Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10, Часть 11, Часть 12 повести "Чудо Ратушной площади" в нашем журнале.
Автор: Елена Савельева
13
Скрипка и немножко чуда
Suur-Kloostri, 7. Стою возле маленького домика фисташкового цвета, с которого сегодня начну отсчет в Старом Городе. Углом вписавшись в городское пространство, дом разбивает улочку на две части, которые словно поссорившиеся друзья, разбежались в разные стороны. Верчу головой и решительно направляюсь в правую сторону. Хорошо, что тетя Света уже без тревоги отпускает меня, убедившись, что за три недели я разобралась с дорогой и не потеряюсь. Каждый день я нахожу в Старом Таллине какие-то чудесные местечки, кружу вокруг изогнутых кварталов и никак не могу насладиться этими улочками – реставрированными, ухоженными, но все равно очень древними. Когда я думаю, что дому, стены которого я так спокойно касаюсь рукой, пятьсот-шестьсот лет, дух захватывает!
Оборачиваюсь на оставшуюся за спиной крепостную стену, пропустившую меня сквозь свою толщу – метра полтора точно! - так равнодушно и спокойно, что стало даже чуть-чуть страшно. На уровне примерно второго этажа – почерневший сквозной деревянный балкон с крохотными окнами-бойницами на внешнюю сторону. Неужели по нему когда-то суетливо бегали лучники, отстреливаясь от врагов?.. Замираю от прикосновения к истории и… Мама с двумя детишкам – старший шагает рядом, младший сосет леденец, сидя в коляске, - буднично проходят мимо. Смеюсь над своими мыслями – фантазерка! Ступаю на мостовую с выпуклыми рельефами булыжника, тонкими подошвами босоножек ощущаю каждую округлость… Нет, сегодня хочу в Вышгород!
В небе кружат тяжелые, толстобокие чайки, их резкие окрики зависают в нагревшемся к полудню городском воздухе. Бегу к лестнице, зигзагом поднимающейся по стене в Тоомпеа. Toompea по-эстонски означает Вышгород. По-русски понятнее, а по-эстонски – красиво. Поэтому я про себя говорю: Тоомпеа, максимально растягивая длинное «о». Лестница выводит на одну из верхних площадок: небольшой каменный пятачок на краю обрыва, огороженный высоким, чуть выше пояса, бортиком.
Сегодня солнце, и туристов на площадке так много, что трудно пройти к краю, чтобы посмотреть на парк, расположенный у подножья Тоомпеа, и Балтийский вокзал. Поворачиваюсь и узкими переулочками ухожу на вторую площадку, уже ставшую моей любимой. Мне нравится садиться на бортик – широкий, массивный – и смотреть на распахнувшуюся передо мной карту Старого Города; все оттенки красного – от матово-кирпичного до винно-бордового – соединяются в треугольных и разноугольных крышах домов и башен. Крыши разрезаются белыми, желтыми, розовыми стенами домов, превращая картинку в волшебную мозаику, на которую можно смотреть часами. Стайки туристов ручейками перетекают от одной стороны площадки к другой; смех, разговоры на десятках языков, щелканье камер телефонов и фотоаппаратов смешиваются в своеобразный мотив.
- Те-е-еньк! – раздается из уголка площадки голос скрипки. Высокий парень, чуть постарше меня, достал из футляра инструмент и настраивает: будет играть. Здесь каждый день много уличных музыкантов: скрипачи, гитаристы ставят перед собой футляр, куда прохожие кидают монетки, и развлекают гостей города. Скрипач, похоже, решил воссоздать атмосферу прошедших столетий: средневеково-протяжный мотив долетел до края площадки и растаял в парке. Такая неуловимо-тягучая, завораживающая мелодия… Жалко, я сегодня в джинсах! Надо было надеть длинное синее платье: сейчас чувствовала бы себя почти как дама тех времен. Сижу на бортике, откинувшись спиной на стену дома, и любуюсь флюгером-петухом, лениво поворачивающим бока над крышей треугольной башни.
