Как составлялись карты
Карты составлены по данным Росстата. Для каждого региона бралось среднее абсолютное количество зарегистрированных преступлений за два года. На его основании высчитывался относительный показатель — количество преступлений на 100 тыс. жителей региона (также среднее число за два года). Росстат ссылается на данные МВД, за достоверность которых редакция ручаться не может.
Бывшие и действующие заключенные рассказывают, как они попали за решетку и как им видятся их жизненные перспективы.
Наталья Л., бывшая заключенная
«Мне 40 лет, и у меня было, по‑моему, пять сроков. Первый — в 1986 году, мне было 16 лет. Выпустилась из детского дома, отправили меня в училище, через 5 дней напилась, ограбила магазин. Без ножа, конечно: обокрали магазин через драку, я взяла лыжный костюм за 82 рубля 20 копеек. Белый. На всю жизнь его запомню. Дали год и 4 месяца — сразу, без условного срока. Я просила, чтобы меня освободили, говорила, что невиновна, что я — ребенок. А мне сказали: «Таких, как ты, только колония исправит». Пришлось послать их на… Ну, понятно.
Читать дальше
Я попала под амнистию 10 августа 1987 года. После малолетки приехала к сестре, немного у нее пожила в Очере, а потом она меня выгнала. Я жила на улице, в Перми, работала грузчиком. Дралась, с компаниями связывалась. Такая у меня система была — как выпью, у меня голову сносит. Во второй раз села в 1989 году за кражу личного имущества. В городе Галиче влезла на старую дачу, украла курточку, и меня забрали. Пока сидела, переписывалась с заочником из Астрахани Андреем К. и в оконцовке, когда в 1991 году вышла, поехала к нему домой. Поначалу все нормально шло, я пошла разнорабочей. А у К. друзья начались, баб стал водить, и я как-то со всего психу вылила ему два ведра кипятка на ноги. Он вызвал ментов, меня и забирают, месяц сижу в СИЗО. Родители К. заступились, вытащили, и я поехала на попутках в Волгоград, бомжевала.
Третий срок у меня был в Зеленокумске, в Ставропольском крае. Забрали в 1993-м, за кражу. Что-то я где-то украла: то ли замерзла, то ли выпить надо было. А! Вспомнила. На автобусной остановке нашла косметичку, там золотые сережки, часы из желтого металла, кулон-рыбка и цепочка порванная. Я поделила золото пополам: у меня в ИК строгого режима знакомые сидели, мне надо было коноплю им с воли перекинуть: конвою дать золото, а они тогда коноплю забросят. В общем, перекинула я половину золота на зону, а вторую половину отдала Светке И., я у нее тогда жила. Познакомились на кладбище — я там спала и слышу: ребенок плачет. Пошла на плач и вижу: Светка пьяная у могилки валяется, а с ней рядом сидит ее дочь, девочка двухлетняя. В общем, Светка меня и приютила. Взяли меня после того золота 9 Мая. На остановке подошел легавый, попросил паспорт показать и замел. Оказывается, шмон был на зоне, ну и выяснилось, что золото, которое я нашла, краденое. Три дня меня в местном СИЗО держали, а потом отпустили до суда под подписку о невыезде. Ну я напилась да и поехала в Пермь. Там меня и взяли. Дали, в оконцовке, два года. Освободилась. Пила. Не работала.
