Давно это было. Дай бог памяти, в 2005 году. Отправился я в Новую Зеландию.
Так случилось, что довольно долгое время вся моя семья – папа, мама и сестра со своей семьёй – жили там. Повод для моей поездки в НЗ был не очень радостный – моя мать заболела. Я получил визу, бросил молодую жену и маленького сына и отправился на другую сторону нашего шарика.
Я жутко боюсь летать. Первый перелёт до Сеула должен был занять часов девять. Последний раз я летал в возрасте 9-ти лет отроду. Поэтому, не понадеявшись на могучий талант В.Аксёнова, помимо его «Московской саги», я взял в самолёт бутылку виски. Сосед-кореец сделал было попытку завязать со мной разговор. Но английский мой – на уровне натянутой школьной тройки. Одним словом, разговор не склеился. Я пригубил виски, и самолёт унёс меня в небо.
В аэропорту Сеула мне предстояло прокантоваться около семи часов. Я постоянно ходил в курилку, спал на лавочке, подложив под голову сумку, и впитывал в себя мудрость Аксёнова.
Перелёт Сеул – Окленд занимает порядка двенадцати (прописью) часов. Место моё было у иллюминатора, и сгонять соседку, чтобы встать размять ноги, я стеснялся. Аксёнову пришлось двенадцать (прописью) часов развлекать меня. Когда я поднялся с кресла в аэропорту Окленда, пятая точка моя стала абсолютно плоской. Походкой робота Вертера я подошел к паспортному контролю. Здоровый новозеландский таможенник заинтересовался бородатым молодым человеком из России. На его вопрос «цель вашего визита в Новую Зеландию», я робко лепетал, что май мазе из ил. Сколько он не бился со мной, ни на что большее моего английского не хватало. Я нашел предел маорийского терпения – он махнул рукой и отпустил меня на все четыре стороны.
Конечно, сейчас я не помню всего в хронологическом порядке.
Я помню ощущения. Родители, подобно большинству новозеландцев, жили очень размеренно. Раз в несколько дней отец покупал трёхлитровый пакет сухого вина и неспеша его потягивал, сидя в шезлонге.
Мне очень понравился Окленд. В нём, конечно, есть Сити, есть красивая океанская набережная, где современные здания соседствуют со старой архитектурой, но в целом, он очень похож на города из голливудских фильмов – распластанный, одно-двухэтажный, огромный по площади. Ни водители, ни пешеходы никуда не торопятся. Все милы и приветливы. Один раз я поймал на себе недружелюбные взгляды, когда, как дикий москвич, закурил в кафе. Вот у нас только сейчас дошли до запрета на курение, а у них – насквозь прогнивших – в далёком 2005.
Первым делом отец повёз меня на вулкан Рангитото. Как рассказывает нам Википедия: «Рангитото представляет собой вулканический остров, расположенный в заливе Хаураки, недалеко от новозеландского города Окленд». Там меня совершенно поразила поверхность острова. Такое ощущение, что трактор с плугом прошёл и вспахал всю землю. Только это не земля, а камень.
В какой-то из дней, мать, влюблённая в океан, сказала нам с отцом чтобы мы выкатывались из дома и отправлялись то ли на Тасманово море, то ли на Тихий океан. Мы повиновались. Красивейшие серпантины. Мы приезжаем на океан, садимся на пляже, достаем сигареты, закуриваем. Океан плещется у наших ног. Сигареты докурены, отец говорит: «Поехали?» Конечно, отвечаю я. Океан, почему-то, не производил тогда на меня впечатления. В те далёкие годы я был поглощен исключительно русскими берёзками и окушками в речке. Возможно, сказывалось то, что я боюсь темноты, глубины, высоты, кренов, всего необъятного и бескрайнего.
Затем мы ездили в пещеру Светлячков, где тебя везут на лодке по подземной реке, а свод пещеры, подобно млечному пути, сверкает свисающими сверху личинками каких-то комариков. Свозили в новозеландскую Долину Гейзеров. Места, конечно, потрясающие. Бытует мнение, что Новая Зеландия – страна для детей и пенсионеров. Так знаете, мне часто хочется либо вернуться в беззаботное детство, либо уйти уже, наконец, на пенсию.
Вообще, НЗ – страна, где ребятам удалось построить коммунизм. На тот момент, приехавшим из России моим родителям, были обеспечены пособия, бесплатная медицина и жильё. Они, конечно, пошли работать, но их никто не принуждал к этому. Да, сестра приложила некоторые усилия, и российский опыт умениявертеться помог. Но факт остаётся фактом – страна, для которой люди не ударили пальцем о палец, приняла их с распростёртыми объятьями.
Ещё меня удивило то, что люди там садились за руль после выпитого спиртного. Русские, как водится, этим особо злоупотребляли. Ходила байка, что наш соотечественник, упившись в хлам, заснул за рулём посреди дороги. Его, конечно, взяли. Суд. Светит лишение прав и большой штраф. И что вы думаете? Адвокат, упирая на то, что у подсудимого количество алкоголя в крови в несколько раз превышает смертельную дозу, добивается оправдания. Потому как подсудимый должен быть мёртв. А покойников – не судят.
Я должен был две недели провести с родителями. Но мама, слава богу, выздоровела, а я уже начал скучать по своей жене, сыну и работе.
Как родители меня ни отговаривали, я собрался лететь домой дней на пять раньше срока. Билет поменяли прямо у стойки ресепшна в аэропорту Окленда. Прощание. Я, как обычно, зашел в дьюти-фри.
При перелёте из Окленда в Сеул мне на помощь пришел, ставший уже родным, Аксёнов. Поэтому ничего смешного со мной не произошло.
А вот в Сеуле я сел в самолёт отечественной авиакомпании. Здесь в глаза бросалась некоторая хабалистость стюардесс, развязность пассажиров и общая обшарпанность салона. Это была частичка Родины. Я откупорил бутылку виски. Боковым зрением я увидел, въезжающий в поле моего зрения, пластиковый стаканчик. Я удивленно поднял глаза – рядом со мной сидит кореец и протягивает мне пустой стакан. Я наливаю ему полный. Мы проговорили с ним весь перелёт до Москвы. Мне не понадобился английский. Мой сосед оказался бурятом.
Москва встретила меня серым небом и моросящим дождём. Я вышел из Шереметьево, раскинул руки, поднял лицо вверх и ловил ртом падающие капли дождя. Жена встречала меня. Я был дома.