Самая примитивная - потому и распространенная – схема в толковании происходящего в последние двадцать лет сводится к противопоставлению вольнолюбивой интеллигенции и ретроградных силовиков. Между тем, вовсе не силовики, а представители питерской интеллигенции, составляют сейчас самый ближний круг. И вовсе не силовики занимаются не только СМИ и пропагандой, но и экономикой, внешней и внутренней политикой, культурой и прочими стратегически важными делами.
И вообще, откуда взялись эти силовики? С Луны свалились? Да нет, они учились в тех же школах и университетах, что и самые прогрессивные интеллигенты. У них есть право называться интеллигентами. А вот обратное неверно. У статусных интеллигентов, сколько бы они ни изображали брутальность, никогда не получится переход в касту силовиков. И потому самые-самые лояльные из них обречены на вечную виктимность, которая составляет смысловую основу многочисленных мемуаров знатных номенклатурных интеллигентов сталинских времен. Именно виктимность так привлекала их в ЛГЖ Эренбурга, в мемуарах Разгона и прочих аппаратчиков, сметенных гебней и уступивших свои места выдвиженцам большого террора.
Язык не поворачивается называть правящих и привластных интеллигентов либералами и демократами, хотя они порой на это и претендуют. На протяжении многих лет их положение во власти определялось тем, какой хотела казаться власть. Собственно, все задачи несиловой части правящей элиты сводились к фасадным функциям внутри и вне страны. А с девяностых годов, с началом модернизации русского тоталитаризма, к этому прибавилась важнейшая экономическая составляющая, реальная, в отличие от всех игр в реформы в СССР от Косыгина до Явлинского.
Успех привластных экономистов очевиден: им удалось соединить самые современные методы рыночной экономики с экономикой мобилизационной, в которой государственная власть приватизирована ее высшими носителями, частной собственности нет и социальные процессы идут в тоталитарном направлении.
Привластной следует считать и допущенных к СМИ группу как бы либералов, уже лет двадцать демонстрирующих свою лояльность режиму, который они иронически называют кровавым.
С выражением "кровавый режим" связано нечто смешное и совсем не смешное.
Смешное в том, что его придумали лояльные либералы, дабы посмеяться над демшизой, которая никогда эти слова не использовала. Зато у юной поросли правильной журналистики, особенно у сурковских молодежек, они были в ходу.
Совсем не смешное в том, что режим действительно кровавый.
Сомневаюсь, стоит ли писать дальше. тема должна обсуждаться в СМИ, но в СМИ невозможны критические материалы ни о лоялистах, ни о демшизе. Они соль земли и неприкосновенны. И их судьба не может быть трагической по их вине, а комической - тем более.
А я не вижу ничего комичного, скажем, в трагедии публициста Максима Соколова, поскольку полностью разделяю его исходную позицию - невозможность идентифицировать себя с ничтожной демократической оппозицией, как с девяностых годов называет себя группа ограниченных, агрессивных и истеричных людей. Но Максим Юрьевич, как и ему подобные, не столь многочисленные, решил, что отождествление себя с властью и ее полная поддержка - достойный выбор. И оказался не нужен никому.
Режим так и остался кровавым
Демшиза - убогой и ничтожной
Что станет с лоялистами-либералами никого не интересует и никакого значения не имеет. Подошедшие к власти слишком близко ей не нужны. Изображающие фронду на встречах с президентом могут даже попросить смягчить судьбу какого-нибудь престарелого политзаключенного, но им это разрешают, поскольку в сценариях таких встреч подобные реплики нужны, чтобы хозяин земли русской дал полный отлуп либералишкам.
Они прекрасно понимают, и все прекрасно понимают, что говорят они именно то, что предписано статусом, который им определила власть. И никогда не скажут ничего лишнего, но первыми вступят на разминированное поле. Таковы почти все они, статусные междуструечники, призывающие к гуманизму, толерантности, общественному партнерству, взаимному уважению.
