"Жена, облечённая в солнце." Часть 19.
Машка стянула платок с головы и распахнула куртку на груди. Из-за того, что я ее слегка переутеплил на выходе из дома, девчонка уже сорок минут не могла остыть после поездки на велосипеде. Единственный глоток горячего чая даже выбил несколько капелек пота из ее верхней губы.
Спину Машки подпирал валун, а сама она сидела на туристическом коврике и разглядывала море, начинавшееся в паре метров от ее ног. Между мной и девчонкой у ее правой руки на земле стояла чашка от термоса с чаем, от которого медленно к низкому небу поднимались белые клубы пара. В окно меж облаков над свинцовой рябью моря глянуло северное солнце. Девчонка сразу зажмурилась, подставив лицо его лучам. В девятнадцать лет ей ещё можно было не переживать о морщинках в уголках глаз.
Вскоре окно в небе закрылось, студеный северный ветер скользнул по лицу Машки и она зябко вздрогнула.
- Леднев, - сказала девчонка, посмотрев на меня, - ты так часто оглядываешься на велосипеды, будто боишься, что их кто-то может украсть. У тебя шея не заболит от этого?
Я рефлекторно было дернул головой в сторону двухколесных коней, оставленным за можжевеловыми кустами, но сдержался в последний момент. Велосипедам в десяти метрах от нашей импровизированной стоянки и впрямь почти ничего не угрожало. На Соловках все друг друга знают и взятая без спроса, даже понаехавшим туристом, чужая вещь моментом вызовет много вопросов. Если только до того, как эта вещь попадется кому-либо на глаза, ее не утопят в болоте.
Чуть дальше за велосипедами, на которых мы с Машкой катались целый час по Соловецким тропинкам, лежал знаменитый Переговорный камень. Пять минут назад с камнем и с нами распрощалась группа православных паломников, с которыми я и Машка ходили на Анзер и в одном из тамошних скитов нечаянно заночевали. Машку группа во главе с экскурсоводом признала за свою, слегка отбившуюся от стада овцу, и позволила даром прослушать историю о том, как православные на Соловках славно повоевали с англичанами в Крымскую войну.
Вместо паломников сейчас на Переговорном камне позировала большая чайка.
- Допивай чай, - сказал я своей спутнице. - Ты ведь только что от жажды едва не помирала.
- Горячий очень, - пожаловалась Машка, - ты ведь не взял мне холодную воду и я не могу его разбавить. Теперь нужно ждать, когда чай остынет.
- Ого! Какой я барыней обзавелся, - хмыкнул я. - Могла и сама о воде побеспокоится, когда мы были дома.
- Леднев! Ты ж меня чуть ли не пинками выгнал из квартиры! Хватай мешки - вокзал уходит, - буркнула девчонка, подув на чай в чашке. - Слава Богу, пописать дал на человеческом толчке, а не отправил сразу в придорожные кусты к звенящим над ухом комарам.
- Хочешь сказать, Лёвин рассказ о Переговорном камне тебе не понравился и мы зря сюда приехали? - спросил я.
- Нашего экскурсовода Лёву можно заслушаться. Чистый соловей, - призналась Машка. - Зря только мы сперва от монастыря мчались сломя голову за его группой, а потом сделали лишние километры в том же темпе, когда группу обогнали на полпути к Переговорному. У меня теперь вся спина мокрая. И ты не разрешаешь мне скинуть куртку. Будто я ребенок, а ты мой заботливый отец.
- Без куртки вмиг простудишься, - сказал я. – СеверА, как-никак.
- О чем и речь, - Машка тяжко вздохнула: - папаша.
- Сама предложила прокатиться наперегонки, если я дам тебе фору, - бросил я ей.
- Знаешь ведь, что я - малолетняя дура, - отозвалась девчонка. - Мог бы поддаться или вообще отказаться от гонки.
- Тогда бы ты сейчас ныла, что я или слабак, или зассал с тобой соревноваться. А так, Маш, ты только благодушно ворчишь на жизнь и мокрые портки. Вот вернемся домой, ты сходишь в душ, вставишь свое тельце в чистое исподнее, отобьешься в постельке без задних лапок и не будешь меня домогаться до утра. По-моему, это самый лучший вариант на текущий момент.
- Я ... его ... домогаюсь! Еще чего выдумал, - еле слышно фыркнула себе под нос Машка и отхлебнула из чашки. Видно, жидкость в чашке уже подостыла, и Машка быстро вылакала чай, а затем позволила мне налить ей вторую порцию.
