Найти в Дзене

Медицина по-немецки.

Вертолет скорой помощи приземлился.
Вертолет скорой помощи приземлился.

Сегодня на поляну, в ста метрах от моего дома, поднимая в воздух клубы снежной пыли, сел вертолет, с надписью на бору Notarzt (врач скорой помощи). А через пятнадцать минут, подняв на борт пострадавшего, поднялся в воздух.

И улетел.
И улетел.

Здесь, в горах Шварцвальда, он не редкий гость. Приходит на помощь поломавшимся лыжникам, туристам и просто гражданам, которым нужна срочная госпитализация. Этот вертолет напомнил мне о моем пребывании в университетской клинике города Фрайбурга, куда я попал через три недели после своего приезда в Германию.

Я неудачно прыгнул. Вернее, прыгнул я удачно, но неудачно приземлился, поломав обе пяточные кости. Первым, кто пришел мне на помощь, был арабской внешности молодой человек. Он накрыл меня своей курткой, меня знобило, вызвал по телефону полицию и скорую помощь. И те и другие приехали через пять минут. И вот, я в больнице. В знаменитой на весь мир университетской клинике Фрайбурга. Это очень серьезное заведение, расположившееся в центре города, с десятками лечебных корпусов разной специализации. Своего рода, больничный городок с потрясающе развитой инфраструктурой и посадочной площадкой для вертолета на крыше хирургического корпуса.

Арка главного входа в больничный городок.
Арка главного входа в больничный городок.

Через двадцать минут после своего прыжка я был в приемном покое. Рентген, томография, гипс на обе ноги, больничная койка. Сильное обезболивающее на ночь. Сон. Утреннее посещение группы из семи врачей и ассистентов. Мое объяснение на английском о причинах моего появления в больнице и сдержанные улыбки врачей, - так прыгать и приземляться может только русский. Заключение врачей – плановая операция с имплантацией пластины в одну ногу, а другая и так срастется. Как минимум три недели постельного режима, потом коляска, потом костыли, потом специальная обувь для реабилитации. Надо сказать, что такие дорогие ботинки, похожие на горнолыжные, стоимостью две тысячи евро я никогда еще не носил. (Но это было позже). А пока… Больничная палата на троих. Кровать регулируется джойстиком, поднять спину или ноги, сделать выше или ниже. К потолку над каждой кроватью подвешен телевизор, в телефонный аппарат вмонтирован пульт управления к нему, список программ, наушники, чтобы можно было слушать, не мешая другим. Тумбочка для личных вещей. Выдвижной столик для приема пищи. Приборы контроля состояния пациента над головой, гардероб на каждого с ключом и вмонтированным внутри сейфом. Туалет с душем и кучей поручней - приспособлений для умывания и принятия душа не в полной мере мобильных пациентов. Отказавшись с первого же дня от «утки», я, как акробат, перебираюсь по ним на руках. Лежим. Сосед напротив днем спит, а ночью смотрит телевизор, чем сильно досаждает мне, страдающему от боли. Он не очень разговорчив. Да и о чем можно говорить со мной, если я по-немецки понимаю только «спасибо», «пожалуйста» и, не захочешь, так выучишь: «у меня сильная боль, дайте обезболивающее, пожалуйста». Второй мой сосед оказался немецким актером, сыгравшим одну из ролей в российском фильме о войне. Он провел на съемках в Ростове-на-Дону в общей сложности полгода, был в восторге от России и обрадовался соседству с русским. Он говорил по-английски и, рассказав о своей работе в России, сразу же дал мне свой компьютер, чтобы я смог посмотреть фильм, в котором он снимался. Фильм хороший, трогательный. Только в фильме у моего нового знакомого роль негодяя. Что тут сказать? Роль фашиста. Но такие роли ведь тоже надо кому-то играть. На следующий день меня, почему то, (мне тут так интересно лежалось рядом с разговорчивым актером), переводят в соседнюю палату. Там, кроме меня, лежит семидесятилетний байкер, грохнувшийся на своем мотоцикле, и лет восьмидесяти старичок крайне интеллигентной внешности с профессорской бородкой. Тело байкера до пояса покрыто татуировками. Я с интересом их разглядываю, когда он садится на кровати переодеваться. Какие- то огнедышащие змеи-горынычи со всех сторон покрывают его хилый торс и спину, а на плечах выбиты многоконечные звезды, как у наших воров в законе. Он тоже, как и актер, говорит по-английски, что позволяет нам переброситься парой-тройкой слов. К нему ежедневно приходит жена. Такая же, судя по всему, байкерша на пенсии, с зеленого цвета волосами и бордовой челкой. Она приносит с собою вино. Они вдвоем распивают его здесь же в палате. Потом они берут нашу общую с ним инвалидную «колесницу» и едут на улицу курить.

Хирургический корпус. Слева в белой беседке можно курить.
Хирургический корпус. Слева в белой беседке можно курить.

