Вчера я была в ЗАГСе и поставила в паспорт штамп о разводе. Официально нас развели уже несколько месяцев назад, но очень долго и сложно было ехать за бумажками. Мне дали свидетельство, оно похоже на свидетельство о смерти по цвету. О рождении, о браке - такие весёленькие, розовенькие, а это – серо-зелёное, как мертвец.
Бывший муж сидел с детьми, пока я его получала. Полгода я старалась не пускать его в квартиру, даже просила помощи у участкового. Но он тут прописан и имеет долю. И всё равно иногда приходил. Я решила, пусть хоть так, у меня будет возможность съездить куда-то по делам одной. Уже нет такой сильной злости на него, как раньше. Уже легче.
Но когда он в квартире, я сама не своя. Мне нигде нет места. Я снова становлюсь лишней и мне стоит больших усилий «держать лицо». Не говорить лишнего. Не язвить. Быть серым камнем и при этом держать границы, охранять свою свободу и независимость.
Чтобы выйти из СОзависимых отношений – надо рвать все контакты. Это прям пункт номер один. Я уже проваливаю план. Он заходит в квартиру без стука. Я еле договорилась с ним, что о своём приходе он будет предупреждать заранее…
Мне нужно больше работать. Больше думать и писать. Фотопосты про путешествия слишком трогают за душу, но там нет всей правды. Это ловкость рук держащих камеру, волшебство новизны и открытий.
На этот раз я выстою, я не сдамся и не куплюсь. Как уже бывало…
Почему-то на протяжении всей нашей семейной жизни мне очень часто и чётко вспоминался случай, как мы встретились с мужем в метро, чтобы идти на тренировку. Он - после работы, я - из дома, с Амелией в слинге, с рюкзаком снаряги для скалодрома, с переодевашками для мужа, ребенка и себя. Он забирает у меня тяжелый рюкзак, я со слингом через плечо. От метро до скалодрома идти пешком было минут 10-15. Прекрасная зима, пушистый крупный снег, фонари. Мы идём не вместе, я всё время отстаю. «Давай, говорю, не будем торопиться, тренировка, конечно, круто. Но так хорошо вот идти, и снег этот, и вообще, поговорить…» И тяжело мне, вообще-то! – этого я не сказала. Слабой быть нельзя. Некрасиво, неправильно. Рюкзак забрал – что ещё-то?
На что он ответил: «А вот у меня есть цель, и я к ней иду. Мне не важно, что на пути, важна только цель. Быстрее дойдём – побольше полазаем».
Я спорила, что-то доказывала, что вот так бежишь к цели, мимо самой жизни, а нужна ли тебе прям так эта цель? «Да, говорит, нужна. А по улице я и так каждый день хожу. И обратно ещё идти будем, тогда торопиться уже не надо будет, вот и поговорим».
На пути к Его цели мои детские фантазии неуместны. Такая игра – восхищённая дурочка и чёткий пацан.
Но я должна спасти его! Кай! Я растоплю своей жаркой любовью твоё ледяное сердце!!!
Сейчас приходит трезвость мысли. Она очень больная, эта трезвость. И эта простая мысль: всё это время я была всего лишь вещью. Набором функций.
Вещь должна быть натуральной. Не должна ломаться, иметь плохого настроения, не хотеть того, что хочет Он. Хотеть того, что ОН считает неправильным или неудобным. Всегда была приставка «в семье» «для семьи»… Но, мы-то знаем, для кого.
Рациональная, адекватная, спокойная, заводная, когда это в тему (Его тему), выносливая, заботливая, читающая мысли Хозяина, чистоплотная, бесконечно всех кормящая. Это просто по умолчанию.
Нарушение каралось по-разному, в зависимости от Его настроения. Закат глаз, поджатые губы, игнор разной длинны и интенсивности – от нескольких часов до нескольких недель. Прилюдное порицание. Всё ухудшалось со временем. Промежутки между ссорами становились меньше. Раз в два года - нависал надо мной, орал… Потом начал толкать. Потом хватать за руки. Потом, лет через 5-6, швырять. Выгонял босую, в пижамке за дверь в многоквартирном доме. Ещё через полгода в другом доме – тоже. Я ломилась в дверь, стучала и выла на весь подъезд. Стали собираться люди, впустил обратно.
Как-то, накануне нашего с сыном дня рождения, начал скандал из-за пережаренного лука и немытой вовремя посуды – в разгаре схватил за шею и поднял по стене. Дети всё это видели. Они плакали и орали от страха. Старшая кричала, что вызовет сейчас полицию, ей было 8. На следующее утро молча собрал свои вещи и уехал неизвестно, куда. Я осталась с тремя детьми и твёрдым намерением на развод.
Сыну исполнилось в этот день два года. Мне – 31. Это должно было стать концом. И началом. Но кишка ещё была тонка. Мы прожили после того ещё два года. Больше, правда, физического насилия не было.
Через пару месяцев я нашла новый дом в прекрасном месте. Он как-то появился и помог переехать. Ладно. Сам жил в другом городе. Работал. Стал приезжать по выходным помогать. Платил за дом, рубил дрова, привозил продукты, топил печь, чинил сломанное, тусил с детьми. Не извинился. Подарил халат.
Окей.
Незаметно снова появились общие планы. Общие дела. Я стала ждать его приезда, он был супергероем, добрым, сильным, смелым и умным. Я не тянула одна деревенский дом. Или мне так казалось. Он оставался на ночь и у нас был очередной медовый месяц май…
А уже в июне я гуляла по лесу и рассматривала суки на деревьях. Спокойно так думала, куда удобнее можно привязать верёвку. Он не поднимал на меня руку снова, я не помню, что именно он делал и как. Просто, что-то говорил. Я что-то отвечала.
Мы пытались понять, как жить дальше, с милого домика надо было съезжать. Речь снова не шла об отношениях, речь шла о выживании. И его план мне не нравился. Я отказывалась, он давил. Сил не было. Воли не было. Выхода не было. Точнее был один - болтаться на суку. Так мне казалось. Социальная сторона жизни была настолько не прокачана, что идти было некуда и не на что без него. Всё было под его контролем.
Можно было, наверное, взять котомки и уйти пешком куда глаза глядят без денег с детьми. Или бросить детей и уйти с котомкой… Я не знаю. Я всё ещё не знаю, что это было.
Но сейчас это очень важно помнить. Как затягивает обратно. Как прощаешь то, что нельзя прощать никогда.
Гипноз? НЛП? Дырка у меня в голове на том месте, где должен быть инстинкт самосохранения? Мне хочется верить, что сейчас я сильнее. Отрастила границы. Увидела, наконец, что-то такое, что уже не развидишь обратно. И не заклеишь красивыми фотками.