Люди, которые восстанавливали Новгород после освобождения, были вынуждены спать в землянках, работать без выходных и порой в бесчеловечных условиях. Многие из них вернулись в родной город из эвакуации, как, например, Градислава Иосифовна Бакочина – новгородка в четвёртом поколении. Когда город только начали собирать по кирпичику, она пошла в первый класс и своими глазами видела, как груды камня превращались в тот Новгород, который, казалось, навсегда уничтожила война.
***
«До эвакуации мы жили на улице Урицкого – сейчас она называется Большой Дворцовой. Когда началась война, мне было три с половиной года. Нас эвакуировали в Кировскую область. Мы попали в первую волну – так сказать, на первую баржу. Нас загрузили и увезли из Новгорода по Мсте. Это было начало июля. Нам говорили, что мы уезжаем на три недели – ну максимум на пару месяцев – так что «зимние вещи можете с собой не брать». Фотокарточки мы тоже не брали, только документы.
Уезжала я с мамой, Ивановой Еленой Филипповной, и бабушкой. Была у меня ещё сводная сестра – и это наш последний с ней снимок за 1941 год, больше ни одной фотографии не сохранилось.
После баржи нас загрузили в поезд, и мы поехали до станции Шахунья. Это южная часть Кировской области – центральная Россия, там тогда было жарко. На станции нас выгрузили. Из соседних деревень и колхозов присылали подводы, которые забирали эвакуированных целыми семьями. Каждая деревня или колхоз забирали столько, сколько могли.
Мы попали в деревню, которая называлась Чулпайки. Глуше деревни я ещё не видела. Во-первых, там было от силы пятнадцать домов. Ни электричества, ни радио, ни школы – всё в пяти километрах, в посёлке. Нам выделили пол-избы на две семьи. В Чулпайках жил народ, который слов «эвакуированные» выговорить не мог – и мы у них были «ковыренные». Вот, говорят, «ковыренные» приехали.
Тогда летом, помню, на улице стояла жара. А я была шкетом – три с половиной года. Мама меня на улицу выпустила в трусиках – у нас же всегда так детей выпускали. Так в Чулпайках за мной вся деревня бежала. Для них ребёнок в одних трусиках оказался сущим кошмаром. В общем, привыкали они к нам.
Потом ходили на нас смотреть. Для них «ковыренные» были чем-то непонятным. Придут к нам, бывало, ни «здрасьте», ни «до свидания» – встанут в дверях, стоят и смотрят. Их интересовало, что мы делаем, как мы едим, как мы говорим. Постояли-ушли. В общем, глухомань немыслимая. Мы жили там целый год.
Моя мама была художником-оформителем, но умела делать много всего – шить, делать выкройки, нарисовать, написать, распилить, выпилить. Потом нас в Чулпайках к себе забрала тётя Лена. У неё была швейная машинка – и моя мама обшила всю деревню, каждой девчонке по новому платью.
Мы были городскими жителями в глухой деревне. Нам, конечно, давали еду, хлеб. Но когда это пособие кончилось, пришлось идти к председателю колхоза. Он встретил нас в компании мужиков со словами «приехали лодыри! Ничего не умеют, а за хлебом ходят». Хлеба нам, конечно, дали, но с такой неприязнью.
Но тут какое дело – наша бабушка поехала в эвакуацию не сразу. Она осталась в Новгороде караулить квартиру. К нам она приехала в августе – тогда же председатель высказал нам все свои претензии. А бабушка моя умела делать всё. И она сказала, что сама без посторонних глаз поговорит с председателем. Бабушка пришла, там председатель сказал, мол, «ещё одна лентяйка приехала. Мы вас кормим, а вы ничего не делаете». Бабуля тут же спросила его – а что вы завтра делаете? «А мы идём косить» – ответил председатель. Бабушка попросилась с ними – и все мужики громко захохотали. Бери, говорят, хоть посмеёмся. А бабушка косила вот те нате.
На следующий день председатель поставил бабушку за собой на полосе в поле. Так бабушка как пошла, что тот аж испугался. Сказал: «Мария, ты мне так пятки откусишь! Куда ты так несёшься?». На этом всё – все разговоры затихли сразу. После того покоса у председателя не было никого лучше Марии. Она и быков сводила на пастбище, и жала, и косила – делала всё.
Бабушка научила маму всем основам деревенской жизни, кроме косьбы. Потому что мать была левшой, которую было не переучить.
Это был первый год. Потом мама пошла в рабочий посёлок, что был в десяти километрах – назывался Шаранга. Там было несколько больших предприятий, маму взяли статистом в районный отдел народного образования. А мы так и остались в деревне жить без неё. Она по субботам приходила пешком – автобусов тогда тоже не было. Десять километров туда, десять – обратно. Если попутки не подвернётся.
Потом она забрала нас в посёлок – договорилась с хозяйкой, чтобы та нас четверых взяла. Комната была очень маленькая. Хозяйка спала с дочкой на кровати, а мы вчетвером на полу вповалку.
Во время работы в РОНО мама увидела, что у первоклассников даже азбук нет. Учителя рассказывали, что ничего не купить. Мама набрала бумаги, которой в РОНО всегда было много, и сделала из неё азбуку. Потом показала её учительницам и всё – вся область стояла в очереди за азбуками к моей маме. Она снабдила ими все школы. Теперь каждый знал, что мама художник. Её позвали работать оформителем в клуб в Шаранге – она рисовала декорации для спектаклей, и даже гримёром работала. В клуб начали ходить люди – им очень нравилось то, как его украсили.
Потом мамин муж ушёл на фронт, и военкомат дал маме комнату в посёлке. Там была школа и детский сад в изумительном месте – берёзовом саду. Кругом лес, красота. За грибами мы ходили с мешком, потому что их было очень много.
У нас не было книг – библиотека в посёлке была очень скудная. Но нас выручала мама – она даже карты игральные делала. Могла, потому что забрала из Новгорода кисточки и немножко краски. А бабушка ходила и продавала эти карты по торговым дням.
В эвакуации мы прожили три с половиной года – до тех пор, пока не освободили Новгород. Как только новость об освобождении появилась, бабушка сразу сказала маме – «Лена, пиши туда». Мама написала, что она – художник-оформитель и ещё до войны работала в клубе железнодорожников. Ей сразу прислали вызов.
***
После освобождения Новгорода – в конце января – в город приехала Тамара Матвеевна Константинова, директор музея. Мы приехали немного позже. Воду тогда брали из Волхова, потому что система водоснабжения была полностью уничтожена.
Маме в Никитском корпусе кремля на втором этаже сразу организовали мастерскую, потому что первая историческая экспозиция была открыта уже в 1947-м году. Мама приехала в Новгород раньше нас и первое время жила в своей мастерской.
Продолжение – на сайте «Пароход Онлайн»