Найти в Дзене
Книга ПодСказок

Юморески-миниатюры

Из книги Бориса Шагаева "О театре и не только" "Сорок девять дней отмечать не будем" У именитого поэта сдохла любимая собака. Он решил похоронить ее по-человечески, не выбрасывать же на помойку. Сам он не мог рыть яму - звание, почтенный возраст... Неудобно, одним словом. Решил пригласить "босяков", которые крутятся с семи утра у гастронома. Те сразу согласились, зарыли собаку честь по чести. Мэтр дал сто руб­лей. "Босяки" были в ударе. На пять бутылок безакцизки и еще на закусь хватило. Через семь дней "босяки" пришли к мэтру домой. "Что, ребята?" - спросил народный поэт. "Сегодня семь дней, как похорони­ли собаку", - сказал усатый. Мэтр молча вошел в дом и через некото­рое время вынес пятьдесят рублей, сказав при этом: "Сорок девять дней отмечать не будем!" - и, держа гордо голову, удалился. Дефолт Шомпу использовал большую коробку спичек целый год. Он за­ставлял семью зажигать газовую плиту использованными спичка­ми. В туалете, на полочке, в коробке, лежала гора окурков. Молоч­ну

Из книги Бориса Шагаева "О театре и не только"

"Сорок девять дней отмечать не будем"

У именитого поэта сдохла любимая собака. Он решил похоронить ее по-человечески, не выбрасывать же на помойку. Сам он не мог рыть яму - звание, почтенный возраст... Неудобно, одним словом. Решил пригласить "босяков", которые крутятся с семи утра у гастронома. Те сразу согласились, зарыли собаку честь по чести. Мэтр дал сто руб­лей. "Босяки" были в ударе. На пять бутылок безакцизки и еще на закусь хватило. Через семь дней "босяки" пришли к мэтру домой. "Что, ребята?" - спросил народный поэт. "Сегодня семь дней, как похорони­ли собаку", - сказал усатый. Мэтр молча вошел в дом и через некото­рое время вынес пятьдесят рублей, сказав при этом: "Сорок девять дней отмечать не будем!" - и, держа гордо голову, удалился.

Дефолт

Шомпу использовал большую коробку спичек целый год. Он за­ставлял семью зажигать газовую плиту использованными спичка­ми. В туалете, на полочке, в коробке, лежала гора окурков. Молоч­ную пустую тару обмывал водой и выливал в чай. И мыть не надо, и молоко зря не пропадало. Прищепки, которые находил на улице, приносил домой. Не покупать же прищепки. Их накопилось штук триста. Бумажной оберткой после использованного масла обтирал туфли. Сапожный крем не покупал. После получки Шомпу садился за стол и калькулировал, сколько тратить каждый день. Он умуд­рялся сэкономить какие-то крохи. И за некоторое время Шомпу на­копил дочке ко дню совершеннолетия небольшую сумму. Он обе­щал. Двадцать восьмого августа 1998 года решил снять с книжки и подарить ей. И тут ударил гром... Грянул дефолт.

От и До

В Ялте, на улице Дражинского, которая ведет к дому отдыха "Ак­тер", я снял угол на неделю. Хозяин работал в магазине "Продукты" разнорабочим. В одиннадцать часов дня он приходил домой на бро­вях и бессвязно орал.

- Как море? - спрашивал я.

- От и до! - отвечал хозяин.

- В магазине пиво есть?

- От и до!

- У тебя жена, дети есть? - продолжал я.

- От и до!

За неделю общения хозяин кроме "от и до" ничего больше не вы­дал. Когда я уходил, "От и До" долго на меня смотрел и как будто хотел спросить, куда я теперь. "В дом отдыха "Актер", буду загорать", - ответил я на немой вопрос хозяина. "О-о-о-от и до!" - и он ушел в дом. В доме отдыха я встретил старого знакомого актера из Саранс­ка Славу Акашкина и рассказал о хозяине. "А-а-а, От и До! - смеясь, сказал Слава». «Помнишь, когда продавали водку с одиннадцати?... Так вот, стоит От и До с собутыльником у столба, а наверху был динамик, который гремел на всю площадь. И по динамику сказали: «Передаем полонез Огинского». От и До говорит собутыльнику: «Слышь, по радио передали – «половина одиннадцатого». Пока дой­дем, магазин откроется».

Меня все знают

Было это в 1936 году. Раньше редко ездили по городам. Это сей­час самолеты, поезда, автобусы. И стар и млад разъезжают по белу свету. А тогда... К сорока пяти годам Манджи в первый раз с трудом выбрался в Астрахань за очками. Глаза стали никудышные. Первым делом поехал на Калмбазар. Купил семечек, воблы, английских бу­лавок, детям конфеты-подушечки и десять пачек махорки. Очки так и не купил. Приехав в свой хотон, Манджи сразу пошел к сельмагу, где вечно толпился народ. На крыльце сидели старики, в тени играли в альчики пацаны. Манджи подошел к старикам, поздоровался, дал махорки и, заложив руки за спину, стал ходить перед старцами и, при этом вздыхая, повторял: "Фуф, надо же, фуф, надо же!" Кто-то из ста­риков спросил:

- Что случилось, Манджи?

- Приезжаю я в Ядряхань на базар, все меня знают! - остановив­шись, громко сказал Манджи.

- Как? - с усмешкой спросил старик с трубкой.

- Хожу по базару, а мне кричат: "Манджик, помоги бочку с селед­кой поднять!" "Манджик, купи воблу!", "Манджик, купи веревку!" Все меня знают!

Старики удивились. А сопливый пацан, игравший в альчики, вдруг засмеялся и сказал: "А там всех калмыков Манджиками зовут!"

Гуси спать не дают

У Бамбы появились гуси. И по ночам они все разом гоготали. Со­сед Шомпу тихо возненавидел гусей и Бамбашку. "Тоже мне капиталист! Русскую скотину завел! - ворчал Шомпу. - Я буду ни я, если не уничтожу их!"

И однажды Шомпу пришла мысль. К вечеру он угнал гусей в даль­ний овраг, насыпал овса, чтобы гуси не орали, и пришел домой. Ночью пришел Бамба и начал жалиться и горевать о пропавшей птице. "Украли, точно украли! Но я могу найти их, но только при одном условии, половину отдаешь мне", - сказал Шомпу. "Да ты что, Шомпу?! Грабишь среди бела дня!" - ужаснулся сосед Бамба. "Чего я граблю, если ничего нет", - тихо возразил Шомпу. "Ладно, согласен", - уступил Бадма.

Ночью Шопму придушил гусей и притащил домой, а утром рано пригнал остальную половину. "Всю ночь искал, замотался с твоей скотиной! Орут как черти! " – ворчал Шомпу. "Спасибо тебе! Это не скотина, а птица", - лепетал Бамба. "Давай половину, как был уговор", - сказал Шомпу. "Забирай", - промямлил Бамба и погнал в сарай одного гуся. Другого гуся забрал Шомпу. Вечером Бамба забил последнего гуся, и на этом закончилась гусиная эпопея.