Туристы сменяют друг друга: кудрявые брюнетки, длинноволосые блондики, китайцы, корейцы, русские… А музыка все звучит, и люди улыбаются друг другу и скрипачу.
И мне так захотелось поблагодарить музыканта за настроение, что я полезла в кошелек. Как назло, среди пяти-двадцатицентной мелочи не блестело ни одного евро. Я достала пять евро: маленькая красноватая бумажка в переводе на рубли отзывалась весьма приличной суммой – триста пятьдесят рублей! Но так глупо было вдруг передумать, достать пустую руку и пройти мимо… Кидаю пять евро в футляр – среди белого и золотистого блеска монет там уже розовеют точно такие же бумажки – значит, я не одна такая! – и ухожу в толстобокую арку, пропитанную прохладной тенью.
Дорога ныряет в проулок вслед за мной и тут же разрезается острым углом очередного домишки. Кривоватая брусчатая мостовая дает легкий крен. И я, почти не отдавая себе отчета, сворачиваю налево и тут же оказываюсь лицом к лицу с рыцарями. Они стоят, воинственно опустив забрала, подняв мечи; позади пеших воинов скачут другие, вздыбив коней, вскинув копья. И никак не могут выпрыгнуть из окна сувенирной лавки, отсекающей рыцарей оконным стеклом от мира. Когда-то эти рыцари были большими, разгуливали по городу, звенели металлической отвагой кованых панцирей и шлемов. А к двадцать первому веку стали совсем не нужны, съежились и превратились в маленькие сувениры. Но, защелкнув латы, как мужественные воины, молча приняли жребий, кинутый им судьбой, и смирились, наблюдая за городом через окно. «Двадцать девять евро», - гласил ценник, предлагавший увезти домой грустного воина небольшого роста, стоявшего первым.
Я так замечталась, что в испуге отпрянула, увидев, как один из рыцарей вдруг полетел по воздуху. И не сразу поняла, что маленькую фигурку держит на ладони тот самый скрипач, что играл на площадке Вышгорода.
- Возьми, это тебе, - непривычно растягивает он звуки.
Краснею, стесняюсь, а парень стоит и протягивает мне человечка.
- Где твоя скрипка? - прячу за вопросом смущение.
- Вот же она, всегда со мной, - ведет он плечом.
И действительно, через плечо перекинут ремень футляра.
Всадник решительно смотрит на меня сквозь забрало и не желает сдаваться. Беру его фигурку, чуть теплую от солнца и руки скрипача, бормочу «спасибо».
- Как твое имя?
Кто бы мне сказал, что с такого простого вопроса начнется, наверное, самый романтический день в моей жизни! Мы бродили по улицам, и пряничные домики выглядели так вкусно, что хотелось отломить кусочек и съесть. Заходили во дворики, находили самые тихие и пахнущие стариной места, где так хорошо отдохнуть несколько минут. Рассматривали башни и церкви, считали крюки, торчащие из стен домов, ели ароматные орешки, жаренные по старинным рецептам.
Алари – вот какое чудесное имя у моего музыканта. А-ла-ри… Как будто птица поет где-то над кронами вековых эстонских дубов… По-русски говорит очень чисто и, если бы не акцент, трудно было бы догадаться, что он эстонец.
- Мама русская, - объясняет Алари. – Но сейчас я живу с отцом, маму вижу редко.
- Вы поссорились?.. – боюсь обидеть бестактным вопросом.
- Нет, что ты, - смеется эстонец. – Надо работать. Здесь Таллин, здесь больше работы. А мама в Палдиски живет, это маленький город подальше.
Алари смотрит куда-то вдаль и спрашивает:
- Ты уже загадала желание с нулевого километра?
- Откуда? – такого я еще не слышала.
- Как же! Разве ты не знаешь, - забавно тянет он гласные и согласные звуки. – Ратушная площадь, там есть круглый камень... Загадать надо обязательно.
