ГАЛАРИНА, фото автора
Театр — мастер преувеличений, он позволяет, перевернув минус времени, разглядеть далекое как близкое. Театр — это гигантская остановка, точка транзита и пересадки.
Зачем мы тратим на него время, кусок жизни? Чтобы выйти из привычной реальности? Иногда — да. А иногда, чтобы войти в нее с другого угла. Особенно это касается пластических постановок. Чтобы такая постановка подействовала на зрителя, применяются самые глубинные тысячелетние архетипы, но это те постановщики, кто их (архетипы) в себе чувствует. Есть такие театральные деятели, что полагают, будто нахватавшись понаслышке, вприглядку чего-то модноэкзотичного, произведут переворот в искусстве отдельно взятого «колхоза». Хотя скорее следующее — они твердо знают, что, упомянув в заявке на грант искусство японского танца «буто», получат искомый грант намного вероятнее, чем если они, например, попытаются создать пластический спектакль, основываясь на школе Михаила Чехова, великого русского актера. Чехов — это же прошлый век, а вот «буто» — это круто, золотыми обнаженными танцовщицами забит интернет.
Люди, посетившие гастрольный спектакль Казанского ТЮЗа «Из глубины» с возрастным цензом 16+ на афише, могут уведомить, что золотых танцовщиц не было, а картин Ван-Гога тоже (хотя на афише значилось в скобочках
— «Художник Ван-Гог», и жанр обозначен как «живые картины в одном действии»). Сразу скажу, что картин не было
— ни живых, ни нарисованных, ни проекций картин, ни декораций, ни копий с репродукций. Это вам не спектакль Виктюка по картинам Шагала, где артисты выходили прямо из огромных полотен, разостланных вокруг арены цирка.
Весь творческий запал и эстетический вкус казанских постановщиков ушел на две металлических блямбы, свисавшие по очереди с потолка, на рваные холщовые мешки, надетые на актеров, и на целые мешки, наполненные стружкой и песком. Тем же песком со стружками (сей состав, по-видимому, символизировал почву) актеры в сером рванье на черной сцене при крайне скудном освещении посыпали друг друга, а за сценой голоса пели о полдне и косцах в белых рубахах и синих штанах. Хорошо пели. Прекрасная музыка отсылала к канцонам XV в. в исполнении Луки Арбогаста и молитвам Бортнянского одновременно. Композитор — Эльмир Низамов и вокалисты
— Алексей Родионов, Денис Стебунов, Ксения Романова, Елена Никитина были достойны всяких похвал. Эта музыка несомненно удалась бы как оратория, будь она исполнена отдельно в светлом зале филармонии или музея, где на стенах картины Ван-Гога...
Это было бы гармоничным и завершенным произведением! Эльмир Низамов считается лучшим молодым композитором Казани. Кем считаются декоратор-постановщик, режиссер, хореограф даже и знать бессмысленно. В конце концов, Ван-Гог умер вот уже как 125 лет, а японцы «буто» в этих «хорягах» не опознают. Можно было и «капоэйрой» опознать — ведь тоже иностранное слово. Опять же в руках артистов периодически появлялись палки — чем не дзе-дзюцу или кендо (японские бои на шестах).
Вообще, на такие спектакли хорошо брать с собой неискушенных профанов, чтобы заснули от скуки и храпели на весь зал, или детей, которые бы ерзали и громко комментировали: «А зачем они стружками кидаются?» Ну, стружками кидались затем, чтобы зрители с первого ряда отряхивались и понимали, насколько они высоки духовно, ведь обычному человеку все происходящее на сцене казалось чушью и фигней, и он, крадучись, через 5 минут начал сбегать из зала. Подтверждаю как человек, досидевший до конца, — так до финала и было скучно и уныло, как картина Остапа Бендера «Сеятель», увидев которую зарыдали дети и завыли бабы.
Актеров жалко, хотела поговорить с ними о их впечатлениях после спектакля, но они отказались, мотивируя тем, что им еще от «земли» отмыться надо.
Театр еще и очень закрытая коллапсирующая система, которая замкнута на себя, и с жизнью театральщики ни метафор, ни параллелей, ни аналогий проводить не хотят. Встретила в фойе театроведа, она вдохновенно и бодро сказала: «Как вам спектакль? А, по-моему, атмосфер-ненько!» Да, атмосферненько — если бы этот спектакль был про художников-пе-редвижников, колорит прямо с картины Перова «Тройка». Но за художников-пе-редвижников грант бы наверняка не дали, да и народ не заманишь, немодные они нынче. Последнее время профессиональные коллективы все борются за выживание и гранты так, что это отнимает и ум, и чувства, и талант.
Чтобы избавиться от жуткого диссонанса, мне захотелось истинных чувств, и я пошла к любителям. К людям, которые не работают в театре, не получают за это денег, не выживают, а любят и творят. Театр-студия «Птицы» и режиссер Владимир Корчев в субботу, 12 ноября, пригласили на спектакль «Какие-то зерна» по очень нашумевшему в свое время роману Зои Журавлевой «Роман с героем — конгруэнтно — роман с собой». Спектакль еще в работе, но пластическая часть уже сформирована, и режиссер сказал, что следующий показ будет уже с текстом.
Театр — это исследование, он позволяет допущение «А что будет, если?». Исследование романа, состоящего из множества монологов героини, парадоксальным образом обошлось без слов. Чувства, их смена, их эволюция были переданы актерами узнаваемо, внятно и эмоционально захватывающе. Конечно, в маленьком помещении, где сидишь практически на сцене и отчасти являешься соучастником, энергетика актеров передается моментально. Но чтобы передать энергетику, надо ее иметь. Наталья Лысцова, Анна Марлоу, Анна Казаринова и Антон Будаев сумели прожить на-ощупь все несказанные мыслеформы так, что они стали осязаемыми. Движение и цвет, вначале черный и красный, — мучительная борьба неясных самой героине устремлений, потом белый — явление мечтаний и осознавание их, потом переливы сиреневого-сине-фиолето-вого — принятие и понимание себя в этом мире. Такова была моя версия этого сценического вихря на обсуждении после спектакля. Все было насыщено экспрессией, интересно, и так эмоционально втянуло, что время пролетело незаметно. А это — показатель истинной стоимости искусства, а не дутой спекулятивной цены трендо-брендовых имен, напечатанных на афише.