Посмотрев постановку про тыловых крыс, захожих придурков, и амбициозных алкашей во время Великой Отечественной Войны, понимаю, что героини и геройчики так и живут по наши дни в нас.
Классика. Кто грызётся, тот выгрызает лакомое. Кто изворачивается—тот живёт лучше всех прочих. Кто на птичьих правах оставил себя, встав по жизни на крыло, повсюду должен ретироваться уже…
Постановка вне времени и формата. Спектакль-эпитафия о всех нас, детей, внуков войны—судьба нас не миловала, несмотря на её окончание. Участь скукоженности длится ж почти скоро век в нас.
Нет никаких причин не играть эти роли и нашим детям, нашим внукам—кажется борьба за пайку, роль главного тосто-метра уже просто переходит из поколения в поколение—выбирая себе жертв.
Показательное рабство эгрегорам—они не ушли—они раздали роли и кормятся нашей энергией: войны вроде бы на нашей территории нет—но она ведётся внутри нас с новой силой и оборотами.
Вороватая хлебораздатчица, жуликоватый администратор, великий тапёр, спившаяся питерская интеллигентка, хирург-арбитр, да ещё жертвы-инвалиды войны—вот они все среди нас и в нас…
Это шоу с виной и правотой идёт, правами и невольными пасованиями перед апломбом крыс – оно всё как на ладони длится днями, годами, веками, не спуская марионеток, не ослабляя нитей.
Выйти из ролей невозможно — общаясь с этими самыми навязывающими свою правоту людьми. Либо поменяться с ними ролями—уж их прессовать и лишать места под солнцем правоты и любви
Переняв апломб, сами методы, научившись заранее готовить нужные спичи со своим приговором. Мещанство оно со времён Гоголя, Чехова не извелось—оно окопалось по-новому и требует жертв.
Остаётся только, увидев такую постановку больше присматриваться к себе, чем к другим людям и искать раба-уклониста, шулера или сутенёра в себе. Но играть роль нахлебника никто не запретит.