История не сохранила списки всех русских добровольцев, воевавших на стороне буров. Но зато сберегла биографии самых ярких персонажей той войны
Первой в бесконечной череде войн беспокойного ХХ века стала война, начавшаяся в Южной Африке 11 октября 1899 года. Российская империя вмешиваться в конфликт не стала. Но более 200 добровольцев из России отправилось сражаться на стороне бурских республик: Оранжевой и Трансвааля.
Текст: Михаил Быков, фото предоставлено М. Золотаревым
Бывает, в домашнюю библиотеку попадают книги, которым в ней не место. Не потому, что плохи, а потому, что «чужие». Непостижимым образом в 1969 году оказалась на моей полке скромная по объему книга в непритязательной обложке. Автор – писатель с ничего не говорящей фамилией Коряков. Название тоже немногое объясняло – «Странный генерал». Мало ли на свете странных генералов и малоизвестных писателей.
Случайно открытую книгу Олега Корякова перечитывал несколько раз. События и герои его романа ничем не уступали проверенным поколениями читателей приключениям и персонажам Фенимора Купера, Александра Грина, Владимира Обручева, Джека Лондона и даже Александра Дюма – старшего. Великие мастера приключенческого жанра подвергали героев своих книг испытаниям в самых разных местах. Но, кажется, только Майн Рид написал цикл романов, в которых действие происходит в саваннах и лесах Африки. Правда, по необъяснимым причинам герои этого цикла пользовались куда меньшей популярностью, чем всадник без головы, белый вождь и Оцеола, который вождь семинолов. Ежели про Африку, то можно вспомнить еще одного автора, уже второго ряда – Луи Буссенара и его Капитана Сорви-голова. Пожалуй, все.
Французский юноша по прозвищу Капитан Сорви-голова – персонаж выдуманный. Но историческая площадка, на которой ему приходится играть роль, абсолютно реальная. Это – Южная Африка, земли бурских республик, лежавшие южнее русла знаменитой реки Лимпопо во время Второй Англо-бурской войны, 1899–1902 годов. Два русских старателя с Урала, в поисках лучшей доли очутившиеся в том же месте и в то же время, приняли участие, по воле писателя Корякова, в сражениях на стороне буров. Один погиб в бою, другой стал генералом армии Трансвааля.
Олег Фокич ушел из жизни более сорока лет назад, и его уже не спросить, как он вышел на такую тему: русские на Англо-бурской войне. А узнать было бы интересно. Дело в том, что едва война на юге Африки завершилась, военный министр Куропаткин распорядился уничтожить все архивы, связанные с участием добровольцев из числа подданных Российской империи в военных действиях. Сохранились официальные документы, относящиеся к работе военных миссий и агентов, дипломатов, санитарного отряда Российского общества Красного Креста, но вплоть до конца ХХ века они хранились под грифом «секретно». И весьма сомнительно, что детскому писателю Корякову дали возможность с ними ознакомиться. Несколько участников тех далеких событий – сестры милосердия Софья Изъединова и Ольга фон Баумгартен, поручик Алексей Едрихин, подпоручик Евгений Августус, штабс-капитан Виктор Айп, подпоручик князь Михаил Енгалычев, военный инженер Владимир Рубанов – оставили мемуары, записи, публикации в прессе, но в советский период все это богатство если и не было полностью прикрыто секретностью, то уж в публичный доступ не попадало однозначно. Первый и очень подробный труд на эту тему подготовил и издал только в 2012 году историк-африканист Геннадий Шубин – «Англо-бурская война 1899–1902 годов глазами русских подданных». В 13 томах.
А роман тем не менее получился. Во время чтения складывалось впечатление, что автор многие годы прожил на берегах рек Вааль, Оранжевая, Тугела; что по утрам при пробуждении видел в отдалении очертания Драконовых гор и слышал крики чем-то глубоко расстроенных крокодилов на Лимпопо. И вместе со Странным генералом и его ополченцами было совершенно необременительно разъезжать по велду между городами, чьи названия мало кому что-то скажут в России: Ледисмит, Блумфонтейн, Крюгерсдорп, Кимберли, Мафекинг, Колензо…
ВНИМАНИЕ: БУРЫ!
