Покос всегда был для нас (меня, родителей, братьев) местом культовым. Всем жителям поселка Тирлян, имеющим скотинку, выделяли паи – нарезы земли, где летом можно накосить травы на год. Добирались туда на лошадях, мотоциклах. А еще в период с 20 июля запускали так называемый «покосный поезд». К тепловозу цепляли пару закрытых вагонов и две-три открытых платформы. В вагонах по периметру стояли лавки. На платформах вместо лавок лежали шпалы. Поезд два раза в день – в семь утра и в семь вечера – курсировал до станции Верхняя Арша и возвращался обратно.
Наш пай располагался в 12 км от поселка, на берегу горной речушки Арша. И место это воистину было благословенным. Спасибо деду – Антону Федоровичу – который следил, чтобы работа не превращалась в каторгу. Спасибо бабушке – Анне Семеновне – которая вкусно кормила мужиков и мужичков супами, салатами, запеканками, пирогами, иной раз даже торт «Наполеон» умудрялась привезти в лес. Так что мои воспоминания о покосной поре – это не только косы, грабли и вилы. Это еще утреннее путешествие сквозь туман на открытой платформе, которую тащит никуда не спешащий тепловозик. Это ночевки в шалаше (по-нашему – «балагане»), страшные истории у вечернего костра. Это рыбалка на Арше, медвежьи следы, постоянное соседство со зверьем – лосями, козами, кабанами, волками. Это вылазки вниз – на болото за брусникой, и вверх – на ближайшие скалы, покрутить головой на 360 градусов. Это душица и золотой корень, чай с дикой смородиной и медом, рыжики и подберезовики под преющими рядами травы, ледяная вода из родника, лиственная смола. На главной покосной поляне стояла огромная лиственница – несколько поколений наших пацанов считали делом чести забраться на самую верхотуру и покачаться на ветру.
В общем, настоящая сказка в уральской тайге.
И стояли бы декорации к этой сказке до скончания веков, если бы не пришла нам в 90-х годах рыночная, будь она не ладна, экономика. В поселке Тирлян закрыли производство и открыли скупки металла. Все железо, сколько можно, свезли туда. Разобрали узкую железнодорожную колею.
А потом, когда металл закончился, начали алчно дербанить лес – официально и по-черному. В итоге едут из уникального заповедного края лесовозы – днем и ночью, летом и зимой, из года в год, из года в год. Вот и до нашего покоса добрались. Теперь сосны, которые качали мне, пацану, верхушками высоко в небе, превратились в рубли, доллары или юани. Подняли счет столичным барыгам (хозяева лесоперерабатывающих предприятий – сплошь высокопоставленные москвичи).
Вот, посмотрите, это вид на наш покос со спутника.
Фото взято из российского сервиса «Яндекс. Карты» – сделано несколько лет назад, еще до прихода промышленников. Мне здесь каждая полянка, каждый изгиб реки, каждый перекат знакомы. Я даже нашу родовую лиственницу вижу.
Второе фото – принадлежит более оперативному «Гуглу», обновившему карты в начале 2018 года. Хорошо видно, что было, и что стало. Теперь на месте вековых лесов – просеки, валежник, костровища, колеи, содранный дерн. Шрамы, шрамы… Все не соберусь сходить, посмотреть «живьем», смелости не хватает.
***
Вот так наша земля – наш главный и, по сути, единственный материнский капитал – насилуется и уродуется. На наших глазах. С каким-то загробным равнодушием. Но мы давно в правду не верим. В лучшем случае, встрепенемся как зимняя муха, пожужжим минуту и забудемся. А там, глядишь, и другие поколения подоспеют, которые в русских сказках никогда не росли, которые будут говорить: «Сколько себя помню, тут всегда лесовозы ездили».
И уральский край уже скоро, через десяток-другой лет, будет напоминать нынешнее Забайкалье (на третьем спутниковом снимке). Потому что аппетиты у тех, кто торгует нашими покосами, будут только расти. И они никогда не остановятся.