Лукъян Никитович славился на селе умом и желанием помочь каждому, кто в том нуждался. Его жена Матрена, родом из соседнего села Большая Журавка, не всегда разделяла его точку зрения, особенно, когда он привичал к дому неведомых ей гостей и по долгу с ними о чем - то судачил. Зато Матрена была искусной кухаркой. Любила подолгу сидеть над пирогом с капустой, заведомо зная, что ее суженый с достоинством оценит ее старание. Жили не богато, но справнее других, что проживали на их улице Комаревке, да и даже во всем селе Баклуши. Лукъян Никитович часто вспоминал и охотно делился воспоминаниям о том, как ое первым заселял свою теперешнюю большую улицу, где обрели постоянное жилище многие молодые пары. Такой уж порядок существовал с неведомых никому пор, когда всем селом приходили мастера строительного дела, чтобы новоиспеченное паре быстро выстроить новый дом. Приходили многие, но никто и никогда не помышлял, чтобы спросить за работу целковый, другой. Довольствовались богатым ужином и вволю самогоном. В селе говорили, что лучшая по вкусу и удару в голову самогон умел делать только он - Лукъян Никитович с обязательным при том участием самой Матроны. Она была немного грустна по неизвестной причине, жили то они с мужем прекрасно, ладили по любому вопросу. Не мог ее не ценить муж, поскольку в любом вопросе она преуспевала на зависть соседским бабам. Родились у них поочередно сыновья Никита, Петр и Василий. Отойдя на сторону из отчего дома, образовав свои семьи, ни один не проявлял желание отгородиться от отцовского слова, материнского напутствия. При помощи отца жили все хорошо. Петр пошел по лесничему делу и всю жизнь ему посвятил и был рад этому. Поскольку Акулина, его жена не оставляла минуты, чтобы не дать ему каких - то рекомендаций, наставлений и просто требований что делать и как. Акулина славилась на селе тем, что настойчивых просителей погадать им, уходила в свою обитель - зал, и там раскидывала карты и только потом говорила интересующимся об их дальнейшей судьбе или их кровных деток . По селу ходила молва, что Акулина никогда не ошибалась, то - есть говорила правду, которая после ее гаданий обязательно сбывалась. Ходила она всегда в черном одеянии и тем самым наводила некий страх на соседских детей. Василий вырос, тут же женился и уехал искать свой кусок хлеба в соседнем Турковском районе. Новое их поселение по странным причинам называлось Бабинки. И все же Лукъян Никитович больше других детей любил Никиту. По какому то внутреннему чутью он считал, что только с ним, и только с Никитой, он встретил в тепле и уюте свою старость с женой. Так оно и оказалось. Никита охотно пристрастился к любимому делу отца и постепенно вобрал в себя все хитрости земледельческого дела. Отец имел небольшой надел земли в Ундольщинском направлении площадью двадцать десятин пашни. Но он доволен был и тем, поскольку сам полностью обеспечивал семью нужными продуктами питания - мукой, крупами и маслом подсолнечным. А чего еще - то надо? Это главное. Так и говорили в народе - хлеб всему голова. Немногие из друзей Никиты так охотно и быстро пристрастились к любимому делу, а другие отвергли его, оставив интересы семьи в обеспечении продуктами на волю Господа. Так и жили, перебиваясь с куска на кусок, то не доедая, то питаясь кое - чем, рассчитывая на Никиту, нет - нет, да смилостивится и даст на время или за эквивалентный стоимости муки труд на его огороде или ферме по уборки скота. Все шло бы хорошо, а для Никиты, которого теперь звали на селе не иначе Никита Лукъянович, лучше и не надо, как вдруг в сельском совете развернули широкую деятельность за образование на селе коллективного хозяйства. Чиновники только и говорили:
-По велению нашего дорогого вождя и вождя мировой революции Иосифа Виссарионовича Сталина организуются коллективные хозяйства на базе обобществления рабочего скота, инвентаря, семян зерновых культур, которые в больших масштабах сокрыты в кулацких подворьях богатеющих кулаков, не признающих интересов государства и местных бедняцких семей, которые будто бы прозябают в нищете и постоянном голоде.
