Мы были молоды, горячи, я была худа и бледна, Ксения была из Подмосковья, и обладала не дюжей провинциальной красотой. Сошлись мы на том, что я люблю сучесть, а она была сучка во плоти. Сучка, каких не видывал свет. Она не стеснялась в этом признаваться, а я не стеснялась признаваться в любви к ней.
Сошлись случайно, не видя сперва друг в друге никого – вдруг резко в один день я узнаю, что она любит кактусы и Лешу с щетиной на все лицо (еще и прибухивать, но об этом я узнала позже).
Мы взяли кальян, два велосипеда, шоколадку на фруктозе, фольгу, банку, ручку и блокнот и отправились в лес. В лесу мы неспешно раскурили кальян, который упорно не хотел стоять на земле, и падал от каждого слова вылетавшего из уст сучки и несучки. Зарыдали за нелюбовь, обе две и сильно в голос.
Каждую из нас не любили. Кого-то не любили сильнее, меня не любили в стадии зиготы, Ксению не любили уже давно. Не любили и обязательно не уважали. А он, такой поганый и щетиномордый еще обязательно попляшет, а мой, на тот момент гладколицый и МГУшный тоже попляшет, но чуть позже. Для профилактики с негодяем Ксении следовало с ним расстаться. Мне для профилактики – следовало сперва негодяя в себя влюбить.
Помимо наших нелюбовей нас парил экзамен по литературе. Литературе, которую обе любили, и одновременно ненавидели, по причине не самого адекватного педагога (это сейчас я понимаю, что этот педагог был самый лучший, и вспоминая его выходки угораю и тихонечко поскучиваю по нему, мечтая поговорить с ним по душам, а он обязательно убил бы меня за все мои «авторские» словечки и матершинные тексты).
И все эти болючести и беспричинные сопли мы замотали на кулак, затем поочередно на бумагу, потом в баночку от каперсов, и в последствии закопали в лесу города Домодедово. Забыв об этом событии на год.
Через год мы вновь оказались на том же месте, ржали с записок, наших тупорылых мыслей и хвастались завоеванными мужиками. Естественно об этом написав в эту же банку.
Еще через год мы перестали общаться. По причине моей тупости и принципиальности.
Еще через год я написала ей сама:
- Поехали раскапывать?
И приехала закапывать. Закапывать в себя и Ксюшу белое вино, в тайне покуривая одну на двоих тоненькую сигаретку на балконе квартиры ее мужика.
Затем через год я сняла про это короткометражку.
Ксюша плакала, а мой педагог сказал: «Выключи это говно немедленно и никому не показывай».
Говорят, рукописи не горят, но я надеюсь, что они еще и не гниют. Потому как на подходе очередное звание «через год», я развязалась, и готова выпивать, а Ксюша сидит в своем Домодедово, и надеюсь, скучает по мне.
Я по тебе тоже скучаю. Хоть я и плохой друг.
А где-то в этот самый момент собаки испражняются на дерево, где покоятся две сокровенные женские души….