«Нет, французы, подождут», - подумала я и взяла с полки один из томиков собрания сочинений Булгакова.
Читаю первое предложение – и сразу смеюсь: «Если человек не ездил на лошадях по глухим проселочным дорогам, то рассказывать мне ему об этом нечего: все равно он не поймет. А тому, кто ездил, и напоминать не хочу». Смеюсь, потому что, хоть и не на лошадях, но по глухим проселочным дорогам ездила. Или смеюсь именно потому, что хоть и ездила, но не на лошадях…
Потрясающая откровенность, простота обращения автора с читателем сразу же вызывает расположение к книге, которая мгновенно овладевает вашим вниманием. Тотчас возникает симпатия по отношению к герою: молодой, порывистый, простодушный, со столичным пробором в волосах и детским желанием выглядеть старше своих лет, но при этом интеллектуально и нравственно зрелый, совестливый, ответственный, и с невероятным чувством врачебного долга, с глубокой любовью к своей профессии, с непоколебимой решимостью бороться с болезнями и невежеством – своим и пациентов.
Несмотря на сжатое повествование, «Записки» полны пластичности и психологизма. Все события проходят у вас перед глазами так живо, так ярко, так выразительно и образно, что, кажется, вы и сами в них участвовали. Постоянная же рефлексия молодого врача над собой позволяет с первых строк составить целостное представление о его характере. Мать больного ребенка отказывается от операции, о проведении которой герой знает еще только в теории, и он думает про себя: «Они отказались, и я спасен». И тут же, подумав это, рьяно настаивает на проведении операции для спасения жизни ребенка. И это вовсе не пересиливая себя ради очистки своей совести, нет! Мысленно сомневаясь, он на самом деле всегда твердо знает, что в любом случае поступит, как должно. Боясь и якобы собираясь отступить перед обстоятельствами, он на самом деле всегда твердо знает, что сделает все, как надо. Он прекрасно понимает, что его малодушные мысли – никогда не всерьез. Потому что перед ним, остро осознающим и глубоко чувствующим свой врачебный долг, на самом деле никогда не стоит выбор – сделать все возможное и невозможное ради даже безнадежного пациента или практично отмахнуться от него, ссылаясь на беспомощность медицины, отсутствие опыта, недостаток аппаратуры в глухой деревне, отказ больного… Если есть хотя бы сотая доля вероятности сохранения здоровья, жизни обратившегося за помощью, герой пожертвует свой жизнью, лишь бы использовать эту возможность.
И вся книга пронизана этим правильным, честным настроем автора, и благодаря нему чтение проходит легко и увлекательно.
А еще благодаря простодушно-черному юмору. Как это? Ну, представьте, как фельдшер во время операции падает в обморок и при этом, держа в руках дыхательное горло пациента, чуть не рвет его, вообразите недоумение врача, лица акушерок и последующий «хищный» перехват одной из них хирургической скобки из рук падающего – и поймете.
И, конечно, спасибо большое Михаилу Александровичу за точнейшее описание мыслей студента на экзамене: «И ведь недавно еще читал. И еще подчеркивал, внимательно вдумываясь в каждое слово, мысленно представляя себе соотношение частей и все приемы. И при чтении казалось, что весь текст отпечатывается навеки в мозгу. А теперь только и всплывает из всего прочитанного одна фраза…» Это было бы очень смешно, если бы не было так грустно. То же самое можно сказать и об одном из лейтмотивов произведения: университетские теории и пятерки – это не только очень-очень хорошо, но и очень-очень оторвано от жизни. Этот лейтмотив слишком актуален для студента филфака, чтобы смеяться над ним (кстати, хороший вопрос над чем или кем – над лейтмотивом или студентом).
Одна неприятна мысль влечет за собой другую. Год назад на разборе моей олимпиадной работы по журналистике мне сказали: «За Вашим персонажем Вас самой не видно».
Так вот, хотя «Записки» носят, безусловно, автобиографический характер, но несмотря на это, Булгакова за его героем как будто не видно (какое скромное сравнение получилось, но – честное слово – случайно!). Откровенность повествователя перед читателем есть – откровенности Булгакова перед читателем нет.
Кроме, как мне кажется, одного «случая из практики».
«Я взял безжизненную руку, привычным уже жестом положил пальцы и вздрогнул. Под пальцами задрожало мелко, часто, потом стало срываться, тянуться в нитку. У меня похолодело привычно под ложечкой, как всегда, когда я в упор видел смерть. Я ее ненавижу.»
Последнее предложение резко отличается от манеры повествования всей остальной книги. Оно бросается в глаза и бросает в дрожь. Потому что здесь чувствуется дрожь самого Булгакова. Не от страха, разумеется, - от ненависти. По отношению к смерти, к своему бессилию перед ней, к обстоятельствам, не дающим победить ее. И это сильнейшее чувство кричит – нет, вопит – в этих трех словах, отзываясь глухой тревогой в сердце читателя. Эти три слова меня потрясли. Выдернули из общей атмосферы веселого и захватывающего повествования и напомнили о суровой действительности, которая, к сожалению, окружает не только врачей и не только в книгах.
Пожалуй, такова специфика всех шедевров Булгакова – они интересны, занимательны, веселы, но их, если можно так выразиться, болезненная правдивость оставляет глубочайший след – или даже рану - в душе читателя, заставляя серьезно задуматься о жизни – своей и вообще.