Читайте далее: Самые громкие судебные процессы над животными
В последний раз сидела в Шахово, в Орловской области. После пятого срока вышла я 28 марта 2002 года. Срок у меня был по 186-й статье, за подделку денег. Дали 5 лет, отсидела — 4. Вышла по амнистии, не по УДО. По УДО стремно выходить, не мое понятие — это ж или на легавых надо пахать, или на того же опера, или на секцию дисциплины и порядка. Когда еще сидела, в 1999 году, в колонию приехали Наталья Дзядко и Людмила Альперн из Центра содействия реформе уголовного правосудия (правозащитная организация, которая занимается проблемами заключенных. — Esquire). Им вышивки мои понравились. Они мне нитки привозили, а я Наташе носки связала, зеленые такие. И вот, когда я вышла, я бомжевала, поехала в Москву. От Дзядко и Альперн меня определили в Дом социального пребывания на Иловайской улице. И жила я там с гражданским мужем Александром Л., уже беременная не спала на улице. А под Рождество стали у меня ноги под конец беременности отекать, и положили меня в 36-йроддом. Пока лежала, Л. мой в туалете приюта на Иловайской улице изнасиловал девушку. Вот нас и выгнали. И поехали мы с ребенком в Пермь. Я когда приехала в Очер, сестра мне сказала: «Ты сдохнешь вместе со своим выблядком на улице». Ненавидела меня уже Валя, я всегда ей пакости делала и пропивала все за водку. Легли мы спать в ее же подъезде, с ребенком. Утром просыпаемся, а у ребенка сукровица с носа и с горла. Пошла я в администрацию, помогли мне ребенка в больницу устроить. А там мне говорят: «Наташ, иди в органы опеки. Вот ты сейчас выйдешь с ребенком, у тебя даже коляски нет. На улице зима, минус 27. Ты думай о ребенке. Отдай его в дом малютки». Подписала я бумагу, оформили ребенка в дом малютки.
Сына моего Сашей зовут. Семь лет ему 5 февраля. Он в Германии сейчас живет. Я когда из Москвы в Пермь езжу, то в отделе опеки мне фотографии его показывают. Ничего, здоровый. Глаза от этого придурка, Л., — голубые. Остальное — мое. Надеюсь, и характер мой будет. Главное, чтоб по тюрьмам не пошел. В каком городе он, я и не знаю, мне не говорят. Но главное, что он — в семье. Сашу забрали из дома малютки в Германию, когда ему 3,5 года было. Я три месяца пила. Пила безбожно, пила все, что горит: и стеклоочиститель, и денатурат. Потом пошла грузчиком работать, вагоны с цементом разгружала. Заплатили мне деньги, купила я две бутылки водки и билет на автобус до Ижевска. Вышла где-то рядом с полем. Разделась, пошла в поле по сугробам, выпила водку и легла помирать. В оконцовке утром я просыпаюсь оттого, что охуела от холода, но почему-то ничего не отморозила. И вот тогда я поняла, что мне нужно бросить пить водку. Это было в 2008 году. И водку я больше с тех пор и не пила. Могу только вина или бутылку пива. Сама себе не верю, что не пью и работаю даже.
Год в Рязани дворником работала. Начальник за меня в ведомости расписывался, ползарплаты себе брал, а половину — мне, три тысячи в месяц. Потом опять в Москву на попутках поехала. В Центре содействия реформе уголовного правосудия помогли мне устроиться на заправку BP, три года там уборщицей работала. Зарплата — 16 600 рублей, я комнату сняла. Уволили меня с заправки в апреле прошлого года, по жалобе Николая Баскова — за хамское поведение. Я вообще-то не люблю, когда за собой в туалете не смывают и по мокрому полу в грязных ботинках ходят. Я сама уважаю чужой труд. А Басков, когда зашел, ноги стал на чистом полу отряхивать. Говорит: «Заткнись». Ну я его послала — без мата я не умею. Вот и все».
Из сочинения заключенной Ирины М.
Новооскольская колония для девочек. Статья 105, часть 2 (убийство)
«Свобода… сейчас я так смутно представляю себе это понятие, и так долго мне еще до представления этого понятия, что представить, какие проблемы могут меня подстерегать в первое время на свободе, трудно. Но страхи все равно уже зарождаются. Домой мне только в 2020-м году. Если честно, то я больше всего ожидаю, что уже будут летать машины, что я от простых автомобилей буду отпрыгивать на другой конец тротуара, что появится техника, которую я с трудом смогу освоить, а значит, и на работу я смогу устроиться с проблемами. Лично мне хочется быть переводчицей, желательно международного класса, но теперь уже, после десяти лет за решеткой, меня, скорее всего, не возьмут ни в какое учреждение работать по данной профессии. И боюсь, что я буду слишком отличаться от людей, которые не познали зону, к счастью, конечно. Боюсь, что я только с огромным трудом смогу вписаться в огромный коллектив, что я не смогу чувствовать себя полноценной и чувствовать себя в своей тарелке среди вольных людей. А еще закралось переживание, что родители начнут меня опекать настолько, что у меня не будет никакой личной жизни, или запретят мне иметь свое мнение под предлогом того, что ни к чему хорошему это не приведет».
