День веселых воспоминаний из детства
Вот он и наступил, первый день последнего месяца зимы. Не знаю, как вам, а мне уже весной пахнет, птички за окном защебетали... Правда, у нас оттепель, уж простите, далекие северные друзья, у которых сегодня -41, но и у вас совсем скоро — правда, правда! — потеплеет. Ну пусть не за окном, а хотя бы на сердце. Ибо сегодня очень необычный праздник. Первого февраля мир празднует День веселых воспоминаний из детства! Ну что, вспомним?
"...Апофеозом так любимой нами кавказской кухни был, конечно же, шашлык. Причём, шашлык из осетра считался блюдом поистине деликатесным: даже живя на берегу Каспия, мы не могли похвастаться, что так уж часто его ели. И уж тем более нам никогда не приходилось получать такие подарочки от морского царя.
Словом, это было настоящее чудо! И оно лежало на нашем столе, а мы сгрудились вокруг.
— Справная телушка! Как же вы её словили?! — бабушка восхищённо поцокала языком и провела ладонью по наждачному рыбьему боку. Рыбина вздрогнула и дёрнула хвостом.
— Сопротивлялась, подлюка! — отец гордо похлопал осетра по шипастому хребту. — Врёшь, от нас не уйдешь! Ну, кто будет разделывать?
К столу уже спешил дед с огромным тесаком. У меня внутри вновь шелохнулось что-то угловатое и теперь уже больно зацарапало своими краями. Мне совсем не хотелось смотреть, как рыбу будут чистить и рубить на куски. Поэтому я ушла в сад, где у меня было своё укромное место: шалаш из яблоневых веток, и решила, что вернусь только к концу процесса. Или вообще — когда есть позовут… Осетра мне было жалко, но мой голос в иерархической системе нашей семьи весил ещё меньше, чем тявканье дворового пса по кличке Мальчик. В шалаше лежала только начатая, но уже захватившая целиком моё воображение книга «Дерсу Узала». Я открыла её и углубилась в чтение…
Но уже через час совершенно нереальные запахи выманили меня из укромного убежища, и я, как за дудочкой крысолова, поплелась на этот аромат, не особо сильно сопротивляясь. Во дворе уже вовсю полыхал мангал, огонь пожирал пахучие ветки виноградной лозы, они превращались в ломкие угли и рассыпались рдяно тлеющей золой. Отец, священнодействуя, насаживал на шампуры осетрину, исходящую жиром, аккуратно приминал, закреплял каждый кусок шапочкой из помидора и лука и — вжжик! — ловко цеплял следующий шмат.
Готовые шампуры уже лежали ровными рядами на краю большущего таза.
— Борис, посмотри, как там угли, не пора? — крикнул отец.
— Давай, клади! — отозвался дядька. Отец осторожно, как младенца, взял в руку первый шампур, нежно опустил его на край мангала. Капля жира стекла на угли, и они тотчас же отозвались недовольным шкворчанием, которое то затихало, то усиливалось по мере того, как отец выкладывал эту рыбно-шампурную мозаику над пышущей жаровней.
— Ну вот, минут двадцать и… Мать, собирай на стол!
Бабушка засуетилась, забегала из летней кухни под виноградный навес, и на столе начали как по волшебству появляться лаваш, ткемали, горы зелени всех цветов — от нежно-салатового до иссиня-фиолетового, искрящиеся на разрезе помидоры, кастрюля с холодным аджапсандалом и запотевшая бутылка тутового самогона.
—Деда, деда-то покличьте, отдохнуть пошёл в хату! — бабушка махнула Борису рукой.
— Нехай ещё подремлет, щас всё готово будет, тогда и позовём!
— Тащи! — отец кивнул на эмалированный таз, приготовленный для шашлыка. Я обречённо двинулась к мангалу, подставляя посудину под невероятные янтарно-солнечные куски истекающей соком рыбы.
— Ого-го! — отец ловко укладывал ломти шашлыка горкой. Они возвышались как тот Эльбрус, источая запах костра, виноградной лозы, солёного моря, загорелой кожи, солнца и лета.
— Готово! Неси на стол! — отец, довольный, предвкушающий пир горой с неспешной беседой и уже сто раз повторенным, но обрастающим всё новыми подробностями рассказом о том, как они с братом поймали осетра, любовно оглядел эту красоту. Я, затаив дыхание и крепко прижав таз к груди, маленькими шажками двинулась к столу…
За что я зацепилась, не знаю. И вообще, зацепилась ли… Я дальше плохо всё помню. Но на спасительную мою забывчивость будто кнопками пришпилили одну яркую картинку: кто-то безжалостный вырывает таз у меня из рук, он взмывает вверх, куски рыбы подлетают вместе с ним, но не падают аккуратненько на место, а разносятся по всему двору, а я почему-то лежу носом в пыли. И понимаю, что никто никогда меня не простит.
