Нам было категорически запрещено бросать танк, если он был подбит, и смершевцы, которые были прикреплены к каждому батальону, внимательно следили за этим. Экипаж подбитой машины был обязан занимать круговую оборону и защищать своего железного бойца. Однако, пару раз у нас нашлись особо сообразительные, которые тайком ослабили гусеницы своих бронемашин перед боем. И тогда во время боя в момент резкого рывка с места гусеница слетела с катков. Но особист заметил это и доложил в компетентные органы. В результате явные трусы отправились в штрафной батальон искупать свою вину перед родиной. Вообще, любой командир танка был обязан следить за техническим состоянием своей техники, считая все остальные дела второстепенными. После того, как в армии произошло несколько случаев с ослабленными гусеницами, командиров рот отдельным приказом обязали проверять перед боем натяжение гусениц на всех вверенных им танках.
Случалось на войне, что и по своим открывали огонь, конечно, не специально. Потому что ситуация на фронте менялась очень быстро, и иногда из-за плохой координации между соседними частями могли и по своим влепить. Когда наша бригада вышла восточнее Можино, западнее нас шел сильный бой, и нам было приказано встать в лесу, чтобы готовиться к сражению. Речка и окружающая территория, за которую шла битва, через несколько часов оказались в руках немцев, и соседняя танковая бригада, которая была в основном укомплектована британскими танками «Матильда», ринулась исправлять положение. В этих условиях стрелковая дивизия Вермахта, не располагавшая тяжелой техникой, была вынуждена снова оставить свой новый плацдарм у реки.
«Матильды», выполнившие поставленную перед ними задачу, с видом победителей начали возвращаться назад. А командир артиллерийской батареи, которая только что окопалась на опушке леса на случай прорыва фрицев, ничего не слышал о том, что в операции принимают участие танки иностранного производства. Естественно, его ребята, едва завидев «Матильды», открыли шквальный огонь прямой наводкой и сожгли несколько танков. Потом, когда начали вытаскивать танкистов из бронемашин, помню, одного достали, а у него вся грудь была в орденах. В общем, были и тягостные моменты на войне. Уж не знаю, кого и как тогда наказали, но помню, что рядовые солдаты из артиллерийских расчетов схватились за голову, когда увидели, что они натворили.
Нечто похожее случилось, когда Корсунь-Шевченковская группировка фрицев оказалась в надёжном котле, организованном Первым и Вторым Украинскими фронтами. Тогда наш танковый корпус на «Матильдах» подошел с севера, чтобы соединиться с пятой армией, однако ребята в "тридцатьчетверках" были не в курсе о наших английских бронемашинах. Увидев не знакомые им танки, они сразу вступили в бой, и пока их собственное командование успело их остановить, успели сжечь танк нашего комбата. У меня были с ним дружеские отношения, потому что это был порядочный и справедливый человек. Однако у каждого своя судьба. Потом тыловым особистам пришлось долго разбираться, как такое смогли допустить. Ведь и радиостанции были у всех, да и исход войны был уже понятен. Ведь это был не 41-й год, когда царила полная неразбериха, на которую многое можно было списать.
Федор Лозиков, танкист «Матильды». "Когда начинают бить по своим".