Свой день рождения (9 июля) я проведу во время восхождения на Монблан – высочайшую вершину Западных Альп. В экспедиции будут участвовать 12 моих друзей-предпринимателей, два журналиста, оператор и семь гидов. На вершине мы собираемся выпить по бокалу Шампанского из гигантской 3-литровой бутылки Кристалл (её на гору доставляет вертолет) и установить флаг моей компании – Social Discovery Ventures. Утром 10го, после возвращения, нас ждёт спа.
Несмотря на то, что некоторые участники восхождения входят в список российского Форбс, а некоторые только что провели IPO, подъем будет «по чесноку»: никто биотуалеты, кровати и рюкзаки за нас нести не будет. Несмотря на то, что технически это не очень сложный маршрут (подъем по леднику и проход по гребню занимает малую часть пути), потребуется хорошая физическая подготовка. Кто поднимется, тот поднимется. Все понимают, что восхождение сопряжено с опасностью. В прошлом году на Монблане погибло 15 человек, альпинисты из Чехии, Кореи и Украины. Маршрутом, которым мы пойдем (через Хижину Гутера), пользовался погибший 46-летний француз – сорвался с того самого гребня. Несмотря на все это, считаю, что риски минимальны. У нас хорошая подготовка, опытные гиды и лучшее оборудование. Погода обещает быть замечательной.
Почему я собираюсь идти на Монблан? Это что-то вроде воплощения детской мечты. Знаете, дети обычно хотят стать космонавтами, звездами, футболистами, полицейскими и ветеринарами. А меня с детства волновали горы, я хотел стать вулканологом. Дело в том, что, когда мне исполнилось пять, родители переехали из Москвы на Камчатку.
Отдельного жилья в Москве у нас не было, а на Камчатке обещали дать в пользование «двушку». Да и зарплаты на Севере для «интеллигентных специальностей» (отец врач, а мама учитель) были больше. Родители думали, отработав там несколько лет, скопить на кухонный гарнитур или даже импортную стенку. Их маниловским мечтаниям не удалось сбыться – возвращение с Камчатки оказалось непростым и очень дорогостоящим предприятием. А вот у меня сбылось даже то, о чем я и не думал - я попал в мир чудес.
Посёлок Крутогоровский, в котором мы оказались, был полностью оторван от цивилизованного мира. Два раза в год сюда приплывал большой корабль, привозил новых людей и экзотические товары: апельсины, мандарины и зеленые бананы. На краю поселка находился аэропорт: взлетная полоса и будка с названием поселка. Никто никогда в этот аэропорт не прилетал. Несколько 2-х этажных зданий, из которых состоял поселок, были зажаты между Охотским морем и тундрой. Море и тундра были в равной степени бескрайними, могучими и таинственными.
Прогулки по берегу всегда будоражили воображение. На пути встречались камчатские крабы, размах ног у них достигает почти 2х метров. Иногда я наблюдал бои самцов. На берег часто выбрасывало камбалу. Меня удивляла рыба, у которой оба глаза с одной стороны. Иногда море приносило айсберги и я карабкался на гигантские ледяные глыбы, воображая себя покорителем вершин. Еще одним морским чудом был остов кита – кит выбросился на берег еще до нашего приезда. Чайки и дворовые собаки, сделав свое дело, оставили огромный скелет на берегу, и я мог им любоваться.
У тундры были свои сокровища. Во-первых, морошка. В древности ее называли «болотный янтарь». Это ягода, которую собирали на кочках: желто-оранжевого цвета, похожа на малину, но не такая приторная. В моей системе ценностей она всегда выигрывала у своих соседей: брусники, черники и голубики. Во-вторых, кулики. Их с охоты приносил из тундры мой отец. Охотиться на большого зверя у него почему-то не получалось, а вот куликов он приносил. Видимо, дробью в них было попасть несложно (не судите, жизнь на Камчатке без охоты мало кто представляет).
Но самым большим чудом для меня была Авачинская сопка. Она одиноко и гордо возвышалась над тундрой и даже над облаками. Когда поднималось солнце, сопка светилась ярким ослепительным светом. Я знал, что – это вулкан, и он может извергаться. Мне даже иногда казалось, что я вижу поднимающийся над кратером дымок. Часами из окна я смотрел на эту фантастическую гору в ожиданиях: вдруг начнется извержение. Я представлял, что из горла вдруг полетят гигантские раскаленные обломки и потечет кипящая магма. К счастью, ничего подобного не происходило. (Извержение случилось в 1991г., когда мы уже уехали). Но вулкан, тем не менее, вызывал во мне глубокое уважение и даже какой-то мистический интерес.
Я много раз упрашивал отца совершить путешествие по тундре и дойти до Авачинской сопки. Он даже как-то согласился, хотя понимал всю тщетность предприятия. Сопка была километрах в ста от нас, и дойти по тундре до нее никак не было возможно. Помню, что, пройдя несколько часов я с удивлением обнаружил, что мы так и не приблизились к цели. «Пап, она что, отодвигается от нас? Мы же столько прошли». Мне тогда он объяснил, что горы могут только казаться близкими, а на самом деле они далеко. Тогда нам не удалось до нее дойти, и, конечно, нельзя было представить, чтобы мы на нее взобрались. Но теперь я вырос, и, наверное, прошел почти половину жизненного пути. Теперь я могу дотянуться до гор, хотя бы до некоторых. С этими мыслями я проверяю сегодня оборудование. Начинается первый день восхождения.
P.S. На фотографии Авачинская сопка, а не Монблан))