Это случилось, когда я работала на телевидении – делала о заказу одного канала программу «Частная история».
Мне позарез нужно было снять народную артистку России Людмилу Максакову на репетиции тогда еще только зарождающего спектакля "Евгений Онегин". Людмила Васильевна в раздумьях сказала: "Вряд ли Римас разрешит. Даже если я попрошу. Он не любит, когда на репетициях посторонние".
Наша съемочная группа впала в уныние. Решили: мы все равно будем снимать Максакову в интерьерах театра Вахтангова в то время, когда в малом репетиционном зале Римас Туминас будет репетировать "Онегина". А там посмотрим...
Завлит театра, которая симпатизировала нашему оператору (он снимал здесь уже не первый раз), удалось уговорить главного режиссера. "Десять минут. Он разрешил только 10 минут! Не подведите!" - напутствовала нас главлит.
Римас Владимирович стремительно шел по фойе. Торопился на репетицию. Недобрым взглядом глянул на нашу аппаратуру, остановился. Я поздоровалась и что-то проблеяла про то, что репетиции люблю больше самих спектаклей. От волнения мой голос дрожал. Он усмехнулся в усы...
Мы снимали два часа, столько времени шла репетиция. Режиссер был так увлечен процессом, что про нас просто забыл! Туманис вел себя совсем не так как обычно ведут себя главные режиссеры. Сидел тихонько в кресле и тихим голосом давал указания. Но в зале стояла такая тишина, что даже если бы он шептал - его все слышали.
Потом я смотрела "Евгения Онегина" из зала. Как удалось режиссеру бережно сохранить текст Пушкина и создать совершенно гениальное театральное представление? Кто знает!
В этом - загадка всех великих режиссеров.