Салтыков-Щедрин, бывало, сижывал на облаке, время от времени не без беспокойства поглядывая вниз, и всё думал: «Как там Россия? Что в ней сейчас? Сбылось ли моё пророчество?..»
Насчёт пророчества это он вот о чём. Михаил Евграфович как-то пошутил, что если он уснёт и проснётся через сто лет, и его спросят, что происходит в России, он ответит: пьют и воруют. Мол, ничего ровным счётом не изменится. И вот сидел он на облаке и всё переживал: в руку ли пришлась шутка? Или миловал бог?
И вот прошло уж не сто лет, а добрых сто пятьдесят, и Михаил Евграфович не утерпел. Спрыгнул с облачка и полетел лёгким лепестком прямо на любезную сердцу всякого сатирика русскую землю.
Новшествам технического прогресса он не особенно удивился: машины, дороги, многоэтажки – это и с облачка было ему хорошо видно.
Подошёл Михаил Евграфович к бабушке-старушке и спрашивает:
- Что, добрая женщина, много ли пьют в России?
- А как без того, батюшка!
- Больше ли пьют, чем раньше, али меньше?
- Пивали и больше, родной мой, пивали и меньше. А в общем – так же.
- А много ли воруют?
- Это уж как водится! – говорит старушка. – Вор на воре и вором погоняет.
Закручинился Салтыков-Щедрин, направил стопы свои невесомые дальше. Повстречал мужика-работягу.
- Как ты, дружище, поживаешь? – спрашивает.
- Некогда болтать, - грубо отвечает мужик. – Работать надо. А то выпить не на что будет.
Расстроился Михаил Евграфович пуще прежнего, вошёл в палаты присутственные, посетил кабинет важного чиновника.
- Верно ли, милостивый государь, что в России так же, как в старые времена, воруют? – спрашивает.
- Конечно, воруем помаленьку, - сыто ухмыльнулся чиновник. – А как же без того, гражданин сатирик?
- Так всё-таки помаленьку? Видимо уж, не то, что в прежние времена?
- Ну вот ещё! – оскорбился чиновник. – Мы теперь воровство на поток поставили. Откаты все в процентах на компьютерах посчитаны. Больницу ли где строят, дорогу ли где прокладывают – обязательно каждому на лапу чтоб было выделено.
- Это не новость! – отвечает Салтыков-Щедрин. – Этак и в нашем девятнадцатом веке было.
- Ну уж дудки! – возмущается чиновник. – Могли ли ваши воры по заграницам гонять, на курортах отдыхать, «Майбахи» себе выправлять с «Феррарями»?
- Да в общем-то, коли делать скидку на технические достижения – то вполне, - рассуждает Салтыков-Щедрин.
- А можно ли было людей на дорогах давить, да за взятку от всякой ответственности уйти?
- Конечно, батюшка, и не такое видывали, - отвечает Салтыков-Щедрин.
Разозлился чиновник, со школы не бравший в руки книжку, и потому совсем не представлявший, что там на Руси было в прошлые века:
- Так уж по-вашему получается, господин насмешник, что мы воруем по-прежнему?! И никакого прогресса в нашей коррупции вы увидать не хотите?!
- Да ты никак сердишься, любезный? – вопрошает Михаил Евграфович. – Отчего же?
- Как же не сердиться, если мы, функционерская кость, жизнь положили, чтоб воровство в искусство возвести – а вы наших достижений уважить не хотите!
Загрустил Салтыков-Щедрин, бороду понурил, да и говорит:
- Совсем вы, я гляжу, любезные потомки, с глузду съехали. Мало вам того, что за двести лет, кроме внешнего лоску, ничего человеческого в себе не произвели. Так ещё и гордитесь этим! А собственным успехам в паскудстве хотите звание добродетели присвоить. Э-эх!
Махнул Михаил Евграфович в сердцах рукой и полетел обратно на облако. Да злился пуще на себя – что не утерпел, слишком рано отправился на родину с инспекцией. «Надо ещё годков сто пятьдесят подождать, глядишь, и будет толк, - думал великий писатель, совесть земли русской. – Хотя… может, лучше для верности – пятьсот?»
Читайте также:
