Читайте Часть 1 романа "День да ночь" в нашем журнале.
Автор: Михаил Исхизов
Дрозд ждал что его просить станут. Прикидывал, как соберутся вокруг него солдаты и с уважением станут слушать. Писарь при штабе полка – фигура. Для всех фигура, даже для офицеров. А для солдат – тем более. Приказы через него проходят, и присвоение званий, и наградные листы… Так бы все это и произошло, если бы не этот ненормальный Опарин со своим автоматом. «Я тебя предупредил! Я тебя предупредил!..» А кто он такой, чтобы предупреждать!? Не на такого нарвался. Будет бой, он им всем покажет. И нечего смеяться. Потребуется, так он и с гранатой на танк пойдет. А потом напомнит Опарину про ромбик, который тот велел спороть. Тогда Опарин поймет, с кем он имеет дело. Уже, кажется, начал понимать. Дрозд даже глазки прищурил, чтобы не выдать своего торжества. Как же, вежливым стал Опарин. Просит.
Но с рассказом Дрозд спешить не стал. Подождут… Он неторопливо собрал свое имущество, часть рассовал по карманам, остальное сложил в вещмешок. Подумал, как бы еще потянуть время, и не нашел ничего лучшего, чем закурить.
Вскрыл пачку «Беломора», вынул папиросу и щелкнул зажигалкой. Хотел небрежно, как это делает начальник штаба капитан Крылов, выпустить дым через ноздри, а потом колечко сотворить. Шикарно у капитана получалось. Неумело держа папиросу двумя пальцами, Дрозд затянулся, и на этом его показательное курение кончилось. От первой затяжки задохнулся, раскашлялся с надрывом и хрипом. Лицо покраснело, на глазах выступили слезы, нос отсырел. Когда легкие очистились, Дрозд несколько раз глубоко вдохнул, вытер слезы и под неодобрительным взглядом Афонина высморкался в свой белый носовой платочек с голубой каемкой.
Солдаты ждали, и тянуть дальше было нельзя. Дрозд посмотрел на Бакурского и сразу отвел глаза. Все время он чувствовал, что Бакурский рядом. Все время тянуло посмотреть на обожженное лицо. Но смотреть на него Дрозд не мог.
– Чего резину тянешь? Рассказывай, куда кухню дели? – подстегнул Опарин.
– Какую кухню? – не понял Дрозд. Он, как представитель штаба, хотел выдать сведения про оперативную обстановку. А Опарин про какую-то кухню?
– Обыкновенную, в которой кашу варят! Какую же еще? Два дня на сухарях и консервах сидели. А сегодня, вообще, жрать нечего. Что они там думают?
– Что с кухней я не знаю… – не нашелся Дрозд. Слишком неожиданным был для него вопрос. В штабе в эти дни, вроде, без кухни обходились. Но ничего, все были сыты.
– Ну и кино! – Возмутился Опарин. – Чувствуешь, Афоня? Мы его как родного приняли… – Он глянул на нахально торчащий чубчик Дрозда, решил, что не совсем точен, и ради справедливости поправился: – Проверили, конечно, вначале. По-другому нельзя – война. Мало ли кто здесь шляться может. Но потом – как родного. А он скрывает, где кухня. Это что, военная тайна?
– Ей-богу, не знаю где! – Дрозд и вправду почувствовал себя виноватым. Мог бы узнать, где эта чертова кухня. Так не догадался. И консервов мог захватить, хоть полный вещмешок. Чего-чего, а этого добра в штабе было навалом. Тоже не подумал. Но он не знал, что здесь сухари кончились.
– Не знаешь… А говоришь, что служишь писарем при штабе. Что же ты знаешь?
– Я хотел про оперативную обстановку сообщить.
Дрозд и подумать не мог, что прежде всего здесь захотят узнать, где кухня. А самое главное – «Оперативная обстановка» – стояла у них где-то чуть ли не на последнем месте, и интересовала гораздо меньше, чем каша. Дрозду это было непонятно. Наверно потому, что позавтракал он плотно, а время обеда еще не подошло.
– Оперативная обстановка такая, что жрать нечего, – безнадежно объявил Опарин. – Ладно, давай сообщай.
