Машина долго плутала по спящим улицам, выбираясь из города. В морозном тумане свет фонарей и светофоров расплывался мутными пятнами. Ехали молча. Митя молчал, потому что ещё не проснулся до конца, а папа сосредоточенно смотрел на дорогу.
Тихая музыка, доносившаяся из динамиков, убаюкивала, а мягкий ход машины, укачивал. Митя пытался сопротивляться, тёр глаза, следил за проплывающими в предрассветных сумерках домами, думал о деревне.
В прошлом году мама не отпустила его туда:
– Ребёнку нужно перед школой морским воздухом подышать, – заявила она и увезла Митю к своим родителям.
Митя изнывал в Сочи от жары, а на море за всё лето побывал всего четыре раза. Остальное время сидел дома со старенькой тёткой и скучал. Маминым родителям некогда было заниматься внуком.
– Дети должны вести себя хорошо, – постоянно твердила тётя Лиза, включала телевизор и дремала, сидя в кресле с вязанием в руках.
А в деревне хорошо. Там Орлик, жеребёнок с бархатными губами, корова Зорька с большими печальными глазами, дедушка, с которым вместе ездил на сенокос, любящая бабушка, с мягкими добрыми руками. Там можно лазать по деревьям и купаться в речке до посинения…
Веки слиплись, голова упала на грудь.
– Просыпайся, соня, – сказал папа, распахнув дверь автомобиля.
Митя вылез из машины, поёжился на морозе и зажмурился от слепящей белизны. В городе снег не такой – серый, грязный, а тут искристо-розовый до голубизны.
Папа дважды нажал на клаксон.
– Никак сподобился сам приехать и наследника привезти, – дед Евсей в тулупе и шапке, с торчащими в разные стороны ушами, похожий на лешего из спектакля, который Митя смотрел в театре на каникулах, вышел из-за угла сарая.
Он степенно протянул мозолистую руку, с въевшейся под ногти грязью, сначала внуку, потом правнуку:
– Здорово, Митяй, – дед прижал мальчика к себе, ткнулся бородой в лоб. Смутившись своего порыва, отвернулся, быстро вытер глаза. – Как вы там?
Скрипнула дверь. Баба Ганя колобком скатилась с крыльца, мелкими шагами засеменила по двору, причитая на ходу:
– Сашок! Да с Митенькой! Радость-то какая. А я слышу, сигналит кто-то. Чего не позвонил? А Вера где? Почему её с собой не взяли? Надолго к нам?
– Затрындела. Чего выскочила расхристанная? Марш в дом! – скомандовал дед.
Но бабушка, оттеснив его, кинулась к гостям:
– Чего ребёнка легко одел? И сам как попало оделся, – не замолкая, она обнимала, целовала, оглаживала, осматривала Митю с папой. – Чего встал на пути? – переключилась она на мужа. – Дай людям пройти!
– Тьфу! – плюнул дед, надёргал с поленницы охапку дров и, прихрамывая, направился в дом.
Бабушка, легонько подтолкнула Митю в спину:
– Открой дедушке дверь, – а сама припала к внуку. – Как же я соскучилась без вас, Сашок.
– Чего встал у порога, раздевайся, – баба Ганя стащила с Мити шапку, указала на широкую скамью около двери, – кидай одежонку сюда. Ах ты, скаженный, опять не разуваясь, прошёл, – прикрикнула она на мужа. – Сам убирать будешь!
Дед, с грохотом свалил дрова около печки:
– Раскудахталась... А ты в другой раз сама дрова понесёшь.
– Деда, я же вам газ провёл, зачем печь топишь? – встрял в перепалку папа.
– Газ, оно, конечно, хорошо. Тепло. Только духа живого нет.
– И хлеб из печи вкуснее, – поддакнула бабушка. – Вы пока умывайтесь, а я до Марьи сбегаю, покормлю её. У меня уже готово всё, – она подхватила узелок с табурета.
– Ишь, благодетельница, – съязвил дед. – Внуки в кои годы приехали, а она из дома бежит.
– Ты посмотри на него, – всплеснула руками бабушка. – Где бы ты сейчас был, если бы не Марья?
– На стол собирай. Я сам к Мане схожу.
– А что с бабой Маней? – спросил папа.
– Болеет, два месяца почти не встаёт, – бабушка посмотрела на закрывшуюся за дедом дверь. – Дедушка-то наш по первому снегу в капкан попал. Ногу сильно повредил. Марья его случайно в лесу нашла. Она веники летом нарезала, на заимке у Чистого ручья оставила и забыла. В тот день за ними побежала. На себе дедушку волокла десять вёрст. Видимо, надорвалась. Если бы не она… – бабушка смахнула слезу.
– Так чего не позвонили?!
– Ты же этого чёрта знаешь! Наказал не беспокоить. Митя, чего сидишь? А ну-ка, руки мыть и к столу.
Дед ворвался в дом красный, как помидор:
– Блажит твоя Марья! В проруби купаться собралась.
– Ой, – бабушка прижала руку к губам, – видать, к Нему хочет чистой уйти.