Слух дошел до Хохлова, его друга Каткова, который то же славился на селе неким богатством, хотя имел его не более, как и Хохлов, только бы держать семьи в достатке и не более. Днем к Хохлову неожиданно приехал на санях, укрытый широким овечьим тулупом мельник с Хопра. Там он держал мельницу, молол зерно гражданам исполу, а мельница, работая от потоков Хопра, удивляла всю округу своей неприхотливостью и высокой работоспособностью. Зерно на помол привозили из сел Турковского района особенно Чирикова, где и была она записана в похозяйственную книгу сельского совета. Но больше зерно привозили из сел Аркадаксколго района - Большая Журавка, Красный Яр, Баклуши и других. Мельник вечно ходил в проседи всей одежды до головы и лица от мельничной пыли, тем и гордился и был узнаваем среди прибывших крестьян.
-Что будем делать? Ты, Никита Лукъянович, видно, не все знаешь. Мне донесли, что в первую очередь отнимут в общее пользование у вас с Катковым семена, что вы заложили для весеннего сева, затем рабочий скот и только потом выгребут все остатки зерна, заберут твоих коров, как основу и пример для других, что коллективное хозяйство по лекалам Сталина, должны и будут работать. По расчетам вождя не далее, как через двадцать, максимум тридцать лет эти хозяйства, образованные из обобществленных инвентаря, скота рабочего и продуктивного, остатков зерна взойдет нечто небывалое на земле - коллективное хозяйство, которое затем будет справно кормить город молоком, мясом, продуктами поля. Сталин считает, что в сложившейся обстановке в стране, голод будет и дальше донимать народ.
Никита Лукъянович насупился, думал, но так и не проронил ни одного слова или против сказанного мельником, или с пониманием - в защиту. Мельник так же быстренько убыл, как и приехал. Никита не захотел обедать, ушел в сарай . еще раз взвесил все сказанное гостем, прошелся среди лошадей и коров. Они ласково и с благодарностью высовывали наружу головы и пытались лизнуть хозяина.
В субботу ранним утром постучалась в дверь Маришка Фунтова, что работала посыльной и заодно уборщицей в сельском совете.
-Дядя Никита, тебе приказано через час быть в совете. Трофимов особо подчеркнул, что сначала сходи к Хохлову, он богаче других, затем к Каткову и чтобы сразу шли, не медля, я их буду ждать.
Хохлов не успел переодеться, как в дом зашел сын Каткова Андрей. Он рассказал, что по слухам у вас и у нас все изымут в пользу какого - то колхоза. Если добровольно не сдадут, силу применит власть, но все равно ничего не оставят. Папа просил, чтобы ты был в курсе.
В сельском совете толпился народ, в средине кабинета Трофимова сидел немолодой мужчина лет пятидесяти в погонах и что - то объяснял хозяину местной власти.
-Во, хорошо, что ты пришел Хохлов. В колхоз пойдешь?
-Нет. У меня свой колхоз покоя не дает. То пахать, то сеять, то убирать. Времени на колхоз у меня не остается.
-Если ты, Хохлов, не намерен вступать в колхоз, то мы по закону силой все возьмем, в том числе землю, скот, зерно и инвентарь. Уж ты то, как настоящий хозяйственник не можешь не понимать, что из воздуха колхоз не станет на ноги. А наш вождь Сталин дает нам маленький срок и широкие полномочия, вплоть до высылке в голодные степи Казахии.
-Сказал, не пойду, значит не пойду.
-Не противься Хохлов! У нас есть сила, у тебя ни силы, ни защиты.
Сотрудник органов привстал, подошел к Никите.
-Иди подумай. Но споро думай, нет времени у нас на рассусоливания с каждым.
