– Ночью сестре стало плохо, подскочило давление. После приезда «скорой» она от госпитализации отказалась, – сказала мне на днях знакомая. И продолжила:
– А тут как раз звонок от ее дочери из Казани, будто почувствовала, что с матерью неладно. Трубку взяла и сказала, в чем дело. И что вы думаете? Часа через три Лена была уже возле больной. Как ей удалось так быстро добраться до Елабуги, тем более ночью? Сама уже далеко не молодая, она была сильно встревожена и тут же принялась успокаивать мать, лечить ее. Уехала обратно только через несколько дней, когда убедилась, что опасности нет. Могла бы и на меня оставить больную, но…
– Надо же! Вот это женщина! – Восхитилась я.
– Так ведь дочь, ее родная дочь. Она зовет сестру жить к себе, но та – ни в какую, ей по душе родная Елабуга. Так вот и мечется Лена между двумя городами, между матерью и своей семьей, где без нее тоже не обойтись.
Поговорив со знакомой (она спешила к сестре, закупив для нее продукты), я тоже отправилась в магазин. По дороге туда не могла не остановиться, чтобы поздороваться с тетей Нюрой из соседнего дома, – очень уж словоохотливая старушка, хотя и на нее, бывает, находит какая-то хандра. Как-то раз, к примеру, тетя Нюра заявила:
– Хоть бы скорее все это кончилось! Муж-то мой вот уже не первый десяток лет в земле лежит, а я все топчусь, скоро 90 уже стукнет.
– Да ты что, тетя Нюра? Чего тебе не хватает? Квартира просторная, теплая, пенсию домой приносят в срок, здоровье, слава Богу, неплохое. Опять же, дети заботятся о тебе.
– И то правда, все хорошо, только скучно бывает порой, но ведь телевизор, радио есть, соседки хорошие, чтобы поговорить, погулять вечерами.
На этот раз старушка была в самом прекраснейшем настроении, легкий морозец словно бы помолодил ее, сделал улыбку более привлекательной, чем обычно.
– Сон хороший, наверное, видела, – пошутила я, – или это утренняя прогулка действует так целительно?
– Сынок только что был у меня, на работу поехал.
– Редко видитесь?
– Почему редко? Он каждый день заезжает, о здоровье справляется.
– Так ведь мог бы и по телефону это сделать, у тебя же их два…
– Мог бы, он днем звонит, а по утрам, перед работой, сам наведывается. Бывает, завозит что-нибудь, хоть я и не велю – магазин-то у меня под боком. Так он разве послушает? Говорит, сноха вкусненького прислала.
Есть у бабы Нюры и дочь, что живет в соседнем городе. Она тоже заботиться о матери как может, не говоря уж об ежедневных звонках. Всегда находит время приехать к ней, побаловать подарочком просто безо всякого случая.
– Ну вот, а ты говоришь, что жить надоело. Да разве можно думать о смерти, если твоя старость никому не в тягость, а только в радость, когда твои дети в тебе души не чают? Опять же, внуки подрастают, взрослые, считай. А это тоже твоя опора.
На эти мои слова старушка только улыбнулась и бодренько так зашагала дальше.
…В палате терапевтического отделения – трое, в том числе старушка божий одуванчик с подслеповатыми глазами. К ее соседкам то и дело заглядывают родные, а о ее здоровье, похоже, никто и не справился.
– Талова, на укол, – голос медсестры-белоснежки услышали все, только не та, кому он предназначался. Вернее, она тоже увидела и услышала медсестру, да только вот не разобрала, что та сказала (видать, и слух стал ее подводить), и тут же запричитала:
– Дочка, ты сказала, что ко мне приехали? Это он, младшенький мой, Василек, ему ближе всех до больницы… Он у меня добрый, веселый паренек, да только больно уж до выпивки охоч. Не пьяница, нет, но своего не упустит. Потому, наверное, его и жена-то выгнала, один теперь живет. Не Вася это, говоришь? Неужели Витек приехал? Он в жарких местах живет, давно уж из нашей Рябиновки-то уехал, еще смолоду. Навещал меня сначала частенько, каждый год, а как женился, совсем я не стала видеть своего старшенького. Как-то написал, звал к себе. А куда я поеду? Ведь умирать скоро. Умру, а меня зароют там в горячую землю. Витюше, похоже, соседи, отписали, что я в больнице давно лежу, вот он и приехал. Поди, и внучат на старости лет увижу. Жаль, Николай-то, муж мой, их не дождался…
Старушка говорила бы еще долго, да только медсестру со шприцом ждали и другие больные. Легонько тронув Талову за плечо, она указала ей на койку.
– Опять укол, – вздохнула старушка. – А я думала, сыночек, который-нибудь ко мне пришел. Хотя бы позвонил кто матери, о здоровье спросил.
До самого вечера она лежала без слов, отвернувшись к стенке. Даже обедать не стала, хотя на аппетит до этого не жаловалась – хватало ей той скудной пайки, которую, не в пример нынешнему питанию, выдавали тогда в больницах. Соседки тоже делились с ней сладеньким, которым их снабжали многочисленные посетители.
…Вспомнив эту сцену, я набрала номер телефона своего сына:
– Что-то он мне давненько не звонил, не случилось ли чего? Больше недели вестей нет.
– А ты что, считала дни? – удивился он. – Как-то замотался я, мама, извини.
Считала, конечно, считала. Каждый день жду, сынок, твоего звонка. Сама-то лишний раз беспокоить не хочу, не до моих звонков тебе. Звони, почаще, а? А лучше загляни ко мне. Нет, не каждый день, как сын бабы Нюры, а хотя бы разок в неделю – в выходные, к примеру.