Найти в Дзене
ПОКЕТ-БУК: ПРОЗА В КАРМАНЕ

Чудо Ратушной площади-10

Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9 повести "Чудо Ратушной площади" в нашем журнале.

Автор: Елена Савельева

10

Шипы и розы

Я не знаю, как сказать о том, что я завалила отборочный тур. Прошло уже три дня, а мама до сих пор думает, что я скоро еду. Уже и все ее подружки, и на работе – все рады, что я такая талантливая молодец и собираюсь в Испанию на «Международный Фестиваль танцевальных коллективов». Где, конечно, все будут в восторге, что в России живут такие красивые и пластичные девочки. Только я не еду – одна единственная проблема. И мама, которая полгода копила на дорогу и проживание любимой дочке, должна об этом узнать. Но как?..

С тех пор, как забрали Мурку, я стала сама не своя. По ночам просыпаюсь, а в комнате никто не сопит, не похрапывает и не подвывает. И от этого так одиноко, что я не могу уснуть. Ворочаюсь подолгу, а утром не могу проснуться и весь день хожу вялая. И в сквере палочку покидать не с кем. И собачников обхожу стороной, чтобы не расспрашивали, где собака. Думала, отвлекусь танцами…

Накануне отборочного тура было четырехчасовое занятие. Всех гоняли до пелены в глазах и никого не жалели. Танька так и танцует в первой линии и вся из себя «звездит». А что вы хотели: если ей специально по случаю подготовки к Фестивалю родители наняли хореографа-репетитора. У Таниных папы с мамой своя ювелирная компания, поэтому доченька у них с пеленок драгоценный бриллиант, которому требуется самая лучшая на свете оправа. Денег для дочки господа ювелиры не жалеют, и к отборочному Танька начала плясать так, как не могла до этого все пять лет занятий в студии.

Мне из второй линии, чуть наискосок от Татьяны, хорошо видно, что она иногда по-прежнему не дотягивает ногу и не доводит движения, но в целом она действительно стала сильно танцевать. А я работаю спокойно, как всегда: танец знаю наизусть, от первого аккорда мелодии до последнего, поэтому, главное, чисто все сделать. Наша старшая преподавательница (а их у нас трое!) Маргарита Георгиевна – самая строгая и жесткая – три раза крикнула мне: «Молодец!». И это значит только одно: я хорошо танцую. Прогон идет за прогоном, повторяем частями, целиком, вытираем пот со лба, спины, пока идем до кулис, и начинаем заново.

Уже потом, когда нас отпустили и все сидели мятой стайкой в раздевалке, Майка Зорина, наша прима, сказала мне:

- Ты, Олька, смотри. Там во втором составе есть одна упертая, у нее даже мама приходила рыдать и упрашивать, чтобы дочку взяли. И она как раз стоит во второй линии.

Я пожала плечами: с нашими преподами хоть премьер-министра приведи, за честь родного коллектива они и ему навстречу не пойдут. Но внутри царапнуло: а почему она мне говорит? Кроме меня в нашей линии еще четверо. И уровень у нас всех примерно одинаковый. Может, остальным она тоже говорила, но я не слышала? Это была суббота, усталость после такой непростой для меня недели да еще после четырех часов занятий зашкаливала чрезмерно, и я не особо придала значение.

Отборочный тур начался в воскресенье в двенадцать дня. В одиннадцать мы уже были в репетиционном зале, разогревались, повторяли. Маргарите Георгиевна, подтянутая еще больше, чем всегда, расхаживала между нами и отдавала короткие указания: «Тянись!», «Соберись!», «Четче!». Все были сосредоточенными, с хмурыми лицами: сценические улыбки будут надеты потом, за кулисами, перед самым выходом.

Без десяти двенадцать пошли в зрительный зал: первый, второй и третий состав сидели группами, даже те, кто не общался друг с другом, держался чуть ближе к своим, хотя мы знали, что в результате отбора будет сформирована труппа из всех трех составов. И вот тогда мне почему-то вспомнились Майкины слова. Я рассматривала девчонок из второго состава, пытаясь понять, кто же из них хочет бесчестно влезть в основную группу. Если бы была генеральная репетиция, я бы узнала по костюмам, а так… В купальниках и леггинсах все одинаковы.

Наконец, когда члены жюри уселись в первый ряд, нас вызвали на сцену. Я стояла за кулисами, концентрировалась, и даже не сразу поняла, что меня что-то беспокоит. Не в смысле волнения – это само собой. А то, что в туфле что-то колет, когда начинаешь идти. Но запись уже включили, а те, кто танцует, люди терпеливые, и я настроилась на шесть минут танца с колючкой под пальцами. Но с первыми же движениями, с первым же прыжком стало понятно, что всё не так просто: в ногу вонзилась противная игла – маленькая, противная. И все, после этого я приземлялась как толстая корова, обжравшаяся на сеновале. Я видела, как Маргарита Георгиевна обхватила себя за плечи – у нее это означает предел эмоционального напряжения. Но поделать я ничего не могла. Как ни внушала я своему мозгу, что это просто боль, отключить реакцию тела у меня не получалось. Каждый прыжок я заваливала, а с середины танца не могла нормально даже натянуть стопу. Девчонки в линии косились на меня с удивлением и непониманием, старались при сближении обходить меня чуть дальше, опасаясь, видимо, что я потеряю равновесие. Музыка бушевала, Маргарита Георгиевна бледнела, а я с каждым шагом все больше хромала.