Митя ничего не понял: к кому уйти, если почти не ходит?
Обедали спокойно. Разговор разделился: папа с дедом толковали про рыбалку, охоту, сено, новую папину машину, а бабушка выспрашивала Митю про школу, оценки, маму. Митя старался краем уха услышать всё, что говорили мужчины.
– Сашок, раз тут заночуете, кумулятор сними, в дом занеси, а то не заведёшься, – со знанием дела распорядился дед, когда поднялись из-за стола. – В ночь минус тридцать пообещали. На-ка, вот валенки, обдергайку, – дед протянул папе фуфайку, – а то куртку свою испоганишь. Пошли прорубь проверим, да баню кочегарить будем.
– Ты далеко прорубил? Как Марью кунать будем? – убирая со стола, спросила бабушка.
– Ну что за гадская порода, везде свой нос сунуть надо, – вскипел дед. – И так со своей Марьей всю обедню испортила. Кто теперь первый в баню пойдёт? Ты!
– Евсюша, так её же привезти, увезти нужно, – жалобно вымолвила бабушка.
– Да знаю я, – дед погладил бабушку по плечу. – Ты, это, собери её, как положено. Нам стриптизу не нужно, – подмигнул он папе.
– Тьфу! – теперь уже бабушка плюнула. – Похабник, правнука бы постеснялся.
– Катанки мальцу дай. И жилетку овчинную. С нами пойдёт. А то он в своём городе жизни настоящей не видит.
– Чего ребёнка по морозу таскать, – огрызнулась бабушка, а сама достала всё, что сказал дед.
– Папа, чего они ругаются? – прошептал Митя.
– Разговаривают они так, – улыбнулся папа.
– Вы же с мамой так не разговариваете.
– Мы с мамой вместе десять лет живём, а дед с бабулей – больше пятидесяти.
Прорубью оказалась дыра во льду реки, недалеко от берега. Дед с папой опустили деревянную лестницу с поручнями в воду, расстелили около неё коровью шкуру.
– Вот и ладно. Сашок, ты уж сам сходи за бабками, тут их подстрахуй. Марью сразу в одеяло, и в баню волоки. Не дай бог, преставится. А я сено на полок кину, да самовар разведу.
Бабу Маню папа привез на саночках. Шатаясь, худая старуха в сорочке до пят, с крестиком на груди, с трудом сделала несколько шагов к полынье, перекрестилась, осторожно спустилась по лестнице в воду.
Митя зажмурил глаза, когда она окунулась в воду с головой.
– Раз, два, три, – считала баба Ганя.
Пока Митя, не решаясь открыть глаза, сквозь щёлочку наблюдал, как папа закутал щуплое тело в одеяло, подхватил на руки и бегом направился в баню, бабушка успела окунуться.
– Всё, Сашок, идите с Митенькой домой. Дедушка с нами останется.
Митя чуть не выронил кружку с чаем, когда открылась дверь, и баба Маня резво перешагнула через порог. Она бодро прошагала к столу:
– Здравствуй, Митя! Большой какой стал. – Она сняла с головы пушистую шаль, достала из кармана плюшевой шубейки плитку шоколада. – После баньки чай попьёшь.
Митя, поражённый произошедшими переменами, только моргал.
– Сашок, собирайтесь! Бабушка идёт, а дед вас у полыньи ждёт, – зычным голосом, как училка в школе, произнесла старуха, час назад собирающаяся отдать богу душу.
– Вы только Митеньку до смерти не запарьте, – попросила запыхавшаяся бабушка папу. – Мань, прикидывалась, что ли, больной? Не угнаться за тобой.
Последнее, что Митя слышал:
– Гань, а пять капель найдётся после баньки?
Папа с дедом стояли около проруби, собираясь нырять.
– Может, и ты попробуешь? – дед хитро смотрел на правнука.
Митя испугано замотал головой, потом оглянулся на дом с ярко освещёнными окнами, посмотрел на след от санок.
– У меня крестика нет.
– В ентом деле, не крестик главное, а сила духа. И нужно точно знать, что получить от Вселенной хочешь, – философствовал дед и подмигнул правнуку.
Митя быстро скинул одежду. Не успел папа опомниться, как мальчишка с громким криком:
– Ааааа, – с разбега плюхнулся в прорубь.
– Ну, ты, даёшь! – похвалил папа, помогая Мите выбраться из полыньи.
–Наш человек! – гордо произнёс дед, набрасывая на правнука старенькое одеялко. – В парилку беги, да только не поскользнись.
– Крещенская вода полезная, все хвори снимает, – дед легонько похлопывал правнука берёзовым веником. – Поддать парку?
Митя махнул рукой. Ему было хорошо. И он точно знал, что больше не поедет в Сочи к маминым родителям.
Наталья Литвишко
Понравился рассказ? Ставьте лайк, и делитесь прочитанным в социальных сетях, оставляйте комментарии под рассказом. Буду признательна и благодарна!
Не забудьте подписаться на мой канал, чтобы не пропустить ничего интересного.