело саронгом, он давно не чувствовал себя таким бодрым, здоровым и лёгким.

– Ну как? – с многозначительной улыбкой спросила она.

– Тутти, ты особенная! – Виталик смотрел на неё с восхищением.

– То-то же! – и она легко щелкнула его пальцем по носу.

Он созвонился с Юстасом, хотелось попрощаться перед вылетом. Юстас сидел в кафешке в темных очках.

– Ну-ка – ну-ка, а ну сними очки! – Юстас медленно, с вызовом снял спортивные «Окли». Под глазом красовался баклажаново-бардовый кровоподтек. – Старик, что случилось?

– Да... ночью вчера, подрезал меня какой-то в очко бухой латинос...

– Перуанец?

– Ага. Я остановился, хотел вежливо объяснить ему, как он неправ, а он с кулаками кинулся на меня...

– Вот блин!

– Да не, в тот момент я уже слез с моцыка, и когда он прыгнул на меня, я был готов, нормально так его отметелил. А потом пошел, сел на мотоцикл, а он подбежал, и бах меня в глаз! Я спрыгнул и допинал его... но вот, видишь. – Он смущенно опустил голову.

– Коммуникационные каналы бы тебе прочистить.

– Это что?

– А, так, что-то в голову пришло. Слушай, мне Гарбо покоя не дает. Надо как-то выяснить детали его смерти, а в полицию идти стремно – у меня паспорт кривой. Может есть знакомые в полиции, с кем можно приватно...

– А всё.

– Что всё?

– Его кремировали сегодня.

Виталик спешил по хрустящей заледенелой дорожке к серому дому на фоне серого неба, сердце его подпрыгивало и дыхание он никак не мог успокоить, то часто дышал, то задерживал, и тогда слышал стук внутри грудной клетки. Он влетел на пятый этаж и позвонил. Кира вышла, такая уютная в сером трикотажном спортивном костюмчике и теплых носках. Она секунду рассматривала загорелое лицо Виталика, и зависть мелькнула в её глазах. Потом она резко втащила его за куртку в квартиру, и обняла, прижавшись изо всех сил. Виталик уткнулся в её шею и не мог прекратить наслаждаться её запахом, гладкой кожей, которую он трогал губами. Кира всхлипнула и сказала с упреком:

– Ты бродил целую вечность.