Меня часто обжигает обида, когда я слышу разговоры о том, что якобы многие из отслуживших в Афганистане парней вернулись наркоманами, с надломленной психикой и разными другими отрицательными качествами. Были ли там у нас эти проблемы? Если однозначно сказать «нет» — значит погрешить перед совестью. Если же сказать категоричное «да» — значит незаслуженно обидеть своих боевых товарищей.
Дело в том, что вопросы, связанные с употреблением «чарза», неуставными взаимоотношениями, время от времени ставились на повестку дня. Но, подчеркиваю, время от времени. Не систематически.
Попробую коротко пояснить. Кто знаком с обычаями этой страны, тот знает, что мужчины-афганцы спиртных напитков, как правило, не употребляет. Во всяком случае, та их часть, которая верит в Аллаха и соблюдает все обычаи. На торжествах мужчины собираются в отдельной комнате, едят приготовленную пищу и курят. Но курят не простой табак, а такой, в который добавлен «чарз» — наркотик, туманящий сознание, облегчающий мысли и уводящий от проблем.
По этой причине «чарз» распространен в Афганистане. И в таком случае у кого-нибудь да возникает соблазн его попробовать. Из личных бесед со многими военнослужащими, как во время службы, так и, главное, после их увольнения, я для себя сделал вывод, что по одному разу «чарз» пробовали около половины курящих. А курящими в моем батальоне были далеко не все. Не курили, например, те, кто ходил в горы на боевые действия. Вместо сигарет они получали сахар.
Пробовали «чарз» от 5 до 10 раз процента три из числа курящих. А систематически курили наркотик единицы, причем не в каждом подразделении. И при хорошей постановке разъяснительной работы, как правило, получались соответствующие результаты.
Следующей проблемой, которая отнимала много времени, была проблема формирования коллективов, создания в них доброжелательной обстановки и исключения неуставных взаимоотношений. Последние для нас представляли особую опасность. Стоит только представить замкнутую среду сторожевой заставы, отрезанной от внешнего мира, с многочисленными ежедневными проблемами, с большим количеством оружия у всех, с постоянными обстрелами и нападениями, чтобы понять — почему.
Одной из провоцирующих неуставные взаимоотношения была проблема приготовления пищи на заставе. Занимался этим повар, а вот мыть посуду нужно было всем по графику. Так вот, нарушение этого графика и становилось проявлением неуставных отношений.
Другим проявлением было умышленное изменение времени несения службы на посту. Стоять в карауле с 7 до 9 часов утра — это одно, а с 11 до 15 часов — это уже другое. В это время жара доходила до плюс 58 градусов, и понятно, что желающих стоять на посту при таком пекле было значительно меньше, чем с утра, по холодку. Часто ли эти нарушения были? Скажу честно: с проблемой мытья посуды мне приходилось разбираться в батальоне что-то около пяти раз за два года. Но, учитывая то, что я не всегда обо всем знал, возможно, это было чуть почаще. С подменой графика дежурства сталкивался дважды, причем на очень серьезном уровне, с привлечением комсомольской и партийной организаций, с неприятными последствиями для всех виновных.
Расскажу еще об одной типичной ситуации. После года службы я приехал в отпуск в маленький районный центр Сибири. Буквально на второй день слух о моем приезде уже дошел до родителей ребят, служивших в Афганистане. И пошли ко мне ходоки. Спрашивали, уточняли, рассказывали каждый о своем единственном и самом дорогом сыночке. Родители есть родители. Один из отцов, ведя разговор о своем сыне, с гордостью подчеркивал, что он уже старшина. Двое из сыновей приехавших ко мне родителей служили в десантной части Востротино, и я пообещал найти их и передать им небольшие посылочки.
По приезде в Баграм я в тот же день поехал разыскивать своих земляков. Но, несмотря на все мои усилия, одного из них я найти не сумел. А когда начал спрашивать о нем второго своего земляка, Андрея Шатуло, то выяснил, что никакой он не старшина, о работает на банно-прачечном комбинате и поэтому прячется от меня, стесняясь подойти. А в горы его не берут потому, что он через несколько километров «умирает» — силенок нет. Теперь мне стало все понятно: почему он не захотел со мной встретиться.
Вероятно, самым страшным наказанием в Афганистане в боевых частях было то, что солдата по разным причинам не брали на боевые действия. А чаще всего такими причинами являлись физическая слабость и безволие. И тогда таких солдат окружала стена холодного отчуждения. Это и могло породить самые настоящие неуставные взаимоотношения: «Эй, ты, на боевые не ходишь, сбегай-ка за сигаретками, принеси водички, зашей гимнастерку...»
Вариантов множество. Подобные ситуации требовали большого внимания от командования и правильно поставленной воспитательной роботы. И подавляющее большинство солдат выполняли свой воинский долг честно. Так в итоге получилось и с моим земляком. Когда я уезжал по замене в Союз, то заехал к нему проститься. Но в полку его не оказалось: он был на боевых действиях.
Понравилась статья? Поставь лайк, поделись в соцсетях и подпишись на канал!