О каком гуманизме, о какой толерантности может идти речь в стране, занимающейся разбойничьим захватом чужих земель, воюющей в других странах, поддерживающей самые темные силы в Европе? Что за нелепое бормотание на фоне исполненных ненависти, злобы и агрессии ток-шоу, новостных программ, сериалов? Но о них - ни слова. Все это - на другой планете.
По-другому здесь никогда не было, иной русская интеллигенция быть не может. То же касается и тех студентов, для которых кумиры именно такие люди. Молодежи нужны примеры успеха и процветания - вот они. Фарисейство, пошлость, словоблудие, ложь самому себе.
И все эти люди – от министров до публицистов – искренне считают себя чем-то иным, отличным от силовиков, чьи ценности, культура (в том числе и бытовая), методы управления остаются определяющими во всех сферах жизни – от отношений с иностранными инвесторами до театра.
Но это все об элите. Интеллигентский мейнстрим равно примитивен и во фрондерстве, и в охранительстве. Фрондеров оказалось очень просто увести в популистский тупик с помощью Навального и в болото малых дел и светлых ожиданий с помощью Шульман. Однако большинство интеллигенции – о чем не принято говорить – как всегда, колеблется с линией партии. Они с народом в его крымнашизме, ксенофобии, паранойе.
И они за честь почитают быть обслугой силовиков. Нынешние сериалы, новостные программы, ток-шоу полностью отвечают запросам мелких бесов, которыми всегда были чекисты и прочие выразители воли русского народа, самоутверждающегося в мире исключительно пакостями ближним соседям и дальним странам. Либералы во власти и вне власти не силовиков боятся, а русского народа, для которого они со всеми своими выкрутасами – лишний и враждебный элемент мироустройства.
У нынешнего поколения истинно народных силовиков есть свой кумир, свой наставник и учитель. Это Юрий Андропов.
Андрей Битов предложил как-то совсем иную, отличную от общепринятой, трактовку “Бесов” Достоевского. Мол, Достоевский придал бесам форму, поставил зеркало, позволил осознать силу. В самом деле: инфернальность – это нечто большое и привлекательное. Нет бы посмеяться, а он ужаснулся. И внушил им, что они могут потрясти основы. Федора Сологуба, кажется, ни в чем таком не упрекали. “Мелкий бес” - он и есть мелкий. Но заголовок его романа не зря отсылал к достоевской эпичности, к его большому стилю в изображении зла. Потому что исторически – культурно-исторически и политико-исторически – мелкие бесы сменили в России просто бесов.
И в России, и в Германии, и в Италии тоталитаризм устанавливался в больших формах, поначалу он вовлекал массы в этот процесс, вдохновлял их, соблазнял. Этого отцы-основатели тоталитарных образований не боялись. Как могло быть в Германии и в Италии при смене поколений вождей, никто не знает, и гадать об этом нечего. Но мы знаем, как это было в России, где сменилось несколько номенклатурных поколений. К поколению, выдвинувшемуся после большого террора, принадлежал ничтожный Андропов. Он именно ничтожество, благодаря чему и сделал карьеру, и руководил КГБ, и дорос до генсека. Но ничтожество весьма активное, способное, подобно Передонову, отравить жизнь окружающим и довести дело до смертоубийства.
Бесы хоть что-то читали и во что-то верили. Мелкие бесы имели только одну цель: любой ценой вырваться из "тихой области бедной жизни", как назвал места концентрации биомассы Федор Сологуб. К этому стремилось и поколение Андропова, и те, кто хотел убежать из питерских коммуналок и новостроек в семидесятые годы. Идеология – причем любая – была им уже не нужна. Последними марксистами были наивные шестидесятники и прочие правдоискатели, находившиеся в ведении андроповского ведомства. Марксизм не внешний, не словесный, а хоть чуть- чуть связанный с рефлексией, с традицией научного знания, с левой мыслью Запада был признаком политической нелояльности. Люди, подобные Брежневу и Андропову, в принципе не нуждались ни в какой системе ценностей, ни в чем, что было бы больше, шире, выше их самих.
