Это произошло в 2826 году. Первый контакт. Землянам потребовалось немало времени, чтобы расшифровать инопланетное послание, прежде чем они распознали в нем сигнал бедствия от целой расы гуманоидов.
Еще тысячелетие понадобилось на определение координат и поиск технологии, способной доставить астронавтов к небольшой планете CP-Z-909. Это странное название стало понятно землянам несколько позже, когда они обнаружили один уцелевший космический корабль на орбите мертвой планеты. Все члены экипажа находились в состоянии анабиоза.
Транспортировка криокамер на борт корабля землян была невозможна. Ученые попытались разбудить экипаж, но земная наука и медицина еще не сталкивались с подобными технологиями, и уцелел только один человек.
Да, это был человек! Внешне сипизеторианец ничем не отличался от обычных людей. У его расы был сложный язык, но со временем он смог свободно общаться на нескольких земных языках, и объяснить причины гибели его родной планеты. Даже сверхразумные существа во Вселенной умирают от эпидемий. Чума CP-Z-909 действовала быстро и безжалостно. Незараженные спаслись на космическом корабле, и получали сообщения о смерти своих близких около трех месяцев. Помощь пришла слишком поздно, когда уже нечего было спасать… около пятиста лет.
Несмотря на свой неимоверно престарелый возраст, уцелевший сипизеторианец походил на обычного юношу двадцати-пяти лет. Уровень интеллекта был настолько низок, что единственный выживший представитель сверхразумной расы находился по земным меркам в должности уборщика или обслуживающего персонала. На своей родной планете он считался парнем довольно-таки заурядным и даже непривлекательным. Однако его спортивное телосложение, гладкая кожа и серо-голубые глаза являлись эталоном земной мужской красоты, и сразу же сделали объектом обожания всех женщин планеты.
Хотя выражать эмпатию, равно как любые другие чувства, сипизеторианцы не могли. Ученые называли такую эмоциональную немоту “алекситимией”. Поэтому профессор Джозеф Сатклиф, изучавший мозговую деятельность инопланетянина, дал ему земное имя - Алекс.
Алекс рассказал, что его народ оперировал только понятными для логического анализа терминами. Полное отсутствие эмоций не делало из Алекса пустого робота: он любовался красотой природы, был восприимчив к трогательным сценам в кино, наслаждался классической музыкой. Но он выражал свои ощущения через объективный анализ. Принцип “что вижу, то и говорю”, порой, сводил с ума профессора Сатклифа.
“Этот цветок мог быть симметричным, если бы не нижний левый лепесток”
“Данное музыкальное произведение можно было бы улучшить на 17%, если автор переставил местами четвертую и пятую фразы.”
“Этот хлеб полезен. Я ем его, потому что он состоит из натуральных ингредиентов”
Сложнее всего профессору Сатклифу давалось объяснение Алексу крылатых фраз и выражений. Как-то он потратил весь день, объясняя, что значит “у меня не хватает духу”. Алекс казался ему ребенком в том возрасте, когда дети изводят взрослых своими “почему?”, “зачем?” и “что это?”
- Что есть дух?
- Почему тебе его не хватает? Это ограниченный ресурс?
- Где его добывают?
- Можно ли восполнить уровень оптимального количества духа?
Это малая часть вопросов, которые задал Алекс в тот день. И он был просто поражен, когда профессор применил термин “метафора” и расшифровал смысл фразы в неимении достаточного количества моральных сил на выполнение поставленной задачи. Попросту говоря, автор выражения был трусом. Надо ли говорить, сколько вопросов потом вызвали у Алекса термины “метафора”, “мораль”, “задача”, “трус”?
Профессор приютил Алекса в своем доме на берегу океана, и даже проникся к нему отеческими чувствами. Целыми днями он изучал поведение Алекса и учил всему, чем юноша интересовался в новой для него жизни. Каждое лето к ним присоединялась дочь профессора Люси. Ей часто нездоровилось, и свежий воздух океана укреплял ее организм.