Когда музыка стихла, я доковыляла до раздевалки: ждать мне больше было нечего, жюри не будет разбирать, что у меня там с туфлями, и заново на сцену не выпустит. Разулась, засунула руку в носок: так и есть: крохотный шип розы. Пропитавшийся кровью, налившийся алой краской стыда, он тем не менее упрямо держал свой клюв острым. Я сжала шип в кулаке и так и сидела – в одной туфле, откинув в сторону вторую. И вышла только тогда, когда девчонки привалили в раздевалки.

- Ты что сегодня, с пирса прыгала? – трясли они меня. – Что с тобой случилось? Ты же никогда не была такой неповоротливой!

- Оль, а ты чего так сидишь? – Таня посмотрела на мои ноги. – А кровь на пальцах откуда? Мозоль?

- Шип, - прошептала я.

- Что?!

-В туфле был шип, - разжала я руку. – Надевала когда, не заметила. Потом уже поздно было.

Девчонки окружили меня и разглядывали коварное остроконечье на моей ладони.

- Тут букеты были, когда мы только пришли, - неуверенно сказала Майка, - несколько больших розовых букетов. Их потом унесли в зал – для жюри и педагогов.

- Ты думаешь, он сам отломился и упал?! – Таня недоверчиво покачала головой. – Это очень странно, вот прямо такое вдруг совпадение… Неужели его кто-то специально подложил?.. Это же подло!

Все зашумели возмущенные случившимся.

- Надо пойти к Маргарите, - твердо сказала Танька. – Это неправильно.

- Думаешь, жюри пересмотрит результаты? – усмехнулась я.

- Не знаю, что будет делать жюри, но сказать мы обязаны, - отрезала Татьяна и решительно вышла из раздевалки.

Через несколько минут она вернулась с Маргаритой Георгиевной и педагогом старшей группы. Обе были настолько поражены, что не стали устраивать долгие расспросы, а забрали у меня шип и ушли в зрительный зал, хотя жюри уже должно было разойтись. Не было педагогов достаточно долго. Мы все уже переоделись, девчонки утянули меня смотреть результаты.

Списки включенных в поездку, торопливо написанные вручную крупным почерком, висели в холле. Меня, конечно, там не было. Девчонки из солидарности покосились на меня, но – как удержать радость, когда ты видишь свою фамилию в числе тех, кто едет выступать в Испанию? Пискам, визгам и обниманиям не было конца.

Я, прихрамывая, отошла в сторону и стала ждать Маргариту. Она вернулась, и по ее сердитому лицу сразу стало понятно, что уговорить жюри ей не удалось.

- Оля, к сожалению, ничего не поделать. Списки уже составлены, сама видишь, основной и второй составы утверждены. На следующий год будет формироваться новая группа. Если, конечно, мы хорошо выступим в Испании. И тогда ты сможешь проявить себя. Вот такой вот окончательный вердикт… Как же ты не проверила туфли перед тем, как надеть?! Ох, Оля, такой уж тебе достался непростой урок от жизни…

Маргарита, похоже, тоже очень огорченная ушла. А я осталась стоять – а что еще делать? Не рыдать же, как маленькая, на все здание. Надо успокоиться и потом уже идти домой. Не знаю, упал ли этот шип сам (да так удачно, что незаметно закатился в самый носок!) или мне бессовестно подкинули его чьи-то руки, но я осталась за бортом нашего лайнера, отправляющегося в прекрасное путешествие…

По счастью, мамы дома не было. Я быстро разделась и завалилась спать. Последние бессонные ночи, сегодняшняя усталость и страшное разочарование сделали свое дело. И, кажется, я уснула быстрее, чем закрыла глаза…

- Олюшка, вставай!

Открываю глаза и вижу огромный букет роз. Мама держит его перед собой, а сама с улыбкой выглядывает из-за молочно-белых, зеленоватых у основания, бутонов.

- И еще я купила огромный вкуснейший торт. Твой любимый «Палермо», – мама отдает мне букет и достает со шкафа вазу. – Так что вставай скорее, моя уставшая дочь, устроим домашний банкет.

Как тут скажешь, что никакого праздника не надо и поездки не будет?.. Держу в руках длинные толстые стебли, прикрытые для виду изысканными лепестками. Где-то под ладонью один из шипов цепляется за кожу и зазубренным кинжалом впитается в руку. Да, шипы и розы сегодня преследуют меня сегодня весь день.

Продолжение следует...

Нравится повесть? Поблагодарите журнал и Елену Савельеву подарком, указав в комментарии к нему назначение "Для Елены Савельевой".