На участке в пару сотен метров началось наступление нашего штрафного батальона. Орудия отработали по немцам двадцать минут и замолкли, как бы напоминая, что теперь бывшие полковники и лейтенанты, разжалованные до рядовых, могут рассчитывать только на себя. Гитлеровцы не спешили открывать ответный огонь, видимо, хотели подпустить иванов поближе. А наши затеяли неприцельную и бесполезную стрельбу, пригодную разве что для приглушения собственного страха, наряду с только что употребленным внутрь спиртом.
Шквальный встречный огонь из нескольких обычных и крупнокалиберных пулеметов вперемежку с минометами начался внезапно. Большинство штрафников находились в этот момент посередине нейтральной полосы. И под таким плотным обстрелом не то, что двигаться вперед, а просто тихо лежать было тупо страшно. Мы с Архиповым оказались в небольшой балке, и прямо над нашими головами со свистом пролетали мины, а вееры крупнокалиберных пуль дробили воздух на бесформенные куски. Несколько бойцов, которые лежали здесь ещё со вчерашней атаки, представляли из себя слабое укрытие.
Кто-то из солдат не выдержал и бросился бежать назад, внезапно увидел нашу ложбину, но достичь укрытия не успел. Длинная немецкая пулеметная очередь помешала этому. Он смог проползти пару десятков метров по направлению к нам, и мы за руки втащили раненого в наш овражек. Осмотрев его пробитую в нескольких местах шинель, я понял, что этого бойца уже ничего не спасет. Мы даже не успели его перевязать, а он пробормотал что-то вроде «...наконец искупил кровью, отправьте меня в госпиталь...» и больше не шевелился.
Меня охватило чувство безнадежности. Продвигаться вперёд под таким плотным огнем не представлялось возможным. В то же время я понимал, что приказа на отступление мы вряд ли дождемся. Атаку штрафников отменяли очень редко, потому что в броске грудью на немецкие крупнокалиберные пулеметы и был смысл нашего нахождения здесь. Но сегодня я ошибся в своих предположениях, и несколько часов жизни сверху уже имеющихся были нам дарованы командованием. Похоже, командиры решили сохранить хотя бы треть роты для нового наступления, вместо того, чтобы остаться совсем без войска. Однако вернуться ползком в свою траншею мы с Архиповым смогли только с наступлением темноты, насквозь промокшие и грязные от октябрьского холодного дождя, который увлажнял воздух над полем боя весь день.
Боец штрафного батальона Василий Малый. "Еще несколько часов жизни."