Владимир И., заключенный
Можайская воспитательная колония для мальчиков. Cтатья 158-я, часть 1-я (кража)
«Я попробовал наркотические вещества: гашиш и амфетамины. Я приходил к знакомым и брал у них все это. Я употреблял, мне нравилось, но однажды, когда мама взяла мои джинсы и по привычке стала проверять мои карманы, она нашла в них пакетик, в котором был порошок, а точнее «скорость», «спиды». Она начала спрашивать, что это такое, я начал «включать дурачка» и говорить, что ничего не знаю. Конечно, обо всем узнал отец и перестал давать мне деньги на карманные расходы. Я не знал, где мне брать денег на наркотики, хоть у меня и не было от них никакой зависимости, но мне все равно хотелось. Я начал воровать скутера и мотоциклы. Сначала я украл спортивный мотоцикл, покатался на нем дня два, а потом продал его в Сокольниках, в магазине «Зенит», за 15 тысяч рублей. Я был очень рад, приехал на район, пошел к знакомым и взял у них наркотические вещества. Мы с пацаном использовали «вес» по назначению, чуть-чуть погуляли, и он пошел на электричку: времени уже было много, он живет в Мытищах, и это была последняя электричка. Пацан уехал, а я не знал, что дальше делать. Потом вспомнил, что у одного подъезда стоит скутер. Зашел в ночной магазин, купил жвачку и сигарет, пошел к тому подъезду. Увидел скутер и решил его угнать. Зачем я хотел его угнать, и сам не знаю, денег у меня еще было достаточно. И все же угнал и катался на нем всю ночь. Утром опять пошел, взял «скорость», использовал наркотическое вещество по назначению и опять катался на скутере. Так продолжалось пять дней. Я не спал. Брал «вес» и катался. В один прекрасный момент у меня кончились все деньги, и я решил продать скутер. Поехал в Сокольники. Но, поскольку я не спал несколько дней, перестал адекватно воспринимать происходящее. Возле метро ВДНХ у меня заглох скутер, в итоге я простоял, не сходя с места, с одиннадцати утра до шести часов вечера. Тут меня и взяли».
Из сочинения воспитанника Н.
Можайская воспитательная колония для мальчиков
«Как только я освобожусь, я сразу же буду отмечать свой день освобождения. Сколько это будет продолжаться, я не знаю. Но я думаю, не больше трех месяцев. Если в течение этих трех месяцев я не вернусь сюда обратно, то я обязательно поступлю в какое-нибудь учебное заведение. В то же время я планирую устроиться подрабатывать в какой-нибудь дешевой забегаловке, чтобы не продолжать жить, как паразит, на шее родителей. Затем я обязан найти себе избранницу для продолжения рода. Голову ломать по этому вопросу я не собираюсь, искать буду под девизом: «Третий сорт — не брак». К тому времени, как я ее найду, у меня будет перспективная работа со средним заработком простого смертного. Потом мы сотворим с ней детей, я хочу троих, народу в стране мало, смертность высокая, а рождаемость — низкая, придется помогать родине. Со всеми хлопотами и заботами пройдет жизнь молодая и вместе со своей любимой семьей я встречу старость. Дети, наверно, уже по свету разбегутся. Я буду, как в кино, сидеть под пледом в кресле-качалке, напевая любимую мелодию. Потом я умру. Меня осудят, и бог мне скажет: «Ступай в рай, сын мой». А дальше я и представить не могу, что будет».
Читайте далее: Надзиратель и заключенный рассказывают о том, что происходит в тюрьме Гуантанамо
_________________________________________
Если вам понравилась статья, то ставьте лайк и подписывайтесь на канал esquire.ru на Яндекс.Дзен, чтобы видеть больше интересных материалов.