- Да ладно! – не верю я. – Это же обычная легенда, наверняка тысячи людей загадывают, и ни у кого не сбывается.
- Потому что надо знать тайна, - делает Алари «страшные» глаза. – Я расскажу тебе, русская девочка.
Нет, он определенно надо мной смеется. Но мне, и правда, так хочется загадать желание! Бежим к Ратушной площади, и Алари дает мне возможность поискать круглый камень самой. Площадь очень большая, я стараюсь высмотреть среди обычных булыжных кирпичиков круг, но нахожу только канализационный люк, по периметру которого по-русски написано название изготовившего завода. Разочарованно верчу головой: может быть, Алари все-таки шутит?
- Пойдем, - уводит меня эстонец в другую сторону и останавливается в совершенно неприметном, на первый взгляд месте.
Опускаю глаза: серый гранитный круг, символичное изображение сторон света украшено розой ветров. Встаю в середину, стараясь ощутить себя в центре Старого Города.
- Смотри, - показывает Алари рукой в разные стороны. – Вот шпиль Ратуши, а там – шпиль Пъхавайму, это церковь. Это Домский собор – видишь шпиль? А там и там – кончики шпилей Нигулисте и Олевисте.
Поворачиваюсь вслед за указаниями Алари, нахожу все пять шпилей, виднеющихся иногда совсем немного из-за других крыш.
- Теперь повернись еще два раза, - командует эстонец. – И остановиться надо, когда снова смотришь на шпиль Ратуши.
Поворачиваюсь вокруг себя и думаю, что, наверное, со стороны все это выглядит очень смешно. Но ведь на то и туристы, чтобы верить в сказки и приметы! Замираю, когда к концу третьего круга перед моими глазами начинает сверкать ратушный шпиль. В голове спутываются мысли и желания… Чего же я все-таки больше всего хочу? Вспоминается, как мы гуляли с Рябининым и Муркой. Саша так давно не пишет, и даже в сети не был уже несколько недель. Наверное, сдал все свои тесты и экзамены, поступил в эту супер-научную Новосибирскую школу и давно про меня забыл. А я так хочу, чтобы мы снова все вместе втроем пошли в сквер!.. Получается, хочу невозможного…
Алари, видимо, заметил мою грусть, потому что начинает меня тормошить, смешить и тащит за руку в «самую старую аптеку Эстонии и всей Европы». Иду по залу: резные деревянные шкафы, непривычные стеклянные бутылочки какой-то допотопной формы, с привязанными на веревочку этикетками, современная касса и девушка за ней, в белом привычном халате – все смешалось в этом здании! Проходим в другой зал – аптечный музей. В банках какие-то почерневшие корешки, мертвые ежики и обсыпанные чем-то белым дохлые высохшие жабы – фу! Вылетаю на улицу стремглав, не могу отдышаться!
- Испугалась? – догоняет меня Алари. – Прости, пожалуйста, я не думал, что ты так…
Виновато разводит руками, такими же длинными, как и весь он сам. Не удерживаюсь и смеюсь – надо же, как я драпала от мертвой жабы! Но, правда, противно. И жалко их…
В качестве извинения Алари зовет меня в кафе есть мороженое. Уплетаю аж две порции – вкусно! Болтаем о жизни и о том, как все одинаково в школах: уроки, контрольные, экзамены. Алари перешел в последний класс – двенадцатый, и ему уже восемнадцать. Как хорошо, что у нас додумались только до одиннадцати! Учиться еще год я бы не хотела.
Солнце уже совсем зашло за дома, и чувствую усталость, налившую ноги и руки не только загаром, но и мягкой тяжестью. Прощаюсь с Алари и еду домой к тете Свете. Автобус скользит меж широких и широких дорог, и я начинаю дремать и с трудом успеваю выйти на нужной остановке.
Продолжение следует...
Нравится повесть? Поблагодарите журнал и Елену Савельеву подарком, указав в комментарии к нему назначение "Для Елены Савельевой".