Каждое утро, до прихода врачей, в палате производят влажную уборку. Затем приходит молодой человек или девушка в форме похожей на форму стюардов авиакомпании, в темно-синих брюках, жилетке, белой рубашке и красном галстуке. Они приносят завтрак, соки и минеральную воду каждому, а так же и красочное меню с фотографиями блюд. Тебе необходимо отметить те блюда, которые ты хочешь заказать на завтрак, обед и ужин. После утреннего обхода и завтрака, является сестрица, которая интересуется тем, сколько раз ты пописал и покакал и твоим состоянием в целом. Измеряет давление и температуру. Выдает таблетки в коробочке, на которой подписано, какие из них принимать утром, в обед и вечером. Потом она же набирает из тебя кровь в разные пробирочки. Ставит капельницу. После капельницы приходит еще один «стюард» и везет тебя на «колеснице» на томограф. Байкера тоже постоянно куда увозят и привозят. Поят таблетками и ставят капельницы. Только «профессора», как я заметил, никуда не возят и ничего ему не дают, кроме еды. Его никто не приходит навестить. Меня готовят к операции, которая состоится через несколько дней. Ночь. Глубокая ночь. Я кусаю одеяло от нестерпимой боли и жму на кнопку вызова. Не очень то и скоро приходит сестра. После моей заученной фразы о боли и просьбе дать болеутоляющее она приносит мне парацетамол. Парацетамол то и легкую головную боль не всегда снимает, а тут разбитые на осколки пятки. Принимаю. Лежу с закушенным одеялом во рту. То и дело на крышу корпуса садится и взлетает вертолет. «Профессор», сидя на кровати, перебирает связку ключей, висящих у него на шее, лезет в свой сейф, достает какую-то коробочку и перекладывает в ней невидимые мне вещицы. Затем он идет в туалет и начинает там что то напевать. Одуряющая боль, поющий в туалете «профессор», всхрапывающий байкер и гудящий на крыше вертолет, приводят меня в крайне нервное состояние. Давлю на кнопку еще раз – опять парацетамол. К четырем утра, после очередного нажатия на кнопку, сестра таки приносит что то, что после приема моментально вырубает меня до утра. И так семь дней до операции. С утра приходит врач и объявляет о том, что время настало. Все утро вокруг меня разные специалисты. Какую анестезию желаете? Хотите, воткнем вам в позвоночник чего то, ног чувствовать не будете, но сможете в мониторе посмотреть, как мы вас резать будем. Нет, нет. Общий наркоз мне как то больше по душе. Меня раздевают до нага и везут длинными коридорами, которые увешаны мониторами и огромным количеством приборов с мигающими огоньками. Космический корабль какой то. В операционном боксе мне надевают маску и просят посчитать до десяти. Раз, два, три, пять, ноль….. Операция прошла успешно. Вдоль всей стопы шрам. Под ним стоит железная пластина, на которую шурупами собрали все осколки. Новые болевые ощущения. Новые страдания. «Профессор» поет, байкер его материт по-немецки. После чего поясняет мне по-английски, как круто он деда обложил немецким матом. «Профессор», и вправду, с тех пор перестал вставать по ночам и петь в туалете. А мое чувство ненависти к нему сменилось жалостью. Бедный дед, к тебе никто не приходит. Гипс впивается в ногу. Я его снимаю. Но приходит медбрат, человек с бесцветными глазами, и одевает его обратно. Так надо, говорит он. Уходит. Я снимаю гипс снова. Кнопка вызова о помощи. Дайте, пожалуйста, успокоительное. А-а-а... гипс опять сняли? Надеваем. К четырем утра, после гипсового сражения, приносят те несколько капель сладкой жидкости в мензурке, что позволяют мне забыться до утра. Мне делают новый пластиковый «гипс» ювелирной работы с мягкой подкладкой внутри. Еще две недели такого «санатория» и я на коляске, с ногами в гипсе, в сопровождении жены выезжаю за ворота клиники. Еще через неделю мне выдают костыли и дорогие ортопедические ботинки для реабилитации за две тысячи евро. Гипс можно снять. Я безгранично благодарен немецкой страховой медицине, вернувшей мне здоровые ноги. Слава Богу, я был внесен в страховой полис моей работающей жены, как неработающий и зарегистрированный в совместном проживании член семьи. Страховая компания в России, где я оформил самую крутую страховку на все случаи жизни и смерти для выезжающих за рубеж, сказала после обращения к ним: «Постарайтесь оплатить сами, а после получения нами документов, мы рассмотрим возможность вам все компенсировать». На всякий случай. Для информации. День пребывания в больнице стоит семьсот евро. Операция - около двадцати тысяч. Три недели (двадцать один день) умножим на семьсот и прибавим это «около двадцати тысяч». Теперь я катаюсь и прыгаю по заснеженным горным склонам на лыжах.

Груглый год, в жару и в "минус" во дворе больницы из пруда бьет фонтан и плавают утки.
Груглый год, в жару и в "минус" во дворе больницы из пруда бьет фонтан и плавают утки.