Сказать, что жизнеустройство нескольких сотен тысяч жителей республик Оранжевая и Трансвааль сильно будоражило европейскую и американскую общественность в ХIX веке, – значит сильно преувеличить. Даже вторжение англичан в 1795 году на земли, облюбованные выходцами из Голландии еще в XVII веке, осталось без особого внимания. Европе было в то время чем заняться и без Южной Африки. Британцы, верные своей колониальной доктрине, медленно, но упорно выдавливали голландских поселенцев с побережья и добились своего. Буры (от голландского boer – крестьянин) ушли на север и основали две республики между крупными реками Вааль и Лимпопо.
Они вели патриархальное хозяйство, в котором главным богатством считался скот. В суровой манере, свойственной всем фермерам, эксплуатировали туземцев – бушменов и представителей племенного союза народов банту. К обнаруженным во второй половине XIX века месторождениям алмазов и золота были равнодушны. Чем и воспользовались опытные и шустрые в таких делах подданные британской короны. Монолитное некогда белое население, состоявшее из буров, стало размываться толпами новопоселенцев, преимущественно из Англии. Прииски оказались по большей части в их руках. Настал момент, когда число ойтландеров сравнялось с числом буров в республиках. А сами республики оказались в кольце колоний. С востока нависал португальский Мозамбик, с запада, севера и юга земли африканеров граничили с британскими территориями Капской колонии, Наталя и Бечуаналенда. Первые две попытки англичан взять под контроль Трансвааль и Оранжевую республику были отбиты. Но процесс, что называется, пошел. И даже живущие на дальних фермах буры понимали: война неизбежна. Деньги в республиках водились. Начались закупки современного вооружения: винтовок и орудий. Только в Германии приобрели 50 тысяч полуавтоматических винтовок маузер.
Стрелковым оружием буры владели мастерски. Навыки охотников на большого зверя оттачивались поколениями. Но представления о военной науке у фермеров отсутствовали напрочь. Они полагались на меткость огня, индивидуальную маскировку, боевой дух. Последнее качество зиждилось на двух столпах. Первый – «они сражались за родину», второй – врожденное упрямство и хладнокровие. Как показали первые недели войны, это сработало. Более того, буры сказали новое слово в военной тактике. Многие специалисты сходятся в том, что появлению спецназа мы обязаны именно африканерам. Мобильные и немногочисленные конные отряды «коммандос» могли быстро менять место дислокации, наносить короткий и сильный удар и скрываться. Но в случае необходимости принять бой в стационарной позиции. Почти каждый бур был снайпером. И меткий огонь лишал противника возможности сойтись в рукопашной. Допустить такое буры не могли и по той причине, что не пользовались штыками. Попросту не умели.
Они много чего не умели. Например, слушаться приказов. Не считая себя солдатами, буры и выбранных командиров не считали начальниками. Координаторы и советники – не более. В бою всякий бур был себе и офицером, и рядовым. Африканеры не ведали, что такое воинские подразделения, части и соединения. Не было взводов, рот, батальонов. Были отряды, численность которых определялась количеством боеспособных мужчин, прибывших из того или иного города или поселка. И авторитетом командира-избранника. К уважаемому фехт-генералу (боевому генералу) записывалось большее число бойцов, к малоизвестному – единицы. Как результат – штатный состав отрядов колебался от 10 до 3 тысяч человек.
Буры не имели штабов в общепринятом смысле слова. Как следствие, не имели стратегических планов. Да и тактических – тоже. Эту особенность описал поручик Алексей Едрихин, участник неудачной для буров попытки взять важный город Ледисмит: «…после речи пастора <...> и пения псалмов <...> было объявлено нечто вроде диспозиции, согласно которой половина команды – 150 человек – назначалась для атаки, другая же половина должна была составить резерв. Атакующей части приказано было ночью занять высохшее русло ручья приблизительно в 1000 шагов от восточных укреплений Ледисмита и с рассветом открыть стрельбу, чтобы привлечь на себя внимание и силы противника и этим облегчить главную атаку оранжевых буров на юго-западную сторону крепости. <…> Мертвая тишина царила повсюду. Вдруг откуда-то издалека, словно тяжелый протяжный вздох, пронесся звук орудийного выстрела и эхом раздался по горам. За ним другой, третий, все чаще и чаще, яснее и яснее – «так», «так-так-так», «так-так» сухо затрещали маузеровские винтовки вперемешку с глухими звуками английского Ли-Метфорда. Это оранжевые буры, не дождавшись демонстративной атаки, повели главную. Команда встрепенулась, все посмотрели на ассистент-фельдкорнета, но угрюмый старик, все время молча сидевший с закрытыми глазами, заявил, что он не получил определенных приказаний и поэтому, если бюргеры желают, то они могут атаковать английские укрепления. После минутного совещания решено было наступать…»
Русские офицеры-добровольцы, прибывшие в Трансвааль, имели на то разные причины. Были среди них романтики, как прапорщик Никитин, который, едва прибыв в столицу республики Преторию, произнес: «Надобно поучиться, как люди умирают за свободу». Но были и прагматики, вроде поручика лейб-гвардии Конного полка Комаровского. «Имея намерение ближе ознакомиться с ходом войны на южно-африканском театре военных действий, я решил подать прошение на высочайшее имя об увольнении меня в запас, дабы я мог на свой риск и ответственность отправиться на театр войны и находиться во время похода при войсках Трансваальской республики», – писал он в рапорте.
