Весёлое и трагическое тесно сплетены в нашей жизни. Фаину Раневскую как-то попросили рассказать смешную и грустную историю, и она задумалась. По-моему, обе истории получились у неё очень смешные, но если подумать, грустного в них столько же, сколько забавного. Когда Раневская жила в Старопименовском переулке, к ней часто заходил в гости Александр Румнев, её добрый друг, снимавшийся вместе с актрисой в "Золушке".
Александр Александрович был глубокий актёр, сильный художник-график и галантный кавалер. С Раневской он снимался в сцене бала и исполнял па-де-труа.
Раневская очень точно называла его "последний котелок Москвы" - и потому, что он носил этот головной убор, и потому, что он был вежлив и галантен.
Комната в Старопименовском была небольшая, тёмная. Казалось, в ней царят вечные сумерки. Румнев часто приходил к Раневской, сидел подолгу, дотемна. Они беседовали, пили чай, Румнев делал изумительные карандашные наброски, шутил, смеялся. Раневской это очень нравилось.
А Лизе, её знаменитой домработнице, категорически не нравилось. Лиза имела свои принципы. Она считала, что обстановка в квартире слишком интимная. Да что там - неприличная! И однажды Лиза пришла к хозяйке с решительным разговором о Румневе.
- Фаина Георгиевна, - возмущенно сказала Лиза - Что же это такое?!
- Что? - не поняла Раневская.
- Как же! Ходить-ходить, на кровать садится, а предложения не делает?
Но то ли Румнев был не стопроцентный джентльмен, то ли знал 39-е правило джентльмена, которое гласит, что "Джентльмен знает, что из любого правила бывают исключения", но свадьбы не последовало.
Грустная история Раневской - это настоящий шедевр. Фаина Георгиевна очень смешно, в лицах, рассказала историю о Фёдоре Шаляпине.
Уже совсем готовый, в сложном гриме Федор Иванович вышел на сцену в опере "Вражья сила" по пьесе А.Н. Островского.
Оркестр заиграл вступление - молчание. Дирижёр вновь взмахнул палочкой, вновь зазвучала мелодия - ни звука. И так четыре раза!
Шаляпин постоял, обвёл зал грустным, тоскливым взглядом и неодобрительно покачал головой. Развернулся и ушёл со сцены. За ним тут же кинулся директор театра Зимин.
- Фёдор Иванович, что такое! Голубчик, ведь аншлаг! Публика вне себя!
Шаляпин виновато отвёл глаза и тихо сказал с большим убеждением:
- Не могу. Тоска.
Правда, чек на покрытие расходов выписал.