«Так-то лучше», – подумал Дрозд. Он ведь знает такое… Он им сейчас такое выложит, что они сразу поймут, с кем имеют дело.
– Стратегическая обстановка складывается сложно, – начал он, поглядывая то на Афонина, то на Опарина. На Бакурского старался не смотреть. – Донаступались. В полку восемь орудий осталось. И всего семь боевых машин. Снарядов по полсотни на пушку.
– У нас двадцать пять, – уточнил Опарин.
– У танкистов не лучше, – не обратил внимания на реплику Опарина Дрозд. – И с танками, и с горючим, и с боеприпасами. А фрицы зацепились. По данным разведки, сейчас собирают силы, чтобы ударить. Как раз на нашем участке. Готовят контрнаступление. Резерва у корпуса нет. Весь израсходовали. Сегодня утром Бате из штаба корпуса позвонили. Обещали боеприпасы подбросить и приказали, чтобы ни шага назад. Обещали, что скоро армейские резервы подойдут. А что он может сделать, если в батареях и половины состава нет? Он так и сказал. А ему тоже сказали! – Дрозд хохотнул. – Так сказали, что он потом минут пять по штабу бегал, мышей ловил. Умора… Побегал, пошумел, потом весь штаб подчистил. Всех к орудиям. И дал команду, чтобы держались. Сегодня ни шага назад. А завтра вечером резервы должны подойти, тогда отведут полк на отдых и для пополнения. Вот такая обстановочка.
Дрозд посмотрел на солдат и остался доволен: достал он их все-таки. Такого им знать не положено. Об этом только командир полка знает и начальник штаба. Еще, может быть, комбаты, да и то не каждый. А тут, пожалуйста, вся оперативная обстановка из первых рук и с доставкой на дом.
Солдаты молчали. Было о чем подумать. Они и сами чувствовали, что наступление выдохлось, и нисколько не жалели об этом. В наступлении ведь как: ни тебе поспать нормально, ни поесть вовремя. Все вперед, да вперед… Пока фрицы катятся, их надо дожимать. Но во время наступления потери тоже немалые. И получалось, в конце концов, что наступать дальше уже некому и не с чем. Надо останавливаться и сушить портянки. Поэтому ждали, что вот-вот отведут батареи на отдых, станут пополнить их людьми и матчастью. Поставят полк в каком-нибудь селе, километров за пятьдесят от передовой, – тут тебе настоящий курорт. Жить можно в доме, и баньку устроить, и постирать, и поесть вволю. А хочешь спать – спи, сколько влезет. Особенно первых несколько дней, пока пополнение пришлют. Опять же, кругом люди гражданские. И, между прочим, девчата тоже. Одним словом – курорт! И к тому же – на ближайшее время жив. Тоже неплохо.
А этот Дрозд такое выдал!.. Хотя, чего толкового от писаря ожидать можно? Фрицы наступать собираются и надо продержаться до вечера… Это с одним орудием и пятью ящиками снарядов. Может быть, на других участках лучше, а здесь – дыра. И в штабе должны это знать.
– Ты не заливаешь? – спросил Опарин.
– Клянусь! Сам слышал!
– Может напутал чего-нибудь? – не хотелось Опарину верить. Он писарей вообще не уважал.
– Ничего не напутал. Как слышал, так и сказал. От себя ни слова не добавил. За кого вы меня принимаете?
– Не кипятись, – осадил его Афонин. – Не святой, мог и ошибиться. Сам слышал, что фрицы в контрнаступление перейти собираются?
– Да.
– На каком участке? Может не у нас? Ты не торопись. Подумай хорошенько.
Дрозд подумал хорошенько. Постарался вспомнить все, что слышал сегодня утром в штабе.
– Про участок ничего не говорили. Говорили, что сутки держаться надо. Завтра вечером должны подойти резервы. Тогда на отдых.
– Про мост шел разговор?
– Нет, про мост не говорили.
– А про речку?
– Про эту, что ли? Как она называется?
– Леший ее знает. Наверно как-нибудь называется. Они какую называли? – поинтересовался Афонин.
– Они никакую не называли.
– Зачем ты тогда спрашиваешь?
– Просто интересно.
– Интересно ему! Нашел себе кино! – возмутился Опарин.