Но все «охотники», кто не манкировал передовой и остался жив, получили неоценимый опыт войны нового типа. И если буры внесли очень скромную лепту, то британцы постарались более чем. Когда лордам в Лондоне стало ясно, что буров малой кровью и устаревшей тактикой не осилить, за дело взялись засучив рукава. Именно там, на юге Африки, «обкатывались» такие изобретения, как пулеметы максим, которые русские добровольцы прозвали «скорострелками», колючая проволока, бронепоезда, полевые телеграф и телефон, прожекторы, разрывные пули «дум-дум», позже запрещенные Гаагской конвенцией, новые взрывчатые вещества типа «лиддит», скорострельные полуавтоматические винтовки. И даже столь привычный нам цвет хаки стал нормой именно на этой войне. Британские пехотинцы, первоначально одетые в традиционные красные мундиры, были отличной мишенью для прицельного винтовочного огня. Их в первые недели войны укладывали сотнями. И красные мундиры отправились на тыловые склады. Ждать, когда они вновь понадобятся в день победного парада.
ВОЙНА И МИР
Сообразив, что британцы не предпринимают никаких активных действий не потому, что не хотят войны, а потому, что стягивают на юг Африки дополнительные силы, президент Трансвааля Пауль Крюгер решил ударить первым. 11 октября 1899 года бурские отряды перешли границу. Сначала африканерам сопутствовала удача.
Существовавшие к тому времени средства связи позволяли довольно оперативно информировать остальной мир о происходящем в Оранжевой республике и Трансваале. И былое равнодушие сменилось сочувствием к бурам и гневом к англичанам. Особенно ревностно и трепетно отнеслись к происходившему в Голландии, что понятно, и в России. Не отставали Германия и Франция. К концу XIX века первая мировая держава, десятилетиями совавшая всюду нос и умудрявшаяся всюду погреть руки, утомила страны континентальной Европы, включая Российскую империю, донельзя. В отечественных пределах еще не испарились воспоминания о Восточной (Крымской) войне, разрушенном Севастополе и уничтоженном Черноморском флоте. Еще обсуждали Берлинский трактат, заключенный после победы России над Османской империей в 1878 году, который усилиями британских дипломатов был «обкусан» со всех сторон. И не взятый Константинополь, спасенный для султана жерлами орудий английских кораблей, стоявших на якорях в Босфоре. А стычки с «владычицей морей» в Центральной Азии на подступах к Индии заставляли переживать не за прошлое, а за настоящее. Если коротко, Англию в России в этот период не любили все. В том числе на самом верху.
Не прошло и месяца с начала войны, как император Николай II, принявший скипетр всего пять лет назад, отметил: «Я всецело поглощен войною Англии с Трансваалем… Не могу не выразить моей радости по поводу только что подтвердившегося известия, что во время вылазки <…> целых два английских батальона и горная батарея взяты бурами в плен! Вот, что называется, влопались и полезли в воду, не зная броду!» Царь не ограничился словами. Был отдан приказ о передислокации части войск Туркестанского округа поближе к границам Афганистана, а также об активизации русского флота на Балтике и в Средиземном море. Однако британцы, что называется, не повелись и продолжили наращивать группировку в Южной Африке. Если изначально они уступали бурам по всем статьям, то уже в конце 1899 года английские генералы располагали 120 тысячами солдат. И с каждой неделей их число росло. Расчет Крюгера на то, что после внушительных потерь Британия согласится на поиск компромисса, не оправдался. На сей раз прижимистые лорды готовы были на любые расходы. И в деньгах, и в людях. Африканеры могли выставить в лучшем случае – и то не единовременно – 60 тысяч бойцов. Но в боях они несли потери, а пополнение могло явиться только из Европы и России.