Бабушка попыталась было отклеить меня от ножки стола, в которую я вцепилась, но я сопротивлялась изо всех сил — оставьте, я лучше умру, как эта несчастная рыба. Отец, недолго думая, схватил меня, как котенка, за шиворот и дёрнул вверх.
— Чего разлеглась! Собирай, быстро!
— Ты что, Петруша, ты что? — засуетилась бабушка. — Да разве ж это можно теперь есть?!
— Быстро, я сказал, все сюда! — зарычал отец. – И от песка отчищайте!
— А ты, — он кивнул остолбеневшей сестре, — бегом к деду. Скажи, что не готово ещё, пусть не торопится. Задержи, как хочешь!
И вот мы — я, всхлипывающая и дрожащая от ужаса за содеянное, зло молчащий отец, охающая бабушка и матерящийся дядька — бросились собирать только что светившиеся янтарным светом куски шашлыка, и отряхивая каждый от песка, складывать в таз.
— Быстрее! — громким шёпотом подгоняла сестра, высунувшись из окна. — Дед в туалет собрался!.. Не-не, дедушка, всё нормально, ты не торопись, давай, я тебе помогу…
…Таз с шашлыком торжественно высился посреди стола. Мы, красные и потные, расселись на своих местах. Дед прошёл к рукомойнику, поплескал водой на ладони.
— Давай, отец, садись, будем шашлык пробовать, — напряжённо улыбаясь, сказал ему Борис.
— Давайте, давайте, что ж не попробовать! — дед вдохновенно потёр руки. – Наливай, Петруша! Под такой-то шашлык…
Отец молча разлил тутовку по стопкам, взял с верха рыбного Эльбруса большой кусок шашлыка и дрожащими руками шмякнул его на тарелку деда. Молчание повисло в воздухе у нас над головами и стало густеть, наливаясь тяжёлой тишиной, как соком. Дед взял тарелку с шашлыком, любовно опрокинул стопочку, удовлетворённо, с оттяжкой крякнул. Лоскутом лаваша подцепил рыбу и отправил в рот. Все замерли. Даже Мальчик не громыхал цепью. Дед медленно жевал, качая головой и причмокивая.
— Ну как? — не выдержал отец и похоже перестал дышать. — Как шашлычок? Годится?
— Ну… что ж… — в это время у меня в животе ещё сильнее что-то зацарапалось, будто собралось громко заявить о своём присутствии, и стало огрызаться на мои судорожные попытки затолкать его обратно.
— Ну что ж… годится!
Отец шумно выдохнул и одним махом опрокинул в рот стопку с тутовкой: «Ээээх!» Игра в «Морская фигура, замри» тут же закончилась, все зашевелились, заулыбались и стали накладывать себе куски рыбы. Только я никак не могла выйти из ступора и, уставившись в пустую тарелку, смутно понимала: если я сейчас проглочу хотя бы крошечный кусочек этого проклятого шашлыка, тот, кто поселился пару часов назад у меня в животе, уж точно оттуда выберется на волю. И пока не поздно, мне нужно во что бы то ни стало уговорить его не высовываться.
— А ты, внучка, чего ж не ешь? — дед наконец-то увидел моё перевёрнутое лицо.
— Да у неё… — заспешила на помощь бабушка.
— Да у меня… живот болит! — я выскочила из-за стола и помчалась к туалету. Из шалаша выглядывал Дерсу Узала и в такт моим шагам кивал: «Рыба… тоже… люди… Наша… его… понимай… нету… Рыба… тоже… люди…»
— Вот говоришь, говоришь им — не ешьте зелёную алычу, всё как об стенку горох, — неслось мне вслед…
Мой отец при своей внешней суровости был человеком мягким, бесхитростным и откровенным. Когда он был мальчишкой, по продразвёрстке увели с их двора единственную корову, потому что он честно рассказал дяденькам, где её спрятали. Дед тогда чуть не пришиб пацана, бабушка заслонила собой, за что и была избита до полусмерти. Но этот случай не сильно отразился на характере отца: он так и не научился хранить никакую тайну, за что мама, очень закрытая и сдержанная, довольно едко его вышучивала. Я знала об этой особенности, но не могла даже представить дальнейшего развития сюжета: подвыпив и расхрабрившись, отец вдруг решил признаться деду, что… уронил таз с шашлыком. Нёс к столу и за корень черешни зацепился. Дед помолчал и произнёс:
— Такую рыбу спортили! Как есть безрукие!
Отец обиделся.
— Если бы я не сказал, ты бы и не узнал — вон ел и нахваливал!
— Дак ел, а понять не мог — чевой-то у меня на зубах песок скрипит?!
Мне рассказала об этом сестра. На похоронах отца…"
Отрывок из рассказа "Рыба тоже люди" из сборника "Жизнь переменчива".