В определенный момент своей жизни Андропов возглавил ведомство, которое должно было гарантировать кремлевским старцам безбедное существование и тихую смерть в покое и достатке. На это работала и разведка, и контрразведка, и пятое главное управление. Государство, общество – это все химеры, нечто внешнее, навешивавшее погоны и дававшее пайки. Жуир Брежнев, его жизнелюбивые друзья и родственники процветали под охраной Андропова, а отдельные эксцессы после смерти Леонида Ильича – это частные эпизоды самоутверждения нового вождя. Главным его деянием стало убийство пассажиров южнокорейского Боинга. Это, конечно, не считая продолжения борьбы за мир в Афганистане, но тут уж надо признать, что дольше всего Советский Союз воевал там при Горбачеве. Так, историческая деталь. А Боинг погиб потому, что не мог не погибнуть, потому что, не совершив хоть какое-то злодеяние во внешнем мире, не мог советский вождь чувствовать себя полноценным хозяином в стране.
Преследования диссидентов чувства глубокого удовлетворения не приносили. Во-первых, несмотря на некоторые показательные процессы, все-таки это было дело не всегда афишируемое. Во-вторых, все понимали: единственное, чем занимаются доблестные андроповские кадры – это то же самое, что творил Передонов., предшественник тиранов коммунальных квартир:
«Вдруг Передонов плеснул остаток кофе из стакана на обои. Володин вытаращил свои бараньи глазки и огляделся с удивлением. Обои были испачканы, изодраны. Володин спросил:
- Что это у вас обои?
- Передонов и Варвара захохотали.
- На зло хозяйке, - сказала Варвара. - Мы скоро выедем. Только вы не болтайте.
- Отлично! - крикнул Володин и радостно захохотал.
- Передонов подошел к стене и принялся колотить по ней подошвами. Володин по его примеру тоже лягал стену. Передонов сказал:
- Мы всегда, когда едим, пакостим стены, - пусть помнит.
-Каких лепех насажал! - с восторгом восклицал Володин.
- Иришка-то как обалдеет, - сказала Варвара с сухим и злым смехом.»
И все трое, стоя перед стеною, плевали на нее, рвали обои и колотили их сапогами. Потом, усталые и довольные, отошли»
Каждый со своей Варварой, обводившей их вокруг пальца, со своей недотыкомкой, со своими фантазиями о мальчиках-девочках. И с единственным умением – гадить. Больше ничему не научились.
Под Варварой я не имею в виду никого персонально – это, как водится в литературе, символ реальной жизни. Представления о которой на андроповской службе люди теряли. Не было их и у самого Андропова. Его облавы по баням и магазинам ВВП не удвоили и бедность не победили. Изничтожение диссидентов инакомыслия не задавило. Убийство спавших пассажиров мощь страны не продемонстрировало и Рейгана с Тэтчер не напугало. Да, были еще всякие дела с ракетами в Европе и прочая ерунда. Так она ерундой и осталась. В общем, людям жизнь попортил, а кого-то и на тот свет отправил, к разорению России руку приложил, да так и ушел в небытие.
Да и жил ли он вообще? При жизни. Ибо после смерти он, кажется, оживает. Передонова гальванизируют, из него пытаются сделать чуть ли не… А вот не знаю - кого. И никто не знает. “Что он сделал, кто он и откуда?”. Не то, что ответа нет, – вопрос такой не задают, поскольку это бестактно. Хотя можно и спросить, и ответить. Ничтожество, чья карьера вдохновляет ему подобных. А они есть всегда – это бесы появляются редко, а мелкие бесы неистребимы и постоянны. Им бы с обгаженной квартиры съехать, не заплатив. Мечта всей жизни.
И ведь съехали! То, что нынешние силовики до сих пор поклоняются тени Андропова и поддерживают андроповский миф, такое же недоразумение, как теплые воспоминания генерала о своем первом командире, который так и остался ржавым капитаном. Ибо новым передоновым удалось гораздо больше – они диктуют свою волю всему миру.
Миру. Чего уж говорить о кучке интеллигентов, почему-то считающих себя либералами и демократами. И о лохах-бизнесменах – российских и прочих. Всем им – сидеть и ждать, когда до них доберутся.