Найти в Дзене
Про жизнь

Дядя Володя

  Из книги "Хроника Погореловки"
Из книги "Хроника Погореловки"

Он был старше мамы на три года, и в детстве они очень дружили. У них были свои секреты, мама всегда отдавала ему для игры с мальчишками свои казанки (бараньи косточки). Они любили вечером, сидя на порожке вдвоем, петь – у обоих были прекрасные голоса. Дядя повзрослел рано – высокий, статный, разумный, сильный и добродушный, с прекрасным чувством юмора, он работал трактористом в колхозе. Женился тоже рано, до армии. Когда пришла повестка, у него уже родилась дочка. Со своими земляками дядя попал в артиллерию. Их полк находился под Винницей и готовился к отправке на финский фронт. В день рождения Красной Армии, 23 февраля 1940 года, новобранцы приняли присягу.

Они стояли под Львовом, когда в четыре часа утра началась бомбежка – это была война. В шесть утра солдаты уже участвовали в бою и трое суток стояли насмерть, не давая немцам продвинуться на этом участке. И не знал молодой боец, какая судьба уготована армии, в которой он служил, армии под командованием Власова…

Немцы не смогли пробить оборону – и обошли этот участок. Часть оказалась в окружении. Командир части, полковник Штейн, из русских немцев, объехал солдат и предупредил о слабых местах противника. Сосредоточили мощный огонь на одном из таких мест, пробили дыру и, хоть и с потерями, вышли к своим частям. Парадокс войны: русский генерал сдал армию, а немец спас часть ее. Земляк дяди Володи и его родственник, попавший в другую часть власовской армии, провел годы в немецком плену.

После отступлений и боев их перебросили в тыл на переформирование. До марта 42 года готовили бойцов для обороны Москвы, выдали зимнее обмундирование: валенки, полушубки, рукавицы, шапки. За это время их трижды бомбили. Часть все же доформировали под Пензой и отправили на Ленинградский фронт. Он помнил это всю жизнь: дорога через Ладогу, которую назовут «Дорогой жизни», Синявские болота, Пулковские высоты, район Урицкого, в 200 метрах от Кировского завода…

А потом началось наступление. Дядя был наводчиком. Их сутками держали на передовой. Бывало, ждут полевую кухню, приходит командир: «Кухню разбомбили». И следом опять: «Кухню разбомбили».

К первой медали – «За боевые заслуги» – он был представлен командиром артиллерии Ленинградского фронта Вороновым, когда выбивали немцев из Гатчины. Вторую награду – орден Красной Звезды – получил за уничтожение двух вражеских дотов, которые через приборы орудий выглядели маленькими безобидными пуговицами.

На фронте он писал стихи. Но не о том, как в самом начале войны его поставили на пост, а снять забыли. И стоял он целый день в полукилометре от немцев, пока, наконец, проезжавший на легковом автомобиле комиссар полка не узнал его и не приказал отходить с последней машиной. А машина не остановилась, сбив его и проволочив по дороге метров двести, и молодой капитан, наставив пистолет, приказывал разжать занемевшие на бампере пальцы, и он в отчаянии, выставив штык к лицу капитана, крикнул: «Стреляй!», как потом в кузове этой машины старшина полка кормил его тушенкой и еще какими-то вкусными вещами. Не о том были стихи, как на переформировании части дошедший до крайности молоденький земляк предлагал ему вместе застрелиться, потому что чувство постоянного голода было невыносимым. И дядя пообещал ему это, если за ночь они не раздобудут хлеба. Повар офицерской столовой, выслушав дядю, сунул им две буханки. Похожая сцена есть в повести Шолохова «Судьба человека», только там буханку делили в немецком плену, а здесь – в родной армейской части, на своей земле. Вторая буханка, припрятанная про запас, утром каким-то образом оказалась у майора на столе, и он, потрясая пистолетом, допытывался, откуда она, а молоденький земляк все твердил: «Купили». После приказа майора отнести хлеб в столовую он схватил буханку и, не обращая внимания на крики майора, унес на батарею. Шестнадцать человек около орудия в момент поделили ее и съели. Наказания не последовало.

И не о том писал солдат, как в разбитом, голодном Ленинграде отдал свою хлебную пайку высокой костистой старухе, сидевшей около мертвой невестки и глядевшей на покойную какими-то дикими, звериными глазами.

А писал он в деревню жене Параше о том, что победят они немцев, и он вернется. Но до возвращения было еще далеко. Полк все время посылали в прорывы, на самые горячие направления наступления. Дядя Володя получил медаль «За взятие Варшавы». Форсировали Одер. 22 апреля вошли в Берлин. Семь суток не спали, никто не ложился. Со дня приказа Сталина, с 16 апреля, по 22-е, не было ни минуты передышки. Наступали с Одера, артиллерией в 20 тысяч стволов. На километры вокруг все было перепахано снарядами. 28 апреля, находясь в семистах метрах от рейхстага, дядя получил ранение и контузию. Оглохший, продолжал стрелять. В разгар боя его вызвали в штаб с вещами. А вещей-то – полотенце, мыло. «Поедешь в Москву. В артучилище». Он не поехал. Когда закончились боевые действия, 2 мая, весь день принимали пленных – офицеров из рейхстага.

Больше года после Победы мой дядя все еще охранял объекты в Германии, убирал хлеб в брошенных хозяйствах. Ведь он был пахарем, а воином его сделала Великая Отечественная война. За боевые заслуги дядя Володя получил еще орден Отечественной войны II степени, медали «За взятие Берлина» и «За Победу».

В 1946 году, 6 июня, он вернулся домой. Семь лет дома не был – и каких лет! Уходил в армию – дочку еще на руках носили, а вернулся – она уже в школу ходит.

И началась мирная жизнь, которую можно записать одной строкой: много работал в совхозе, растил детей (их у него пятеро), на пенсии пристрастился к рыбалке и днями просиживал на маленькой речке за огородом. По крайней мере, рассказывал дядя только о войне, снова и снова переживая каждый ее день, каждый свой бой. Когда у него случился инсульт, дядю признали инвалидом труда, хотя доктор сказал: «Вот когда война достала!» Но не запасся дядя там, на войне, справками о ранениях и контузиях, поэтому получал пенсию, о которой стыдился говорить – меньше, чем у баб. И только в конце жизни, стараниями все того же доктора, после обследований его признали инвалидом войны.

Он был любимым братом моей мамы, и значит, моим любимым дядей. Покоится он на нашем деревенском кладбище, рядом со своей женой Парашей, пережившей его на несколько лет. От военкомата на его могиле стоит памятник.

Author: Нина Стручкова

Книга "Мы всё ещё русские" здесь

Другие статьи, рассказы, эссе "Про жизнь" читайте здесь