И оно – явилось. Но не в том количестве, на которое рассчитывали в Претории. Из Голландии, Франции, Германии, США, Италии и других стран прибыло немногим более 2 тысяч человек. Из России – 225, то есть каждый десятый. Это довольно странно, если учесть, что препятствий желающим отправиться на далекую войну никому не чинили. Рапорты офицерам, уходившим с этой целью в запас, подписывали без проволочек. Что уж говорить о волонтерах, не носивших погоны и имевших полное право поступать как заблагорассудится. Газеты пестрели заметками о несправедливости идущей войны, в которой могучая империя королевы Виктории решила раздавить маленький, но гордый народ. Наряду с пафосными выступлениями печатались сводки и репортажи, из которых следовало, что самая цивилизованная нация на свете ведет себя в Южной Африке хуже варваров Аттилы, не брезгуя пользоваться бесчеловечным оружием и уничтожая мирное население, посевы, скот, фермы, поселки. К слову, такие репортажи были недалеки от истины. К тактике «выжженной земли» британцы обратились весьма скоро – едва буры начали терпеть поражения и отступать вглубь Трансвааля.
Отсутствие перехода качества пропаганды в количество добровольцев наверняка объяснялось комплексом причин. Среди прочих – расстояние в 10 тысяч километров. Дороговизна билетов на французские и германские пароходы, осуществляющие рейсы из Марселя, Амстердама, Антверпена, Лиссабона, Неаполя в Лоренцо-Маркес (ныне – Мапуту, Мозамбик). Кстати, морское путешествие занимало чуть более месяца. Отсутствие централизованной работы по отправке волонтеров в столицах. По неведомой причине такой центр находился в Орле, куда и предлагалось обращаться не только потенциальным «охотникам», но и меценатам. Но главное, на мой взгляд, это – время. В феврале 1900 года британцы под командованием опытного и умелого фельдмаршала Фредерика Робертса перешли в наступление. Уже в марте пала столица Оранжевой республики Блумфонтейн. Короткий период побед буров завершился, и всем стало ясно, что победа англичан неизбежна. Это понимание умерило пыл многих, еще не уехавших. И подвигло к возвращению тех, кто уже успел повоевать.
Британцы вошли в столицу Трансвааля Преторию в июне 1900 года. И системная война завершилась. Началась война партизанская. Без всяких шансов на успех. И добровольческий порыв сошел на нет. Формально война продолжалась до мая 1902 года. Но это была агония тех, кто понимал, что для них сдача в плен как минимум равносильна смерти. Потому как Англо-бурская война «подарила» нам еще один вид оружия массового уничтожения. Британцы придумали концентрационные лагеря, в которых погибло по меньшей мере 27 тысяч человек, в основном мирных жителей. Для сравнения: в боях буры потеряли 4 тысячи бойцов.
НАШИ В АФРИКЕ
История не сохранила списки всех русских добровольцев, воевавших на стороне буров. Но зато сберегла биографии самых ярких персонажей той войны. Вот некоторые из них.