– Давайте по порядку, – предложил Афонин. – С чего началось?
– Я же говорил, Бате из штаба корпуса позвонили и сказали…
– Ты что, рядом стоял?
– Я у себя за столом сидел, в канцелярии. Дверь была открыта и я все слышал.
– Понятно. Но что ему сказали, ты не слышал?
– Как услышишь, это же телефон, а не радио. Только все можно было понять. Ему что-то сказали, а он ответил, что ничего не может сделать. Потом слушал. Потом сказал, что с восемью орудиями это нереально. Тем более, что и снарядов мало. После этого опять слушал. Очень долго. Потом сказал: «Слушаюсь, товарищ генерал!» Положил трубку, выругался матом и позвал к себе начальника штаба.
– О чем они говорили?
– Командир сказал, что звонили из штаба корпуса и сообщили плохую новость: немцы собираются атаковать на участке нашего полка. Надо сутки держаться. Потом подойдут резервы. Или другой корпус. Я не понял. Тогда полк отведут на отдых и для пополнения личного состава.
– Хорошо, давай дальше.
– Начальник штаба сказал, что полк не сумеет удержать линию обороны. Пехота должна линию обороны держать. А Батя сказал, что наступать будут танки и, если бы пехота даже имелась, она бы их не остановила. Начальник штаба ему сказал, что нет боеприпасов. А Батя – что снарядами их обеспечат в полной потребности. А начальник штаба – что снарядами, без орудий и без людей, танки не остановишь. Тогда Батя сказал, что оба они пойдут под трибунал. Это ему обещали. Тогда начальник штаба сказал, что надо подумать как следует. Он ушел к себе, вернулся с картой и закрыл за собой дверь. Больше я ничего не слышал.
– Значит, о том, куда фрицы собираются ударить, ты не слышал?
– Нет.
– Может быть, они на каком-нибудь другом участке наступать собираются, – прикинул Опарин.
– Тут не угадывать, тут точно знать надо, – Афонин закурил еще одну папиросу и снова взялся за Дрозда: – В другие батареи какое подкрепление послали?
– Не знаю. Начальник штаба приказал мне, чтобы шел в расчет Ракитина, и объяснил, куда идти. А кого еще куда – не знаю.
– Ты сказал, что командир полка подчистил штаб и всех к орудиям направил, – напомнил Афонин.
– Да, – подтвердил Дрозд.
– А теперь говоришь, что тебя послали первым, значит, не можешь ты знать, что там с другими.
– Ну, если меня послали, – снисходительно улыбнулся Дрозд, – то подчистили весь штаб. Без меня в штабе обойтись совершенно невозможно.
Опарин хотел рассказать Дрозду, что он думает о штабных писарях, но помешал Афонин.
– Из комбатов кого-нибудь в штаб вызывали? – спросил он.
– Может, кого потом и вызвали, но меня уже там не было.
Солдаты потому допытывались у Дрозда так подробно, что не сходились у них концы с концами. Существовали проверенные годами солдатские приметы, по которым можно было с достаточно большой точностью предсказать ближайшие действия и своего командования и вражеского. Эти приметы говорили, что немецкой атаки на их участке быть не может. Выдохлись фрицы. Им время надо, чтобы оклематься, резервы подтянуть, боеприпасы подвезти. И еще: если в штабе ожидали наступление, то для поддержки прислали бы не писаря, а батарею, да пехоту, да танки. Как бы трудно ни было, поскребли бы на других участках и прислали. Мост отдавать нельзя. Это и ежу понятно.
– Что думаешь? – спросил Афонин Опарина.
– Что думаю?.. – пожал плечами тот. – Дурацкое какое-то кино получается. Горизонт в тумане и хрен в кармане. Вернется Ракитин из штаба, узнаем, чего там решили. Если дело нас касается, то ему все прояснить должны. А писаря… – Опарин с неприязнью поглядел на Дрозда. – Писаря должны в штабе сидеть. На передовой от них одни неприятности. Слишком много они знают, чего не надо, и от этого панику на людей наводят.
Продолжение следует...
Нравится роман? Поблагодарите журнал и Михаила Исхизова подарком, указав в комментарии к нему назначение "Для Михаила Исхизова".