Молодой сотрудник органов встал, подошел к Никите и препроводил его в библиотеку, что тут же располагалась через порог. Когда Никита зашел в библиотеку, тут же увидел там мельника и Каткова. Через четыре часа их отпустили. Никита шел по своей привычной улице, издали увидел, как со двора уводят коров и лошадей, следом тронулась повозка до верху загруженная мешками с семенами из его кладовок. Током ударило по телу, ноги сделались ватными и не хотели дальше следовать. Дойдя до дому он увидел, как по дороге ручейками было рассыпано зерно, а у двери стояла жена и громко плакала. Наутро Никиту опять позвали в сельский совет.
-Ты, Хохлов, решил вступать в колхоз ?
-Вы мне ничего не оставили для сева. Нет семян, нет лошадей, сусеки выгребли чисто. Как мне жить теперь? У меня семья. Поскольку мне ничего не оставили, и вступить бы в колхоз, там ведь все мое имущество теперь. Но, нет. Я выкручусь, найду способ снова посеять на своей делянке пшеничку.
-У тебя, Хохлов, нет земли . Она приобщена к колхозному большому полю. Оттуда и возьмет начало колхоз, в перспективах развития которого ни у кого теперь нет сомнения. Так, вступаешь или нет?
-Нет.
Сотрудник органов встал, поправил шинель , рукой махнул в сторону Никиты, мол, выходи на улицу. Катков, мельник сидели уже на санях. Никита толчком в спину приобщился к своим бывалым друзьям. Радости от встрече не было никакой, но все равно как - то приятно видеть их, вместе и беда не трудна. В Кистендее их разместили в бывшее здание школы для массовых допросов и принятия соответствующего решения. По прибытии в райцентр Хохлова тут же вызвали на допрос.
-Хохлов Никита Лукъянович?
-Да.
-Имущество, находящееся в вашей собственности - дом с пристройками земля, скот, семена кратированы по решению районной тройки и переданы в собственность государства. Вам же, как кулаку, противящемуся всяческими методами устройству и организации коллективного хозяйства в селе Баклуши предписано отбыть в ссылку.
Только теперь Никита Лукъянович понял до конца, чем закончилось для него его же трудолюбие на сельской ниве.
-Кого я только на селе не наделял благами поля, кому я только не выделял пуд - два муки по случаю Рождества Христова, Крещения Господня и Пасхи? За что все эти наказания? За что? Те, кто и зиму , и лето грели пузо на солнышке, ликуют теперь и пьют самогон. За что, Господи? Ты то же видел, видишь несправедливость, а почему молчишь? Я гнул спину и денно, и нощно, и летом, и зимой. Не знал и минуты покоя. Зимой готовился к севу, весной сеял, летом убирал. Кому я нанес вреда своим трудолюбием? Иль мне то же надо было лапы греть зимой на печи, а летом бродить по дубраве в поисках грибов и ягод, купаться на радость тела и души в Линеве, мало этого, иди на Хопрички, мало Хопричков, иди на Хопер, там прекрасно, берег песчаный в отличии от Линево. Ничего теперь не поделать, я в руках следствия. Хотя, решение о высылке мне уже прочитано.
К обеду вывели на улицу большую часть арестованных и повели их строем на вокзал. Поезд долго тащился по неведомой дороге, обдавая округу громким свистом и тучей черного, как смоль, облака. На пятый день состав товарных вагонов остановился. Послышались крики, команды. Степь, впереди ковыльная степь и маленький пруд.
-Здесь нам предстоит исполнить решение районной тройки. Тот, кто будет нарушать правопорядок, надолго здесь задержится. Кто будет честно отбывать наказание, будет отпущен домой. С левой стороны пруда расположены землянки, в них и будете жить. Кто захочет лучших условий проживания, тот заготовит ковыля в достатке, вот вам и тепло, и обогрев. Другого здесь ничего нет. Желающих сбежать, расстреливаем на месте без суда и следствия.
