«Сказка как жизнь, а жизнь как сказка»
В некотором «Буджакском царстве», в некотором известном государстве на берегу жемчужного озера Ялпуг расположился Бессарабский город Болград… На восточном берегу озера по его склонам привольно разросся большой сад. Это местная достопримечательность – бывший «земский сад», а ныне городской парк культуры и отдыха имени А. С. Пушкина.
Не случайно этот парк носит имя великого русского поэта. В 1822 году А. С. Пушкин посетил проездом город Болград. Болград остановил на себе особое внимание поэта, как главная болгарская колония, составляющая предмет особых забот генерала И. Н. Инзова, у которого тогда и жил А. С. Пушкин…
В городском саду растет огромный дуб. По преданию местное население из поколения в поколение бережно оберегает и хранит этот дуб, который посадил А. С. Пушкин, будучи проездом в городе Болграде…
В окрестностях этого города жила-была и как будто горя не знала бабушка Фрося. Жила она заботами земными и обыденными, не ведая о делах государевых, о думах в царских палатах… Жила, строго соблюдая церковные праздники, и вечерами молилась перед образами святых…
Однажды, под Рождество Христово к бабушке приехала ее родная внучка. Она решила проведать бабусю и перед праздником помочь ей по хозяйству. Помимо этой задумки у внучки было еще одно тайное желание к бабушке Фросе. А оно состояло в том, что внучка давно мечтала остаться на ночь перед Рождеством у бабушки и вместе с ней принять участие в таинственном гадании на «блюдечке»…
Поэтому, чтобы продлить время своего пребывания у бабушки, внучка затеяла огромную «генеральную» уборку в доме у бабушки. Кроме того, видя очевидные старания внучки, бабушка решила позволить внучке принять участие в таинственном гадании в ночь перед Рождеством Христовым…
И как велела ей бабушка, внучка вечером приготовила большой круглый стол посреди комнаты. Она накрыла его белой скатертью и аккуратно выложила на стол все атрибуты таинственного гадания: блюдечко с золотой каемочкой, колечко и толстую свечу…
Ровно в полночь перед Рождеством Христовым, бабушка Фрося и ее внучка надели свои праздничные одежды, и дружно сели за приготовленный стол. Они зажгли свечу стоявшую посреди стола, а сами осторожно положили пальчики своих рук на кромку блюдечка с золотой каемочкой…
В комнате наступила полная тишина и лишь внучка краем глаза следила, как бабушка Фрося еле шевелит губами, видимо произносила свои заклинания и молитвы, с призывами к святым духам…
Наблюдая за происходящим, внучка удивленно смотрела на бабушку, не отрывая свои пальчики от волшебного блюдца. Они так увлеклись процессом гадания, что не услышали и не заметили, как в сумеречной комнате появился кто-то третий…
Чтобы внезапно не напугать хозяев дома этот «третий» спросил тихо, в полголоса: «Сударыни, вы меня вызывали? Извольте, я собственной персоной к вам…»
На мгновение, оцепенев от неожиданного обращения, сидевшие за столом бабушка Фрося и ее внучка, вдруг потеряли дар речи. Они моргая удивленными глазами, медленно повернули свои головы и не отрывая своих пальцев от блюдечка, и не веря своим глазам, увидели у себя за спиной того самого «третьего»…
Он, слегка улыбаясь, чинно держал в руках цилиндр и белые перчатки, без сомнения это был А. С. Пушкин со своими известными всем бакенбардами…
Пришелец, не затягивая паузы, тут же продолжил:
«Вас печалить я не смею,
Но желание имею:
Посему предельно рад,
Вновь увидеть град – Болград!
Здесь проездом я бывал,
И в саду я дуб сажал,
Раков в озере ловил,
Да родникову воду пил…»
Выйдя из минутного оцепенения и наконец с усилием оторвав свои пальцы от блюдца баба Фрося, заикаясь и проглатывая слова, запричитала: «О Господи и впрямь Александр Сергеевич – живой, как есть живой и невредимый… Как же, как же, ведь не забыл про наш край Буджакский, про землю Бессарабскую с янтарными виноградниками и некогда урожайными садами, про трудолюбивых и терпеливых людей, населяющих эти земли…»
Не прерываясь баба Фрося грустно продолжила: «Сердешный ты наш! Много воды утекло, много чего случилось и произошло, да видать теперь в худую сторону, коль тихо стало вокруг. Былые «кузни» не дымят, «железные кони» не гудят, сады некогда цветущие, бурьяном заросли. А озеро, где ты, наш сердешный раков ловил, камышом да илом заросло, только вода родниковая, пробиваясь из-под земли, по-прежнему струится и бежит…»
Выслушав бабу Фросю, поэт как будто свою няню вспомнил и участливо молвил:
«Не печалься, матушка, напрасно,
Я видел сам, все так ужасно…
К озеру я рысцой спустился,
Мой разум – разом помутился,
Увидел я печальную картину:
Зловонье, тлен и паутину…
То место в свалку превратили,
И мною дуб посаженный, срубили…
Видать Господь покинул вас,
Коль вы не помните о нас…»
Затем поэт печально кинул взор на догорающую свечу и на тихо сидевшую за столом внучку. Он медленно подошел к ней и нежно погладил внучку по голове, глядя в ее широко раскрытые, умные глаза:
«Дитя мое – комочек счастья!
За солнцем настает ненастье…
И оно совсем не вечно,
Как наше время быстротечно…
Будь стойкой к причудам века,
И сохрани в себе ты человека!»
В комнате, что-то ярко вспыхнуло и от этого баба Фрося и внучка зажмурились…
Когда они открыли глаза, то увидели, что свеча погасла, испуская лишь тоненькую струйку дыма, которая будто змейка заползла под блюдечко.
Поэта в комнате уже не было…
Баба Фрося облегченно вздохнула и, посмотрев на внучку, таинственно и загадочно тихо сказала: «Слава тебе, Господи! Хорошо, что не Достоевский к нам явился…»
Константин Русинов