После участия в нескольких боях в апреле 1900 года вместе с французскими волонтерами в плен попал князь Николай Багратиони-Мухранский. О начале войны представитель знатного грузинского рода узнал случайно, находясь, по одним данным, на скачках в Париже, по другим – на сафари в Абиссинии. На вопрос журналиста, зачем он решил сражаться на стороне буров, князь честно признался, что о бурах и их республиках понятия не имел. Но, узнав о случившемся, он почувствовал сопричастность к маленькой стране, жаждущей сохранить свободу. Ровно так, как его родная Грузия. Заявление, надо признать, вызывает удивление, если вспомнить, что Грузия вошла в состав Российской империи добровольно. Прибыв в Преторию, Багратиони представился президенту Трансвааля. Крюгер тоже оказался человеком искренним и столь же честно признался, что никогда не слышал о такой стране, как Грузия. Среди прочих интересных знакомств князь мог вспомнить и встречу с молодым корреспондентом лондонской газеты «Морнинг Стар» Уинстоном Черчиллем. Правда, обстоятельства были не столь приятны. Черчилль присутствовал при допросе князя Багратиони после пленения. Результатом беседы с британскими офицерами стал приговор: расстрелять. Уже перед строем солдат английский офицер поинтересовался у Багратиони, не родственник ли он генералу Петру Багратиону. После утвердительного ответа офицер признался, что является горячим поклонником военного таланта героя Наполеоновских войн. Расстрел отменили, а князя отправили в лагерь для военнопленных на остров Святой Елены. Да-да, тот самый…
Уроженец Минской губернии Алексей Едрихин – сын простого солдата. В 17 лет поступил вольноопределяющимся в 120-й пехотный Серпуховской полк. Окончил Виленское юнкерское пехотное училище, но офицерского чина не получил в связи с крайне низким уровнем образования. Через два года службы в унтер-офицерах получил чин подпоручика. Казалось бы, при таких стартовых условиях карьера Едрихина закончится лет эдак через двадцать в захолустном гарнизоне в должности ротного командира, не более. Но годы самообразования привели к тому, что безродный, не имевший связей и протекции обер-офицер умудрился поступить в Николаевскую академию Генерального штаба, два основных курса которой он оканчивает по 1-му разряду. Впереди – успешная карьера, но Едрихин пишет рапорт о выходе в запас с разрешением отправиться в Трансвааль. В Южную Африку офицер убывает в качестве внештатного корреспондента газеты «Новое время». Любопытно, что в судьбе простого офицера участвуют военный министр Куропаткин, великий князь Александр Михайлович и даже государь наслышан о его планах. Первые публикации Едрихина под псевдонимом А. Вандам выходят в конце 1899 года. В Южной Африке офицер-журналист пробыл недолго, месяца два. В боях участвовал мало, но зарекомендовал себя как дельный офицер. В результате поездки появился отменный аналитический труд «Письма о Трансваале». Писатель, военный разведчик, аналитик Едрихин окончил Первую мировую войну генерал-майором, георгиевским кавалером. Правда, начиная с 1907 года его знали уже как Алексея Вандама. Псевдоним стал фамилией.
Евгений Августус – крестьянской породы, подпоручик. Воевал в Трансваале пять месяцев, отличался храбростью и смекалкой. Был ранен. После сдачи Претории англичанам попал в плен. Вернувшись в Россию, продолжил службу в армии. Александр Гучков, более известный как думский деятель, глава партии октябристов, первый военный и морской министр Временного правительства, дрался в Южной Африке вместе с братом Федором. Был тяжело ранен в бедро, из-за чего хромал всю оставшуюся жизнь. Могила лейтенанта флота Бориса Строльмана находится в Претории. Он был убит пулей наповал в окрестностях городка Линдлей после того, как вынес из-под огня раненого голландского добровольца и двинулся назад, на передовую. Об «охотнике» бурской армии Дуплове не известно ничего. Кроме одного – погиб в бою.
Подполковник Евгений Максимов из гвардейских кирасир, куда поступил, сдав экзамен на офицерский чин, минуя военное училище. Довольно редкий случай для второй половины XIX века. Можно сказать, Евгений Яковлевич – профессиональный доброволец. Впервые в таком качестве он участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов в Сербии. Последний раз – в русско-японской. Командуя батальоном, Максимов погиб в Мукденском сражении. В Преторию отставной подполковник прибыл в качестве военного корреспондента. Долго держать нейтралитет не смог и оказался в составе отряда, сформированного из бойцов разных национальностей. Командовал «иностранным легионом» французский полковник де Марейль-Вильбуа. После его гибели отряд возглавил Максимов. В одном из боев он получил двойное ранение – в голову и лопатку и контузию плеча. Но даже не подумал отправиться в госпиталь. Воевал дальше. Сестра милосердия Изъединова вспоминала, что уже в следующем бою Максимов верхом объехал вверенные его отряду позиции и в одиночку совершил рекогносцировку, на которую до него никто не решался. Один из лучших бурских генералов, Луис Бота, так охарактеризовал офицера: «Никого подобного этому русскому полковнику я не только не видел, но и не представлял». Сам Максимов стал бурским генералом в мае 1900 года. Что особенно важно, чин он получил не в результате чьего-то келейного приказа, а по решению собрания, в котором приняли участие несколько сотен буров и добровольцев. И пусть для нас это странно – выборы генерала. Зато нет сомнений, что Максимов этот чин заслужил. Уж такие они – генералы бурского войска. Странные.