Каково было горе Никиты, когда вечером прибыла еще одна партия осужденных и среди них он увидел свою жену, любимую, дорогую, несчастную Марфу. Она за время пути сгорбилась, заметно постарела, хотя ей было всего пятьдесят. Никита обнял Марфе, крепко прижал к себе и впервые в жизни своей всхлипывая по женски плакал, пуская дорогую для Никиты мужскую слезу. Не дожидаясь темноты пошла в выбранную им землянку, крытую отходами деловой древесины и наспех приваленную кучей земли для сбережения тут дорогого тепла. Хохлов с Катковым сразу же начали обдумывать побег.
-Жить здесь до сроку выдержать невозможно, тем более с Марфой. Будем приглядываться, когда же наиболее удачно будет уйти куда - либо. Руки есть, ноги есть, работа любит трудоголиков, а мы с тобой именно к этой среде и относимся.
Смотрящим назначили молодого парня в звании лейтенант органов НКВД. Красивенький по детски парень стал пытаться заговорить с Никитой. Уж чем он ему пришелся, сказать трудно, но что точно, он был расположен к Хохлову, хотя это запрещалось их правилами поведения с осужденными. Марфа не выдержала вредоносности воды из пруда и условий проживания в землянке, вскоре сильно заболела и умерла. Тяжело перенес Никита расставание с женой. Все время просил у нее прощения, оправдываясь тем, что он - именно он повинен в ее смерти.
-Не работал бы так много, глядишь и жизнь повернулась бы иначе к нам. Но теперь поздно. Господь убрал Марфу от страданий скитальческой жизни в Казталовской степи.
Теперь у него другой мысли не было, кроме побега. Днем к Никите снова подошел молодой лейтенант и как - то латентно спросил его:
-Вы что же оказались здесь, такой коренастый, умный и приветливый мужчина?
-Так сложилось. За труд я наказан. За большой труд и не иначе. Разве нельзя было на селе создать коллективное хозяйство, при этом оставить нас, как мы работали, так бы и работали. Хлеб то мы выращивали не для немца или американца, все поедалось в самом селе до крошки. Вот и был бы наглядный пример, кто успешнее работает - колхоз или я. Мы же не враги Советской власти были, скорее наоборот - подспорье ей. А ты откуда родом, сынок?
-Из Можайска.
-О... моя дочка Мария там проживает.
При случае говорили о том и о сем. Даже адресами дочери Марии и лейтенанта поменялись, мало ли чего, может удастся встретиться. Предстоящая ночь была самой тяжелой. Односельчане решили к полуночи покинуть лагерь. Все вроде бы удалось и только в километре от ссыльного лагеря чуточку вздохнули.
-Нам бы до первого пути железнодорожного, а там ищи свищи, а нас птичкой звали.
Путей достигли к утру. Издали показалась точка вдали , она тихо передвигалась по линии, приближаясь к беженцам. Спрятались в сухостой травы. Оказалось, это дрезина, она вручную быстро приближалась, уже не оставалось времени скрыться. Дрезина остановилась, из нее спрыгнули два офицера и вскоре настигли беженцев. Майор бежал за Катковым, а лейтенант за Хохловым. Каково было чудо, когда в стреляющем офицере Никита узнал того лейтенанты. Раздались поочередно несколько выстрелов. Никита понял, что конец его страданиям пришел. Почувствовалась горячая кровь из уха. Никита лежал на земле не понимая, что же дальше будет? Вскоре раздались удары дрезины о стыки рельсов, затем они ускорили темп и погасли вовсе. Никита повернулся, жив. Встал и пошел искать Каткова. Его давний друг лежал в двухстах метрах от него, не придавая признаков жизни. Выкопал яму куском доски, что нашел на путях. похоронил спутника страданий как мог.
-Не обессудь, мой верный и дорогой друг.
Воткнул дощечку к холмику и поспешил к путям. Вскоре надежды оправдались. Проходил поезд. Как тому быть, притормозил, этого хватило Никите, он ловко запрыгнул на последний вагон. Было холодно, даже слишком. То ли от нервов, то ли на самом деле. Держась за поручни Никита понял, что это успех. Поезд прибавил ходу, Никита стоял на площадке, немного дрожал, но молился и молился в знак благодарности за спасение Богу.
-