- А где спасибо? - спросил я, пряча термос в свой рюкзак.
- Благодарствую, мой господин, - сказала Машка. - Напомни потом, чтобы я тебе в ножки поклонилась, а то мне сейчас лень вставать. Кстати, я видела, что ты брал печеньки. Не отсыплешь жменю-другую молодому организму, пока не застегнул рюкзак?
Вытащив пачку галет из кармана рюкзака, я кинул ее на колени девчонки. Она перекрестилась, шустро вскрыла пачку и положила несколько галетин в чай.
- У тебя есть с собой ложка, - произнесла девчонка, задумчиво глядя на то, как галеты расплываются на поверхности чая.
- А ты их ручками попробуй достать, - предложил я ей. – Или клювом.
- Леднев, гони быстрее ложку! – требовательно заявила Машка, протянув руку ко мне, но продолжив наблюдение за ускорившейся трансмутацией галет. – А то все превратится в кашу. Я же кашу не хочу!
Пришлось уважить просьбу моей спутницы. Завладев ложкой, она зачерпнула первую порцию жижи из галет с чаем, на всякий случай подула на нее и понесла ко рту. Но тут голову девчонки посетила заковыристая мысль, отчего ложка так и замерла на полпути ко рту. Машка неподвижно думала мысль секунд десять.
Ложка с остывающей жижей цвета беж и девчонка с взглядом, устремленным в какие-то метафизические дебри!
В общем, почти картина Репина «Приплыли».
Несколько раз перевернув свою мыль с головы на ноги, Машка рассмотрела ее со всех сторон. Во время анализа она на автомате начала сёрбать жижку из чашки. Вскоре показалось дно. Осознав окончание перекуса, девчонка передала ложку и чашку мне. Затем она аристократично вытерла рот одноразовым платком, повернула голову в мою сторону и родила:
- Прикинь, Леднев, я никогда не думала, что между обстрелом Соловецкого кремля и переговорами архимандрита Александра на этом месте с англичанами помещается целый год Крымской войны. Практически вся осада Севастополя! Получается, одно событие относится к ее началу, а второе – к ее концу. Мне-то до рассказа Лёвы о Переговорном камне и о том, что с ним связано, казалось, будто это произошло почти одновременно. Типа вчера оголодавшие англичане пришли под стены монастыря и начали его обстреливать. А получив несколько ядер в ответ, они ушли на Зайчики в поисках добычи по зубам. Назавтра же, когда поняли, что еды мало, вернулись и попытались начать переговоры на месте, где мы сейчас сидим.
Отметив появление новой группы туристов у Переговорного камня, я отделался банальной фразой:
- Век живи – век учись.
- А еще Лёва сказал, - продолжала делиться своими откровениями девчонка, - что по словам англичан именно русские спровоцировали… - Тут девчонка слегка запнулась, подбирая слова. – Спровоцировали бомбардировку Соловецкого кремля в 1854-ом году. Типа архимандрит Александр нарочно своим приказом начать стрельбу из пушек монастыря по английским кораблям сам заварил всю кашу. И потом из этого эпизода русские раздули пропагандистский пузырь: «Английские христопрадавцы, стреляя по православным крестам, покусились на Святое!»
- Почему бы и нет? - Я меланхолично пожал плечами. - Англо-французский отряд кораблей в 54-ом году пришел в Белое море, слабо представляя, что он здесь собирается делать. Отряд немного побыковал, пострадал боевым поносом, а потом нарвался на человека, который хоть и пошел по стопам своего отца-священника, но в душе, наверно, всю жизнь мечтал вести за собой полки в бой. Не зря же архимандрит Александр в свое время выпросил себе место полкового священника. Кстати, такой разносторонний человек, как он, вполне мог разобраться в том, что именно пытаются англичане сообщить ему флажками, и что первые выстрелы эскадры не были началом бомбардировки монастыря, - я почесал затылок. - Но произошло, то что произошло. И как результат - через год, в компанию 55-го года, уже никаких обстрелов Соловков не случилось. Ограничились лишь переговорами, в которых архимандрит по факту послал англичан в долгое эротическое путешествие.
- Ты так буднично говоришь об использовании провокации священником для достижения нужного результата, будто для тебя провокация - норма, – сухо заметила Машка, выслушав мой спич. Она запахнула на груди куртку и вновь уставилась в морскую даль.
- Какая у тебя тонкая душевная организация, Маш, - сказал я…