Она навещала отца третий год подряд, и проводила много времени с Алексом, гуляя вдоль берега днем и наблюдая в телескоп звездное небо по вечерам.
Профессор не мог не заметить, как Люси, поначалу сторонившаяся холодного скучного инопланетянина, стала все чаще просить его составить ей компанию во время прогулок, поездок в супермаркет и настольных игр.
Однажды Алекс пришел с их привычной дневной прогулки, и спросил профессора:
- Что такое комплимент?
- Сложно будет тебе объяснить… Люди говорят друг другу любезные слова, чтобы сделать приятное. Ты ведь помнишь наш урок о доброте и заботе?
- Да. Люди совершают добрые и хорошие действия для того, кто является их кровным родственником или объектом вожделения. А также для всех существ, оказавшихся в состоянии болезни, голода и лишений. Например, брошенные на улице щенки, котята и раненные птицы.
- Алекс, ты, безусловно, продвинулся в своем обучении, но тебе пока категорически нельзя говорить с людьми, кроме меня и Люси, - рассмеялся профессор.
- Почему Вы это делаете?
- Что?
- Эти действия губами и странное звукоизвлечение…
- Смех?
- Да, смех. Я забыл, как земляне это называют.
- Все, что тебе нужно пока знать, так это то, что мой смех основан на доброте к тебе. Но давай вернемся к “комплименту”. Почему ты спросил об этом?
- Люси попросила меня сделать ей комплимент.
- Так вот оно что! И почему же она попросила тебя об этом?
- Не могу составить логическую связь. Мы сидели на берегу, молчали. А потом она положила свою руку на мою и сказала, что “океан всегда напоминает ей меня”. Потом она попыталась объяснить, что “оттенок волн схож с оттенком моих глаз”. После чего сделала то, что сделали вы, - смех. И попросила сделать “и ей комплимент в ответ”.
- И что же ты предпринял, сынок?
- Я сказал, что мы этого еще не учили. Но я не хотел, чтобы Люси думала обо мне плохо. Я знаю, что такое “плохо”, я запомнил. Она хотела получить от меня что-то “в ответ”. Вы учили, что отвечать на добро нужно добром. А Люси добрая, и всегда делает мне добро.
- Хорошо! И что было дальше?
- Я не знал, что делать или говорить. Но Люси хорошая. Мы с ней гуляем, ездим в город на автомобиле, играем в логические коробки с карточками. И вот, что я ей сказал.
“Люси, ты учила меня понимать красоту. Я не могу это чувствовать, но я ее вижу и могу говорить о ней. Океан красивый. Музыка, которую ты включаешь в своем телефоне, красивая. И ты красивая, Люси. Но ты красивая не так, как океан и музыка. Когда я смотрю на тебя, я не вижу океан. В доме профессора есть вода, в магазине продают воду, и океан - это тоже вода. Я выключаю музыку, когда сижу в своей комнате. Не знаю, почему. Но я перестаю понимать, почему она мне нравилась, когда ты учила меня танцам. Люси, ты приезжаешь к профессору на три месяца в году. Я хочу, чтобы ты жила у профессора двенадцать месяцев. Три месяца - мало. Девять месяцев, когда тебя нет, я живу один. Я живу с профессором, он хороший, он - твой отец, но я хочу видеть только тебя. Чтобы океан снова был красивым. И чтобы мне хотелось танцевать. И слушать красивую музыку. Не уезжай. Мы будем гулять и смотреть на звезды в телескоп каждый день. И все будет красивым”.
Профессор посмотрел на Алекса, этого большого ребенка пятиста лет, запертого в теле греческого атлета, и снова рассмеялся.
- Это не просто комплимент, сынок! Это шекспировский сонет!
- Я не понимаю…
- Пойдем в библиотеку. Сегодня нам потребуется изучить множество новых для тебя понятий.
- Люси придет к нам?
- Придет. И, думаю, больше она никуда не уедет.